Андрей Уланов - Автоматная баллада.
Обзор книги Андрей Уланов - Автоматная баллада.
1 Андрей Уланов Автоматная баллада.
Автор выражает глубокую благодарность участникам военно–исторического форума «ВИФ2НЕ» и особенно Борису, Седову, Максиму Попенкеру, Евгению Путилову и Александру Москальцу.
Оружие любит ласку, чистку и смазку, все остальное — фигня. Так говорил капитан Перовский, а он был умней меня.
Глава 1
Вот я — детище прогресса,
Магазин от «АКСа»,
Тридцать медных духов смерти
У меня внутри сидят.
Я без дела не скучаю -
В ствол патроны досылаю
И не знаю, не гадаю,
Кто в чье сердце полетит.
Для меня они — близняшки,
Все двойняшки да тройняшки,
Сколько их таких вот было -
Мне вовек не сосчитать.
Я — вершитель чьих–то судеб,
Я не знаю, что за люди
Примут гибель полной грудью
От моих пять–сорок пять.
Дмитрий Волжский
САШКА
Я слишком поздно заметил эту жабу. Вдобавок Сергей в тот момент держал слегу в правой, и пришлось сначала толкнуть его в бок, прямо в болотную грязь. И лишь потом стрелять, чувствуя, как каждое движение затвора захватывает добрых полcта граммов вонючей жижи. Жаба медленно падала на нас, смешно растопырив лапки и сверкая белыми крючками ядовитых клыков, пули прошивали ее насквозь, не успевая раскрыться, уносясь куда–то в низкое пасмурное небо — а я–то знал, какие это живучие твари, жабы–гребешки, и знал, что ни один жизненно важный орган мои пули пока не задели.
Наконец она тяжело плюхнулась в полуметре от меня, и я двумя пулями в упор вышиб из нее тот комочек студенистой дряни, который эта нелепость природы почитала своими мозгами, разнес, в ошметки превратил проклятую плоскую головку, — и над трясиной вновь повисла тишина.
— Вот ведь сука, — побулькал Сергей, вставая. Я не мог говорить, чертова жижа залепила буквально все, и лишь коротко кивнул в такт его движениям. — И ведь, главное, что обидно, ничегошеньки с этой твари полезного не взять! С паршивой белки и то… — он с размаху пнул тушку носком сапога, оттопыренные лапки рефлекторно дернулись — Сергей с воплем отскочил назад и едва не свалился с тропы.
Вообще–то он был не совсем прав — болотники охотно пользуются жабьим ядом, намазывая им наконечники самострельных дротиков. Только для этого надо уметь правильно вырезать железы, да и умеючи — без толстых перчаток, с одним ножом… пакостной возни минут на десять–пятнадцать. Не, нам такое сто лет не надо.
— Ноги, мля, промочил из–за нее… в сапог затекло. Во, мля…
«Сказал бы я, куда мне затекло, — зло подумал я. — До захода меньше получаса осталось, а до островка, если будем идти в прежнем темпе, минут сорок. А если еще и над каждой туевой жабой материться, так и все пятьдесят!»
— Ладно, мля, — выдохнул Сергей. — Щас все равно ни хрена не сделаешь… поползли, что ли…
И мы поползли.
По дороге к островку мы падали еще три раза, причем последний раз Серега при… приводнился? не, приболотился особо неудачно — на правый бок, плечом вперед, как раз туда, куда за пять минут до этого перевесил мой ремень. Срань господня… и мать моя фреза… я уже говорил сегодня, что чертова жижа была буквально везде? Так вот, в тот раз ни фига она не была везде, зато в этот забралась в такие места, о которых я уже черт–те когда забыл. И было той грязи до… короче, два раза «да ну его на хрен» и еще столько же!
— Ниче, Саня, — бормотал Сергей, придерживая меня правой. — Ща доберемся до островка, запалим костерчик, я тя разложу, устрою, гы–гы, тряпочный массаж, как в лучшем блядском салоне… еще чуть–чуть потерпи.
Я не отвечал — мне было хреново. Вернее, мне было не просто хреново — ко мне вплотную подбирался маленький полярный зверек зеленоватого оттенка. Зеленоватого, как эта проклятая жижа, которая теперь вытекала из меня… ох, как я счастлив, что Серега тащит меня сейчас в таком положении, что эта дрянь из меня хоть понемногу капает. Но все равно — господи, как мне хреново! Господи! Ну на кой ты придумал и сотворил болота?! А? Другого способа поиздеваться над людьми не нашлось? Ну и издевался бы себе… а я–то, я–то здесь при чем?!
Эх, если бы в этот момент мне на мушку попался тот проклятый старикан, который загнал нам с Серегой эту хренову карту, — блин горелый, пятьдесят пять патронов за нее отдали! Пятьдесят пять чистеньких, аккуратненьких, один в один автоматных патрончиков калибра семь зэпэтэ шестьдесят два, не моего калибра, а то бы хрена лысого он получил, а не патроны! Попался бы он нам сейчас — мамой–фрезой клянусь, высадил б в него полный рожок, не пожалел бы на гада! У–у–у… мля, не могу больше… утопите меня на хрен! Хочу тихо лежать на дне и раз в сто лет выпускать ма–ахонький пузырик, а потом снова засыпать на следующие сто лет.
