Крис Вудинг - Ускользающая тень
Но особенно привлекают внимание зубы — длинные, острые, словно звериные клыки. Хааду — раса сугубо плотоядная. Предпочитают охотиться и пожирать добычу на месте. Ещё едят умерших и убитых врагов, но это у них церемониальное.
Надзиратель совершает обходы каждую смену в одно и то же время. Единственное, что у нас тут происходит четко по расписанию. Надзиратель выходит из своих покоев, находящихся высоко под потолком, спускается вниз и ходит среди нас с ленивым и властным видом. Одет всегда опрятно. Для гурта он высокий, спину держит прямо, белые волосы зачёсаны назад от висков. В кузнице сохранить униформу в безупречном состоянии сложно, но надзиратель старается как может. Охранники обращаются к нему «надзиратель Арачи». Когда хочет, говорит на хорошем эскаранском, но до разговоров с заключёнными нисходит редко. Эти обходы — скорее формальность. Ни разу не видела, чтобы надзиратель что-то делал — только постукивает пальцем по агрегатам и бормочет что-то вроде «хороший металл, крепкий». Охранники в его присутствии ведут себя смирно, но за глаза смеются и выдумывают прозвища. Его важная походка их смешит.
Впрочем, сами охранники тоже не перетруждаются — всё больше стоят без дела и болтают. За нами следят не слишком пристально. За всеми, кроме кузнецов. Ведь здесь и оружие делают, а значит, надо следить, чтобы готовые клинки не попали в руки заключённым.
В этот раз надзиратель не один. С ним четверо охранников и мужчина в тяжёлых чёрных перчатках и покрытом копотью халате, нижнюю часть лица скрывает маска. Смутно припоминаю, что видела его, когда пребывала в сонном дурмане.
Останавливаются рядом со мной. Мужчина в маске указывает на одного из молодых людей около топки, того, что с уныло висящими тёмными волосами. Двое охранников скручивают его, остальные выхватывают клинки и оттесняют других заключённых в сторону. Молодой человек бледнеет и начинает кричать. Один из заключённых сжимает в руках лопату и рвётся ему на выручку, но товарищ преграждает ему путь. У него самого челюсти плотно сжаты от гнева, но он понимает: вмешаться — значит подписать себе смертный приговор. Поблизости ещё десять охранников, все с мечами.
Один из них бьёт сопротивляющегося заключённого рукояткой по голове и оглушает его. Несчастного утаскивают. Мужчина в халате окидывает нас взглядом и уходит.
Смотрю на хааду. Тот замечает моё недоумение.
— Это один из врачевателей гурта, — поясняет он. — Они забирают у заключённых органы.
В камере Чарн снова избивает Фейна. Все молчат. Чарн мужчина крупный, самый сильный из всех, такого врага наживать не следует.
Я лежу с закрытыми глазами, но, несмотря на изматывающую усталость, отключиться не могу. Фейн не идёт у меня из головы. Сначала слышу крики боли, потом приглушённое поскуливание — парень пытается сдержать плач, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Свернувшись на тёплом влажном камне, пытаюсь отделаться от своих мыслей, но безуспешно.
Неудачный вышел оборот. В первый раз пришлось заговорить, и как раз из-за этого парня. А хуже всего, что он обратился ко мне с просьбой. Попросил о помощи. Ну почему меня не оставят в покое? У меня ничего нет, и мне ничего не надо, потому что знаю — лучше вовсе не иметь, чем иметь и потерять.
А Фейн всё плачет. Он ведь уже не ребёнок, а почти мужчина. Неужели до сих пор сдерживаться не научился? Когда же он, наконец, замолчит?
И вдруг замечаю, что я тоже плачу. Чувствую на щеках прохладные солёные капли. Но не издаю ни звука — просто лежу, съёжившись в темноте камеры, и тихо лью слёзы.
Жду, пока успокоюсь, потом поднимаюсь и шагаю к Чарну. Один из его приятелей замечает меня и встаёт. Чарн и второй приятель — тоже. Остальные оживляются, их тёмные тени в углах зашевелились. Они в первый раз видят, что я предприняла какое-то активное действие. Моего имени тут никто не знает, поэтому кое-кто прозвал меня «тень». Так же называют и чёрных призраков, печально скользящих по кладбищам Банчу. В других обстоятельствах я бы посмеялась. В моём ремесле слово «тень» тоже в ходу, хоть и употребляется в другом смысле. Но теперь я уже не сливаюсь со стеной.
Друзья Чарна ниже его ростом, однако крепки и коренасты, а у одного, судя по всему, хорошая реакция. Все приготовились к стычке. Чарн скрещивает руки на груди и усмехается. Страха он не показывает, но на самом деле нервничает. Сразу видно. Свет факелов не падает на их лица, они погружены в полумрак.
