Андрей Уланов - Автоматная баллада.
Когда–то, давным–давно, Швейцарец возил с собой толстую цепь и здоровенный амбарный замок. Недолго — всего несколько месяцев. Затем он перестал возить цепь, а люди перестали приближаться к его машине ближе чем на три шага, и в последующие годы эта дистанция лишь увеличивалась.
Сейчас же он едва не перешел на бег. Но, пройдя несколько шагов, увидел торчащие из–под кепки уши, понял и оставшуюся часть пути отшагал прежним спокойно–размеренным шагом.
— Смотришь?
— Ага, — отозвался обладатель кепки, звонко чихнул и размазал носом по запястью очередное влажно–грязное пятно. — Твоя телега?
— Моя, — серьезно кивнул Швейцарец.
— Здоровская!
— Здоровская. Тебе девять или восемь?
— Годов? — обладатель кепки гордо выпятил грудь. — А вот и не угадал, не угадал! Семь полных и два месяца.
— Шляпа не жмет?
— Нормалек, — попытка мальчугана скопировать вальяжные нотки кого–то из старших заставила Швейцарца улыбнуться. — Самое то размер. И выглядит здоровски.
— Верю. Выглядит и в самом деле здоровски.
«Желтый с черным хорошо гармонирует, — мысленно добавил он, — и если ты когда–нибудь узнаешь, что означает слово «гармонирует», скорее всего согласишься со мной.
Проклятие, — с неожиданной тоской вздохнул он, — неужели я когда–то тоже был таким? С такой же несуразно тонкой шеей, лопоухий… Интересно, что же подумал Старик, когда эдакое чудо вышло к ним из тайги? Он никогда не рассказывал…
…а я никогда не спрашивал».
— А ты, выходит… — мальчишка отступил на шаг и, наклонив голову, разглядывал Швейцарца. Смотрел с любопытством, без малейшей тени страха — так на него последнее время редко кто глядел.
На миг ему вдруг показалось, что малой похож на Пашу, Человека–Птицу. Бред, мистика — как, спрашивается, семилетний пацан может быть схож со взрослым, у него еще пять раз все черты переменятся! Но все же Швейцарцу пришлось моргнуть, прежде чем наваждение спало.
— Этот… ну, тот самый.
— Выходит, — Швейцарец неторопливо обошел мотоцикл и присел на корточки. — И входит.
— Ну тот… которого все боятся.
— Что, так страшно выгляжу?
— Не… — мальчишка дернул подбородком. — А вот когда я только подойти к мотику хотел, меня одна тетка за рукав схватила. Я вырвался и подбежал, а она забоялась. Крикнула пару раз и убежала.
— Это все репутация.
— Репа–чего?
— Ре–пу–та–ция, — четко выделяя каждый слог, повторил Швейцарец.
— А чего это значит? — немедленно спросил мальчишка. — Когда все боятся, да?
— Вроде того. Ре–пу–та–ция — это когда все боятся, даже если ты ничего не делаешь.
— Совсем–совсем ничего? — с явным недоверием переспросил обладатель кепки.
— Почти.
Отчего–то ему сейчас очень не хотелось отвечать на вопрос: что же включает себя это самое «почти». В особенности — использовать в качестве примера витрину с головами.
Глупость, конечно же…
— Слышь… а чего тебя кличут так странно?
— Странно — это как?
— Ну, непонятно. У всех если кликухи так кликухи: Черный, ну или Хромуля… брательника вон моего, — мальчишка махнул ладонью вдоль улицы, — все норовят Сплющенным прозвать… у него физия и впрямь будто дверью прихлопнутая. Меня раньше Занозой звали, а сейчас уже три дня как — Метр–Кепки, во! А у тебя заковыристое, с ходу и не выговоришь. Швец–и–чего–то–там…
— Швейцарец.
— Во. Швец, царь и еще ларец, — мальчишка засмеялся. — Нерусское, что ли?
— А ты про Швейцарию никогда не слышал?
— Не. А чего это такое? Район за горами?
— Примерно, — Швейцарец выпрямился. — Это страна.
— Страна? — переспросил Метр–Кепки. — Как до войны было, Союз, Америка и все такое?
— Да.
— Так их же тю–тю, — удивленно присвистнул мальчишка. — Батя говорит, что ни одной не осталось. Кого не закидали, те либо Зимой повымерзли, либо позатопляло их после.
— Может быть, — отозвался Швейцарец. — С подавляющим большинством именно чего–то из перечисленного и произошло. Но лично я склонен считать, что если у этого правила есть исклю… Говоря проще, я думаю, что Швейцария уцелела.
— Она что, вся такая самая особенная была, эта твоя Швейцария?
— Да.
— А чем? — тут же требовательно вопросил Метр–Кепки.
Вместо ответа Швейцарец расстегнул плащ. Вытянул из левой кобуры пистолет, выщелкнул обойму и рукояткой вперед протянул оружие мальчишке.
— Ух ты! Здоровско!
