Андрей Уланов - Автоматная баллада
А вот выглядывающая из-за его, Швейцарца, мотоцикла клетчатая кепка – это было и впрямь нечто удивительное.
Когда-то, давным-давно, Швейцарец возил с собой толстую цепь и здоровенный амбарный замок. Недолго – всего несколько месяцев. Затем он перестал возить цепь, а люди перестали приближаться к его машине ближе чем на три шага, и в последующие годы эта дистанция лишь увеличивалась.
Сейчас же он едва не перешел на бег. Но, пройдя несколько шагов, увидел торчащие из-под кепки уши, понял и оставшуюся часть пути отшагал прежним спокойно-размеренным шагом.
– Смотришь?
– Ага, – отозвался обладатель кепки, звонко чихнул и размазал носом по запястью очередное влажно-грязное пятно. – Твоя телега?
– Моя, – серьезно кивнул Швейцарец.
– Здоровская!
– Здоровская. Тебе девять или восемь?
– Годов? – обладатель кепки гордо выпятил грудь. – А вот и не угадал, не угадал! Семь полных и два месяца.
– Шляпа не жмет?
– Нормалек, – попытка мальчугана скопировать вальяжные нотки кого-то из старших заставила Швейцарца улыбнуться. – Самое то размер. И выглядит здоровски.
– Верю. Выглядит и в самом деле здоровски.
«Желтый с черным хорошо гармонирует, – мысленно добавил он, – и если ты когда-нибудь узнаешь, что означает слово „гармонирует“, скорее всего согласишься со мной.
Проклятие, – с неожиданной тоской вздохнул он, – неужели я когда-то тоже был таким? С такой же несуразно тонкой шеей, лопоухий… Интересно, что же подумал Старик, когда эдакое чудо вышло к ним из тайги? Он никогда не рассказывал…
…а я никогда не спрашивал».
– А ты, выходит… – мальчишка отступил на шаг и, наклонив голову, разглядывал Швейцарца. Смотрел с любопытством, без малейшей тени страха – так на него последнее время редко кто глядел.
На миг ему вдруг показалось, что малой похож на Пашу, Человека-Птицу. Бред, мистика – как, спрашивается, семилетний пацан может быть схож со взрослым, у него еще пять раз все черты переменятся! Но все же Швейцарцу пришлось моргнуть, прежде чем наваждение спало.
– Этот… ну, тот самый.
– Выходит, – Швейцарец неторопливо обошел мотоцикл и присел на корточки. – И входит.
– Ну тот… которого все боятся.
– Что, так страшно выгляжу?
– Не… – мальчишка дернул подбородком. – А вот когда я только подойти к мотику хотел, меня одна тетка за рукав схватила. Я вырвался и подбежал, а она забоялась. Крикнула пару раз и убежала.
– Это все репутация.
– Репа-чего?
– Ре-пу-та-ция, – четко выделяя каждый слог, повторил Швейцарец.
– А чего это значит? – немедленно спросил мальчишка. – Когда все боятся, да?
– Вроде того. Ре-пу-та-ция – это когда все боятся, даже если ты ничего не делаешь.
– Совсем-совсем ничего? – с явным недоверием переспросил обладатель кепки.
– Почти.
Отчего-то ему сейчас очень не хотелось отвечать на вопрос: что же включает себя это самое «почти». В особенности – использовать в качестве примера витрину с головами.
Глупость, конечно же…
– Слышь… а чего тебя кличут так странно?
– Странно – это как?
– Ну, непонятно. У всех если кликухи так кликухи: Черный, ну или Хромуля… брательника вон моего, – мальчишка махнул ладонью вдоль улицы, – все норовят Сплющенным прозвать… у него физия и впрямь будто дверью прихлопнутая. Меня раньше Занозой звали, а сейчас уже три дня как – Метр-Кепки, во! А у тебя заковыристое, с ходу и не выговоришь. Швец-и-чего-то-там…
– Швейцарец.
– Во. Швец, царь и еще ларец, – мальчишка засмеялся. – Нерусское, что ли?
– А ты про Швейцарию никогда не слышал?
– Не. А чего это такое? Район за горами?
– Примерно, – Швейцарец выпрямился. – Это страна.
– Страна? – переспросил Метр-Кепки. – Как до войны было, Союз, Америка и все такое?
– Да.
– Так их же тю-тю, – удивленно присвистнул мальчишка. – Батя говорит, что ни одной не осталось. Кого не закидали, те либо Зимой повымерзли, либо позатопляло их после.
– Может быть, – отозвался Швейцарец. – С подавляющим большинством именно чего-то из перечисленного и произошло. Но лично я склонен считать, что если у этого правила есть исклю… Говоря проще, я думаю, что Швейцария уцелела.
– Она что, вся такая самая особенная была, эта твоя Швейцария?
– Да.
– А чем? – тут же требовательно вопросил Метр-Кепки.
Вместо ответа Швейцарец расстегнул плащ. Вытянул из левой кобуры пистолет, выщелкнул обойму и рукояткой вперед протянул оружие мальчишке.
– Ух ты! Здоровско!