Все готовятся к словесной перепалке. Драться не собираются. Чарн привык, что он самый сильный, поэтому ждёт, что я с постараюсь с ним договориться. Все эти их мужские штучки — авторитет, сила, лицо, которое надо сохранить… Но я не мужчина и в их игры не играю. Поэтому сразу начинаю действовать.
Первым делом нападаю на того, что с быстрой реакцией. Удар под нос, потом по ноге — вывих бедра обеспечен. Другой настолько ошеломлён, что даже шевельнуться не успевает. Бью его в лицо ребром ладони, потом — коленом в солнечное сплетение. Тот валится на землю, хватая ртом воздух. Ставлю ногу ему на спину и давлю. Раздаётся треск ребра.
Третий упал на колено, весь бледный от страха. Кажется, вот-вот завопит. На всякий случай бью его в челюсть. Похоже, сломала. Что ж, тем лучше донесу до них нужную мысль.
Чарн облизывает губы и отступает на шаг. Ударить меня боится. Если разозлюсь ещё больше, мало не покажется. С другой стороны, его единственный шанс — достать меня прежде, чем я достану его. Наконец Чарн набирается смелости и замахивается, но я ловлю его кулак в воздухе и ударяю в предплечье, прямо в нерв. Меня тоже так били, на тренировках в Академии. Боль ужасная. Подвижность восстановится нескоро. Чарн мужчина здоровенный, но визжит, как девица. Стыдно.
Зажимаю нос Чарна между пальцами и поворачиваю свое запястье. Слышу хруст хряща. Теперь Чарн орёт ещё громче, вырывается и падает на пол, прижав руки к лицу. Это ему за то, что он хотел со мной сделать, пока я была без сознания, говорю себе.
Тут на меня что-то находит, и отстранённость развеивается окончательно. Меня переполняет нечто свирепое, бурное, пламенное. Гнев. Но не на Чарна, а на себя. За то, что не смогла спасти мужчину, которого любила. Потому что позволила взять себя в плен. Потому что ничего не смогла поделать — в очередной раз.
Стою над мужчиной, который хотел меня изнасиловать. Он повержен. Весь мой боевой дух улетучился. Я своего добилась.
Чарн встаёт на колени, и я бью его снова. Сначала — вполсилы, но неожиданно это доставляет мне непонятное удовольствие. Второй удар сильнее. Чарн сразу валится на пол. С размаху пинаю его в живот. Чарн морщится, ноет, стонет. Даже уползти не пытается.
И вот эта его покорность доводит меня окончательно. Сдался, тряпка! Окончательно теряю над собой контроль. Обрушиваю на него град ударов, бью руками и ногами куда попало. Чарн визжит, смутно замечаю брызги слюны и крови. Голосов охранников почти не слышно, хотя те что-то кричат мне сверху.
Вдруг Фейн опускает руку мне на плечо. Прикосновение мягкое. Он даёт мне понять, что не враг. Силой бы меня никто остановить не смог, но дружеский жест сразу успокаивает.
— Хватит, — тихо произносит Фейн.
Гляжу на окровавленного Чарна, валяющегося у моих ног. Гнев прошёл. Теперь вообще ничего не чувствую.
Охранники отходят, довольные, что беспорядки прекратились. Вниз лезть им лень.
Отхожу от Чарна и обращаюсь ко всем сразу. После долгого молчания голос звучит хрипло.
— Парня не трогать, — произношу я, возвращаюсь на своё место и тут же засыпаю. Стоны раненых мне спать не мешают. Не то что рыдания Фейна.
Глава 27
На следующий оборот охранники избивают меня до полусмерти.
Сижу, ем в столовой, и тут меня тащат на середину зала, а тарелка с кашей из спор и клубней летит в сторону. Я заранее слышала, как они подходят, но реагировать не стала. Позволяю себя забрать.
Наказание совершается на глазах у других заключённых. Меня швыряют на пол и со всей силы бьют короткими дубинками. Есть техники и мантры чуа-кин, которые помогают заглушить боль и отгородиться от происходящего. Но я их не использую.
Так мне и надо. За то, что не спасла Ринна.
Остальные возмущаются. Некоторые вскочили с лавок, охранники грозят им мечами. Слышу гневные крики, заключённые осыпают гурта оскорблениями. Причём на их языке — специально для таких случаев выучили. По столам из корневого дерева стучат каменными ложками и пустыми мисками. Повара замерли около котлов над центральным огнём и тоже стали наблюдать за происходящим.
К счастью, в лицо меня охранники почти не бьют. Все зубы на месте, ни одна кость не сломана. За это я им благодарна.
Когда избиение заканчивается, я впадаю в полубессознательное состояние. Меня куда-то тащат за руки. Во рту солёно-металлический привкус крови, всё тело пылает от боли. То отключаюсь, то снова прихожу в себя. Затем окончательно проваливаюсь в забытье, но из этого состояния меня выводят пощёчиной, и я вдруг оказываюсь в тёплой воде. Трепыхаюсь, захлёбываюсь, тону… наконец снова выныриваю на поверхность, и меня тошнит — наглоталась воды.
