Дмитрий Дашко - Подземка
Толик фыркнул.
— Старшина, ты вроде у нас большой мальчик, а до сих пор веришь в эти сказки про големов, которые живут среди нас, пытаются нами рулить и втихаря нас же и кушают.
Он обратился к девушке:
— Слышь, красавица, ты у нас как: каннибализмом балуешься? Практикуешь? Если да, может я сгожусь? А то может ещё для чего понадоблюсь…
При этом Толик изобразил жест из тех, что обычно не принято показывать детям до шестнадцати.
Девушка презрительно повела бровью:
— Нет, даже если тебя хорошенько продезинфицируют.
Привычный к обидам Толик не смутился.
— Видите, я же говорил, что она совершенно нормальная. Пошли к Полковнику. Пущай голову ломает: голем она, не голем или вообще непонятная зверушка, — резюмировал он.
— Знаешь, Толик, — устало вздохнул Ботвинник, — те, кто жил на Тридцать Пятой, тоже наверное не верили в големов, зато сейчас…
— А что сейчас? Кто-то что-то может толком сказать, что у них там творится?
Ботвинник покачал головой.
Толик довольно продолжил:
— Видишь, ничего, кроме слухов, да и те разные. Я тебе вот что скажу: не захотели пацаны с Тридцать Пятой с Генералом общаться, устроили у себя автокефальное государство а ля Запорожская Сечь. Их забота. Нам от этого ни жарко, ни холодно.
Я поддакнул:
— Не умножай сущностей сверх меры, Ботвинник. И без големов проблем выше крыши.
Что на самом деле произошло на злополучной Тридцать Пятой станции не знает никто, зато домыслов хоть отбавляй.
Ясно лишь одно: с недавних пор станция эта всё равно, что отрезанный ломоть. Связи с остальными её обитатели не поддерживают, энергию добывают собственными способами. Ушла как подводная лодка в автономное «плавание». Гостей не впускают, туннели перекрыли. Главное: нас не трогают и то хорошо.
А что касается големов… Ну не знаю. Я всякого насмотрелся. Может и есть такие, с виду человек человеком, а на самом деле тварь замаскированная. Если бы показали хоть одного, я бы поверил, а так чего расстраиваться? И без того по поверхности впечатляющий бестиарий гуляет. Слава Богу, вниз не лезет. Пока, во всяком случае.
Пока нас в особой комнатушке поливали всякими спецрастворами, девушку держали под охраной аж два автоматчика.
И было внутри меня такое чувство, что при желании гостья запросто свернула бы ребяткам шеи, а те и пикнуть бы не успели. Я ведь насмотрелся, как лихо она тварей на поверхности кромсала, круче, чем в кино. Можно сказать одной левой уделала, что гарпий, что мертвяков. Мне б хотя бы половину её талантов.
После того, как нас перестали мучить ужасно пахучей дрянью, пришла очередь пленницы. Две тётки окатили её раствором из шланга, потом загнали в сушилку, а уж оттуда она выплыла лебедем что ни в сказке сказать, ни пером описать. В общем, не будь она столь холодной и неприступной, я бы на ней женился. В штанах сразу тесно стало.
Не скажу, что являюсь обладателем безупречного вкуса, но уверен, все мужики бы меня поддержали. Девчонка была настоящей красавицей. Загорелая, будто полжизни провела на поверхности. Не смуглая, а именно загорелая. У нас под землёй даже негры бледнеют, всё-таки с витаминами неважно, о солнечных ваннах можно разве что мечтать, да и условия далеко не оранжерейные. А у неё кожа гладкая, шёлковая, светло-шоколадного цвета. Глазищи пронзительные, как ресницами хлопнет, так дух сначала вверх подымется, а потом к ногам спадёт и там распластается. Носик… Ну это вообще просто отпад, идеальный. На щеках очаровательные ямочки, если бы она почаще улыбалась, милее улыбки на свете не найти. Фигурка точеная, в лучшие времена с такой можно было смело купальники в журналах рекламировать или дефилировать по подиуму, пока мужики вокруг собственной слюной захлёбываются. При этом чувствуется, что красота эта как у розы — с шипами. При желании можно получить сдачу в полном объёме: до конца дней хватит.
Стояли мы, на неё глазели да глазами хлопали будто полные придурки. Первым Ботвинник опомнился. Ему по должности быстрее соображать положено, вот он и соответствует.
— Пошли к Полковнику, — приказал Димыч.
Вот мы и пошли. До самого штабного вагончика топали в каком-то оцепенении. Не знаю, кто о чём думал, а у меня мысли все сплошь о греховном. Потом правда настроился на нужный лад. Тётка как тётка, есть и на Двадцатки не хуже.