Пистолет немедленно был направлен на ближайшего прохожего, который вроде бы и не смотрел в их сторону, но при этом шарахнулся с предполагаемой траектории выстрела с внушающей уважение быстротой… и подпрыгнул, когда ствол со звучным «паф-ф» дернулся следом.
– Те самые, твои… слышь, а… правду говорят, что ты из них за двести шагов в глаз на выбор лупишь?
– Не знаю.
– Как не знаешь? – от удивления Метр-Кепки даже опустил пистолет.
– Никогда не пытался попасть из них за двести шагов в чей-нибудь глаз, – объяснил Швейцарец. – Тем более «на выбор».
– А-а-а…
– Смотри, – Швейцарец вновь опустился на корточки рядом с мальчишкой. – Видишь, на щечках рисунок: красный щит с крестом.
– Ага. И чего эта?
– Герб.
– Вроде как на старых монетах? Там рисунок хитрый: мяч и колосья вокруг… но у тебя красивше, – неожиданно закончил Метр-Кепки и вновь шмыгнул носом.
– Это герб Швейцарии. До войны считалось, что все сделанное там – всегда самое надежное и точное. Известнее всего были часы – знаменитые хронометры…
– О! Вспомнил! – перебил Швейцарца мальчишка. – Где я про твою Шве., эту саму., слышал. Как ты про часы сказал, сразу вспомнил. Мамка на батяню все время ворчит: ты, мол, над тикалками своими трясешься, словно они у тебя эти… швейцарские. Во, выговорил!
– Молодец.
– А у тебя, – жадно спросил Метр-Кепки, – небось и часы настоящие… ну, из этой Швейцарии?
– Нет, – спокойно солгал Швейцарец. – У меня часов нет вообще.
– Совсем?
– Совсем. Я просто никогда никуда не тороплюсь.
– И что, – насмешливо сказал мальчишка, – постоянно опаздываешь?
– Наоборот. Всегда успеваю.
Метр-Кепки недоверчиво мотнул головой.
– Так не бывает, – авторитетно заявил он. – Если ты говоришь, что часов не таскаешь, откуда узнаешь, вовремя пришел или нет?
– Просто. Я, – Швейцарец чуть повысил тон, – всегда прихожу правильно. А если меня кто-то ждет, значит, этот или эти кто-то пришли раньше, чем было нужно.
– А-а… – разочарованно вздохнул мальчуган. – Ну конечно, если ты большой и сильный, тебя ждать будут.
– Да. Потому я и сказал, что все просто. Ты тоже так можешь: стань большим и сильным, и тогда не ты будешь опаздывать, а другие будут приходить раньше времени.
– Хорошо бы, – Метр-Кепки вздохнул еще раз. – Да пока вырастешь… а сейчас мне домой бежать надо, а не то мамка разозлится и ка-ак всыпит…
Он с тоской глянул на пистолет в своей руке… провел пальцем по затейливой вязи насечки… снова вздохнул – и решительно протянул пистолет Швейцарцу.
– На, держи! А я побежал.
Он и в самом деле сорвался с места еще прежде, чем Швейцарец начал вставлять на место магазин, но уже через два шага резко затормозил, подняв при этом босыми ногами целое облако ныли, обернулся и, весело скалясь, крикнул:
– Слышь… а я так и не понял – чего тебя все боятся-то?!
Ответа он не ждал – выкрикнул и понесся дальше, ловко перепрыгивая через пробившиеся сквозь асфальт пучки остролистой травы.
САШКА
И тут – мать моя фреза! – я увидел Ее!
Это было, как выстрел в ночи, – вспышка, после которой слепнешь, глохнешь и перестаешь замечать все вокруг. Кроме Нее.
Аккуратная, чистенькая, она прямо-таки завораживала меня своими изящными очертаниями – не магазинная худышка, но и без всяких там пулеметных излишеств. Длинный ствол, пистолетная рукоятка, черная ребристая ствольная накладка…
Определенно, это было то, что люди называют любовью с первого взгляда. Именно так – едва увидев Ее, я понял, я ощутил, что мы созданы друг для друга, созданы, чтобы быть вместе. Я – и Она.
«АКС-74»и«М16А1».
Спутника же ее я удостоил куда меньшим вниманием. Да он и не выделялся ничем особенным, по крайней мере с виду. Обычный «АКМС», позднего, судя по красновато-коричневому цвету рукояток, выпуска, штык-нож примкнут. Последняя деталь меня в любой другой момент изрядно бы насмешила – на кого, интересно, его хозяин собрался бросаться в штыковую? – но в тот миг я мог думать только лишь о Ней.
Меня, словно закаливаемый клинок, бросало то в жар, то в холод. В одно мгновение казалось, что вот-вот – и ствол начнет оплывать, словно под лучами термоядерной, пятная землю горячими каплями. И тут же арктический, нет, космический холод стискивал меня со всех сторон.
Наверное, будь я человеком, то счел бы, что подхватил какой-то сильнейший вирус, из свежемутировавших… лихорадка мгновенного действия. Но у автоматов не бывает насморка, и чихать, и кашлять мы можем, только лишь «наевшись» отсыревших патронов.