Стас Северский - Боец тишины
— Начальнику скажи! Я ему докладывать не собираюсь, что его диверсант, какой нетренированный был, такой и остался!
Степан Петрович обдал меня отборной бранью. Я прикинул, как отрапортую Игорю Ивановичу — начальнику нашей нелегальной разведки — о своей несклонности к акробатике. Нет, не пойдет. Никак. Выгнулся мостом, чуть ни выворачивая суставы и отчасти разрывая связки. Выкрутил руку, вырвал горелку и откинулся на спину, кривясь от боли. Прощупал верхнюю трубу, нашарил короб над ней, под потолком, и пустил плазменный поток, прорезая его пол. Искры полетели в глаза, осыпая меня кусками прожженного железа. Припер сапогом подрезанную панель и окончательно прожег ее по периметру. Погасил горелку и положил ее на грудь. Осторожно прошелся пальцами по раскаленному краю чуть отошедшей срезанной панели. Просунул пальцы в щель и попытался перехватить панель покрепче. Черт! И через перчатку руку жжет! Стащил панель, откинулся назад, вытянул руку вниз, аккуратно спустил кусок железа на пол и кинул его к стене.
— Соколов, не возись ты с обрезком! Бросай его быстрее!
— Один звук, товарищ полковник, — и не вы с меня шкуру спустите, а их спецназ!
— Вперед! Время!
Подобрался к вентиляционному коробу и перестал замечать, что защитные очки замутнены испариной, что глаза залиты и разъедены. Стянул лопатки, сложил плечи и полез в еще более тесную темноту. Пополз змеей, с трудом прогоняя мысли, что меня ждет тяжелый участок.
— Что встал?! Вниз!
Я захожу на объект под землей, но попадаю на верхний этаж, а проникнуть мне нужно на нижний. Спускаюсь, стараясь не потерять дыхание. Подхожу к закрытой зоне. Здесь вентиляционные шахты кончаются. На нижние этажи воздух снаружи не нагнетается — он циркулирует внутри по замкнутому циклу от баллона до духоты, пока не пройдет через несчетные очистители, пока его не скачают аппараты. Он не проникает наружу и через щели стенных панелей — изоляция здесь серьезная, нарушаю ее я один. Никаких внешних вытяжек здесь нет — и мне вроде хода нет. Только мне все не беда! Через вентиляционные короба я дальше не пройду, а через короба с кабелями — запросто!
— Вскрывай здесь давай! Выходи из вентиляции! Переходи! Пошел!
Перевел дух. Прожег путь плазмой. Срезал панели, разделяющие этажи, спустился в застенки закрытой зоны. Непросто мне простенками к коробу с кабелями подобраться, но все не беда.
— Здесь заходи!
Задыхаясь жаром, режу железо. Изгибаюсь в спине, забираюсь в короб. Лезу в темноту и ползу в тесноту узкой западни — уже всего здесь проход… ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Влево! Вверх! Здесь шахта нижнего подъемника кончается! Здесь проводка над ней поверху проходит!
Черт… По горизонтали я еще прошел, а по вертикали трудно пройти — тяжело мне вверх в такой тесноте карабкаться. Напряг спину, стягивая лопатки и сводя плечи сильнее. Поднял руки распорками, подтянул колено, нашел опору сапогу. Резко выдохнул и рванул вперед — вверх.
Снова горизонталь. Снова вертикаль, снова вниз… еще и вниз головой — ведь здесь тупик, мне вперед никак не подать и ногами вниз не пройти. Черт… И снова горизонталь, и…
— Соколов, вниз!
Спускаюсь ниже, к хранилищу, через этажи. Хорошо хоть здесь я вверх головой сойти могу. Но все равно… Черт… Я весь мокрый… и мышцы сводит… и рука с поврежденными связками просто отваливается.
— С проводкой осторожнее!
С проводкой… Черт… Проводка! Черт! Как паук в паутине! Нет! Как муха! Вашу ж!..
— Соколов, свет! Сворачивайся! Давай ко мне!
Степан Петрович включил свет. Я закрыл ослепленные глаза и слетел вниз с поднятыми вверх руками, цепляясь за провода. Выбрался с объекта простенками и вылез на землю, задыхаясь. Стянул маску, скинул куртку и рухнул на еловые колючки. Распростерся перед суровым полковником на хвое и стал просить о пощаде.
— Степан Петрович, ночь пришла, и мне пора в путь.
— Куда это?
— Как куда? В постель.
— Рано. Еще раз пройдешь.
Я поднялся, отряхиваясь и затягивая голенища, — шнурки развязались.
— Да я здесь, как ломовая лошадь, вкалываю с утра до ночи и с ночи до утра!
— Ты здесь, как дохлая лошадь, вкалываешь!
— А я про что?! Сдохну я так, товарищ полковник! Мне передохнуть надо!
Степан Петрович мрачно покачал головой, смотря на меня, мокрого, замерзшего и исцарапанного.
— Еще раз пройдешь.