И все–таки мы добрались до островка и упали с маху на влажную, похлюпывающую, но — черт ее побери! — твердую землю и минут двадцать валялись, как два трупа, без малейшего движения. Потом Сергей, кряхтя, словно столетний дед, поднялся, отволок меня чуть повыше, аккуратно прислонил к кривому деревцу и принялся рыться в мешке.
— Ща, Санек, — шептал он, — еще малехо потерпи… сварганю костерок… и сразу тобой займусь, лады?
Сам он тоже выглядел далеко не Аполлоном Бельведерским — так же как и я, весь, от макушки до пяток, измазан в грязи, оба сапога уже давно хлюпали на полболота, ладони ободраны о слегу. Но я твердо знал, что он не врет и, как только запалит костер и сможет видеть, что делает, он займется сперва мной, а лишь потом собой.
Потому что он, Сергей Шемяка по прозвищу Айсман, двадцати трех лет от роду, бродяга, «горелый следопыт» — человек. А я, «АКС–74», автомат. И я ему нужнее, чем он — мне!
КОВБОЙ
Если бы старший постовой знал это слово, он бы непременно сказал, что к ним приближается чоппер.
Однако старшой никогда не слышал про американских байкеров, равно как и про их любимые транспортные средства. Поэтому он ограничился плевком в дорожную пыль и обращенной к пулеметчику фразой:
— Колян, глянь, шо за хрень до нас ползет?
— Хрень, — вяло кивнул второй постовой. Ему было жарко, тоскливо и хотелось пить, а приближавшийся к блоку большой черный мотоцикл избавления от жары и жажды вовсе не сулил.
— Занятная, однако, хрень, — старшой, переломив обрез, несколько секунд сосредоточенно разглядывал медные кругляши гильзы, затем ловко выдернул из правого ствола патрон с мелкой дробью, вставив взамен картечный.
— Че–то она слишком тихая для ейных габаритов и скорости. Федькина колымага, так токо ручку тронь, ревет, аж на другом конце поселка куры бесятся.
— У Федькиного зверя двигло раздолбанное, — возразил пулеметчик, — и глушака нет.
— И черепа, — задумчиво добавил третий постовой.
— Да–а, — протянул старшой, глядя на подкатывающийся к блоку чоппер. — Башкень что надо.
Череп был укреплен над фарой и принадлежал он явно не травоядному. Как, впрочем, и не одному из ведомых постовому зверей. Похож на медвежий, но слишком вытянут впереди и клыки, клыки… клычищи. Из новых, видать, тварюка, свежевылупившихся. Ох, не приведи господь с такой повстречаться.
С другой стороны, сообразил старшой, кто–то уже повстречался с клыкастой зверюгой и, судя по трофею, небезуспешно.
— Эй, ковбой, — окликнул он мотоциклиста, — шо за башкень у тебя спереду привешена? А?
Позже старшой так и не смог объяснить своим подчиненным, что же побудило его назвать проезжего именно так: ковбой! Кое–какие воспоминания о киношных всадниках на горячих мустангах у него имелись, да вот незадача — на соратника Гойко Митича или Грегори Пека мотоциклист не походил совершенно. Длиннополый плащ из черной кожи, летный шлем с собольим хвостом и зеркальные очки — все это по совокупности позволяло незнакомцу претендовать разве что на титул наследника Зорро.
Прежде чем ответить, он снял шлем, повесил его на руль, спрятал в карман очки, не торопясь, протер лицо платком и лишь затем развернулся к старшому:
— Не знаю.
— Это как? — с едва заметной растерянностью произнес постовой.
— Очень просто, — сухо отозвался мотоциклист. — Неизвестна науке зоологии данная разновидность, вот и ездит пока безымянная.
— А–а… а добыл его кто?
— Я.
— Шо, серьезно? — особого удивления в голосе старшого при этом не прозвучало. Приезжий, хоть и не обвешанный тремя–четырьмя крупнокалиберными стволами, выглядел опасно. И с каждой секундой нравился постовому все меньше.
— Патронов много сжег?
— Один.
— Одной пулей?! Епыть! — мотнул головой пулеметчик. — Видать, подфартило… или зверюга только башкой удалась?
— Коня видишь? Игреневого, с чулками.
Мысленно старшой поставил незнакомцу еще один минус: стоял тот спиной к пастбищу и разглядеть председателева жеребца мог только в те секунды, когда подъезжал и слезал с мотоцикла. Да и то мельком. Цепкий, выходит, взгляд у парня, да и память хорошая. Если прибавить, что ствола — или стволов — ковбой на виду не держит… не–ет, хорошего не жди от таких людишек.