Нет, вру… Хуже, конечно, но зачем мне разевать хавальник на чужой каравай? И без того ясно, что треснет.
Первым на расправу пошёл Димка. Как ни крути, вылазка наша была сегодня не из тех, которыми принято гордиться.
Нарвались на гнездо, потеряли половину каравана. Не гладят за такое по головке.
Полковник кричал так, что на Центральной небось слышали. Потом из-за дверей показалась Димкина рука, он помахал нам, призывая. Мы обречённо переглянулись и пошли на зов.
В кабинете Полковника до нашего появления уже были люди: его заместитель — Козлов недоделанный, Федя-безопасник припёрся. С нами всего семеро вышло. Кворум, короче.
Полковнику уже всё доложили, осталось только выяснить детали.
При виде меня он недовольно скривился. Помнит, сволочь, наши разногласия. А раз помнит, значит ещё отомстит, и не раз. Так уж его нутро паскудное устроено, будет гадости делать, пока не сочтёт, что натешился.
Шут его знает, что на меня нашло, но я подмигнул ему: типа, никуда ты от меня не денешься, начальника, да и я от тебя тоже. Морда у главы Двадцатки сразу стала пунцовой. Поставленный мною синяк то ли прошёл, то ли был тщательно запудрен.
Бывают такие личности, что сходу вызывают редкостную неприязнь. С виду человек человеком, а гадская натура так и лезет из него наружу, не словом так жестом, поступком каким-нибудь. Иные, наверное, в начальство и не пробиваются.
Возьмём нашего Полковника. По первому впечатлению старичок-мудачок предпенсионного возраста: голова большая, умная, седая почти вся. Глаза строгие то ли карие, то ли серые, непонятно. Зависит с какой стороны посмотреть, под каким освещением. Щёки бульдожьи, брыластые, отъеденные. У нас половина обитателей дистрофики, а этот поперёк себя шире и ведь не от голода пухнет.
Самое противное в нём — это голос, визгливый как у поросёнка, которого режут. Когда начинает говорить, по ушам будто наждачной бумагой водят.
По имени-отчеству его величать не любят. Сам отучил, если честно. Старый замшелый пень, пороху никогда не нюхавший, но влюблённый в армейские штучки-дрючки по самые гланды. Когда его к нам привезли с Центральной, все сначала думали, что ошибочка вышла. Не понимали с каких таких радостей нам эту обузу навесили. Хлипкий, полувялый…
Помрёт ещё при исполнении. Но вот, сколько лет уже, сколько зим, а Полковник как мёртвой хваткой вцепился в руль, так и не отпускает.
Пока я составлял мысленный портрет главы администрации, допрос тем временем шёл своим чередом, и страсти видать накалялись. Новоявленная гостья вела себя независимо, половину вопросов игнорировала, на другую отвечала с ленцой, и чего-то путного из неё нельзя было вытащить даже клещами. Уж на что Козлов старался: то кулачками размахивал, то пытками грозился, но и у него ничего не получилось. Даже имени своего девушка не назвала. Её потрясающей выдержки оставалось только позавидовать.
Кончился допрос тем, что доведённый до бешенства Полковник вытащил из кобуры табельный «Макаров» и едва не нажал на спусковой крючок. Я едва успел выбить оружие у него из руки. Реакция у меня хорошая, детей, правда, пока нет, но наверняка будут.
Пистолет мягко упал на ковровую дорожку. Любит наш Полковник комфорт и берлогу обустраивает в полном соответствии.
— Убью! — бешено вращая зрачками, закричал глава Двадцатки. — Её убью, и тебя убью, Лосев, скотину такую!
Он попытался засветить мне в глаз (в горячке некстати забыл, что тягаться ему со мной не стоит), но я с лёгкостью увернулся. Эх, если бы за его спиной не стояла Центральная…
Выручил нас как это ни странно заместитель. Он кашлянул и затараторил:
— Стойте, товарищ полковник! Не стоит с ним связываться!
Полковник нашёл в себе силы кивнуть:
— Верно говорите, Козлов. Зачем руки марать?! Живи пока, Лосев.
Но грудная клетка его по-прежнему вздымалась и опускалась.
Заместитель продолжил:
— Я вот что вспомнил: на прошлой неделе приходила телефонограмма от товарища генерала. Я её в журнал ещё записал. Сейчас найду.
Он вытащил из стопки амбарных книг нужную, пролистал и принялся зачитывать:
— Вот она, номер двести шестьдесят семь. «В случае появления на станции подозрительных человеческих объектов немедленно под конвоем отправлять их на Центральную станцию в пункт главного командования…». Думаю, мы должны выполнить приказ товарища генерала. Девку эту отправим на Центральную. Так сказать по эстафете передадим. Убьём сразу несколько зайцев.