Эх, Игорь Иванович! Как вы могли меня товарищу полковнику в полное подчинение передать?! Мне плевать, что он у вас — лучший! Я у вас — еще лучше него! Никого лучше меня у вас не было, нет и не будет, Игорь Иванович! Не цените вы мою шкуру, раз позволяете Степану Петровичу ее с меня так запросто спускать!
— С места не сойду! Не дадите мне отдыха вы — я его себе дам!
— Не дам я — не дашь и ты!
— Степан Петрович, я вам сегодня честно все свои силы отдал! Но я ведь все, что сегодня вам отдал, завтра у вас отобрать могу! Я не только обратно все свое верну — я и у вас все возьму! Я все силы из вас вытяну! Степан Петрович, подумайте! Я ведь только простейших вещей у вас прошу! Дайте мне отдыха!
— Нет! Нет времени! На маршрут!
— Палку перегнете! Я ведь вам не дубина дубовая, а розга гибкая! Я вам себя сломать не дам! Согнете меня сильнее — я вас в ответ стегну, стоит вам руку отпустить!
Степан Петрович нахмурено посмотрел на меня, стараясь оценить мое истинное состояние. Зря старается. Все равно я полковнику навру — покажу, только то, что я сочту нужным показать, и он заметит только то, что я позволю заметить. Снегирев — человек, не различающий никаких градаций серого, — он видит одни крайности черного и белого. Что ж… Я не останусь стоять перед ним прямо и спокойно, а с понурым видом начну просто подыхать у него на глазах — пущу в глаза полковнику пыль, рисующую четкую видимость моего издыхания.
— Не можешь на маршрут вернуться? Никак не можешь?
— Не могу! Никак.
— Слабый ты, Слава.
— Не богатырь я вам — не великан с саженью в плечах! Только я с вашими обычными бойцами в строю не стою, товарищ полковник. Так что вы меня с ними не сравнивайте. На мое место вам никого иного не поставить. Я один настолько сух и силен, что способен преодолеть простенки объекта на высокой скорости.
Степан Петрович снова окинул меня оценивающим взглядом. Но на сей раз он стал всматриваться мне не в лицо, не в глаза, а окинул взглядом — целиком и сразу. Он не знает, что моему разуму подчинена не только моя душа, но и мое тело. Оно полностью послушно мне — моим видимостям, вернее. Телом ведь не тяжелее, чем душой, управлять, — даже проще. Нет, я не становлюсь выше или ниже, как не становлюсь серьезнее или веселее, я просто — кажусь.
— Нет, не правильно я все рассчитал. Похоже, просто нет у тебя требуемой силы. На силу больше рассчитывать никак нельзя. Остается скорость. Будешь брать только скоростью. Тебе нужно двигаться свободнее. Ужинать не будешь.
— Вы что, голодом меня морить задумали?! Доведете вы меня до могилы.
— Соколов, ты не должен останавливаться ни в трубопроводе, ни в проводке ни на секунду. А тебе не хватает сил в такой тесноте твердо действовать. Тебе требуется свобода действий. Станешь ты тоньше — тебя теснота давить перестанет, тебе на борьбу с ней силы и время тратить не придется. Ты сбережешь и силы, и время. Ты пройдешь.
— Я обессилю быстро, Степан Петрович.
— Не так быстро. Сначала в расход простая энергия пойдет, а после — остаточная, сохраненная организмом на крайний случай, сгорать начнет. Такое сгорание обеспечит тебе мощный толчок и на определенный срок даст огромные силы.
— Только, когда все сгорит, — я на месте замертво рухну.
— Другого варианта нет.
— Мне мой заряд неизвестен. Срок разрядки рассчитать нельзя. Так что батарейки у меня могут сдохнуть не вовремя.
— Нет выбора. Не спорь. Ступай спать. Завтра раньше начнем. Начальника завтра ждем к десяти часам. Но он, как всегда, раньше приедет.
— Что, Игорь Иванович?
— Он, Слава.
— Сказал что?
— Ничего он мне не сказал. Тебе скажет.
Степан Петрович пристально проследил за процессом моей нервной перестройки, но не понял, что я перестал замечать предосенний холод и задрожал не от него, а от резко подскочившего напряжения. Операцию не отменяют, но что-то пошло на перекос. Что? Предатель нам планы подпортил? Нет. Что-то еще — что-то иное. Людей задействовано много, но известно им мало. Каждый человек владеет сведениями только в своем узком звене задачи. Посвящены всего двое — мой начальник и я. Серьезно нам навредить никто не может. Правда, один человек… Он может рассказать, что нам открыт секрет, считаемый скрытым. Он верный человек — так просто не выдаст. Только его могут взять. А ему тяжелого давления не выдержать точно. Нет, не похоже, что он попался. Иначе операции пришел бы конец и на планах был бы поставлен крест — Игорь Иванович все отслеживает и всегда в курсе. Человек просто под подозрение попал… или просто появились подозрения насчет присутствия чужого в рядах своих.