Пистолет немедленно был направлен на ближайшего прохожего, который вроде бы и не смотрел в их сторону, но при этом шарахнулся с предполагаемой траектории выстрела с внушающей уважение быстротой… и подпрыгнул, когда ствол со звучным «паф–ф» дернулся следом.
— Те самые, твои… слышь, а… правду говорят, что ты из них за двести шагов в глаз на выбор лупишь?
— Не знаю.
— Как не знаешь? — от удивления Метр–Кепки даже опустил пистолет.
— Никогда не пытался попасть из них за двести шагов в чей–нибудь глаз, — объяснил Швейцарец. — Тем более «на выбор».
— А–а–а…
— Смотри, — Швейцарец вновь опустился на корточки рядом с мальчишкой. — Видишь, на щечках рисунок: красный щит с крестом.
— Ага. И чего эта?
— Герб.
— Вроде как на старых монетах? Там рисунок хитрый: мяч и колосья вокруг… но у тебя красивше, — неожиданно закончил Метр–Кепки и вновь шмыгнул носом.
— Это герб Швейцарии. До войны считалось, что все сделанное там — всегда самое надежное и точное. Известнее всего были часы — знаменитые хронометры…
— О! Вспомнил! — перебил Швейцарца мальчишка. — Где я про твою Шве., эту саму., слышал. Как ты про часы сказал, сразу вспомнил. Мамка на батяню все время ворчит: ты, мол, над тикалками своими трясешься, словно они у тебя эти… швейцарские. Во, выговорил!
— Молодец.
— А у тебя, — жадно спросил Метр–Кепки, — небось и часы настоящие… ну, из этой Швейцарии?
— Нет, — спокойно солгал Швейцарец. — У меня часов нет вообще.
— Совсем?
— Совсем. Я просто никогда никуда не тороплюсь.
— И что, — насмешливо сказал мальчишка, — постоянно опаздываешь?
— Наоборот. Всегда успеваю.
Метр–Кепки недоверчиво мотнул головой.
— Так не бывает, — авторитетно заявил он. — Если ты говоришь, что часов не таскаешь, откуда узнаешь, вовремя пришел или нет?
— Просто. Я, — Швейцарец чуть повысил тон, — всегда прихожу правильно. А если меня кто–то ждет, значит, этот или эти кто–то пришли раньше, чем было нужно.
— А–а… — разочарованно вздохнул мальчуган. — Ну конечно, если ты большой и сильный, тебя ждать будут.
— Да. Потому я и сказал, что все просто. Ты тоже так можешь: стань большим и сильным, и тогда не ты будешь опаздывать, а другие будут приходить раньше времени.
— Хорошо бы, — Метр–Кепки вздохнул еще раз. — Да пока вырастешь… а сейчас мне домой бежать надо, а не то мамка разозлится и ка–ак всыпит…
Он с тоской глянул на пистолет в своей руке… провел пальцем по затейливой вязи насечки… снова вздохнул — и решительно протянул пистолет Швейцарцу.
— На, держи! А я побежал.
Он и в самом деле сорвался с места еще прежде, чем Швейцарец начал вставлять на место магазин, но уже через два шага резко затормозил, подняв при этом босыми ногами целое облако ныли, обернулся и, весело скалясь, крикнул:
— Слышь… а я так и не понял — чего тебя все боятся–то?!
Ответа он не ждал — выкрикнул и понесся дальше, ловко перепрыгивая через пробившиеся сквозь асфальт пучки остролистой травы.
САШКА
И тут — мать моя фреза! — я увидел Ее!
Это было, как выстрел в ночи, — вспышка, после которой слепнешь, глохнешь и перестаешь замечать все вокруг. Кроме Нее.
Аккуратная, чистенькая, она прямо–таки завораживала меня своими изящными очертаниями — не магазинная худышка, но и без всяких там пулеметных излишеств. Длинный ствол, пистолетная рукоятка, черная ребристая ствольная накладка…
Определенно, это было то, что люди называют любовью с первого взгляда. Именно так — едва увидев Ее, я понял, я ощутил, что мы созданы друг для друга, созданы, чтобы быть вместе. Я — и Она.
«АКС–74»и«М16А1».
Спутника же ее я удостоил куда меньшим вниманием. Да он и не выделялся ничем особенным, по крайней мере с виду. Обычный «АКМС», позднего, судя по красновато–коричневому цвету рукояток, выпуска, штык–нож примкнут. Последняя деталь меня в любой другой момент изрядно бы насмешила — на кого, интересно, его хозяин собрался бросаться в штыковую? — но в тот миг я мог думать только лишь о Ней.
Меня, словно закаливаемый клинок, бросало то в жар, то в холод. В одно мгновение казалось, что вот–вот — и ствол начнет оплывать, словно под лучами термоядерной, пятная землю горячими каплями. И тут же арктический, нет, космический холод стискивал меня со всех сторон.
Наверное, будь я человеком, то счел бы, что подхватил какой–то сильнейший вирус, из свежемутировавших… лихорадка мгновенного действия. Но у автоматов не бывает насморка, и чихать, и кашлять мы можем, только лишь «наевшись» отсыревших патронов.
