Владимир Мащенко - Играй победу! Путь Империи
– Татарам, Ваше…
– Татары, армяне… Это все мелкая рыбешка! Главную выгоду получают: Англия: из-за погромов упал курс нашего рубля; Америка: сожжено много нефтяных скважин и нефтехранилищ, а значит – Ротшильды с выгодой продают техасскую нефть; Турция: благодаря погромам в Закавказье усиливается пантюркистская пропаганда и в случае войны на Южном Кавказе придется держать много войск в тылу, чтобы отразить возможный удар в спину. А вы говорите: «татары»…
Если продолжать действовать так, как мой покойный племянник император Николай, пуская на самотек дело борьбы с различными ниспровергателями, то недалеко и до того, что придется пойти на установление либералистского законодательства, всякого рода думцев, а то и – прости господи – конституции. К счастью, пока бразды правления империи находятся в моих руках, я уж постараюсь такого позорища не допустить.
Кроме того, к тому моменту, когда император Алексей достигнет совершеннолетия, он должен будет получить воспитание, достойное русского монарха и, надеюсь, он не станет копией своего батюшки-слабака, земля ему пухом! Но как бы то ни было, любые поползновения к смуте отныне будут пресекаться нещадно. Участники любых беспорядков, на национальной ли, на социальной ли почве, должны отправляться в зависимости от степени вины на каторгу либо вечное поселение в Сибирь и за Урал, равно как должны выселяться и их семьи. Зачинщики, организаторы, подстрекатели, равно как и совершившие во время таковых беспорядков убийство, повинны быть повешены. Смею заверить, пример таковой суровой кары будет благотворно влиять на потенциальных наших доморощенных робеспьеров и шамилей.
Итак, вы будете назначены главой правительственной комиссии по расследованию бакинских беспорядков и покаранию виновных. Переройте хоть всю Бакинскую губернию, но через три недели все, слышите, ВСЕ участники погромов должны находиться в тюремных камерах. Накашидзе же я уже вызвал депешей в столицу, и если этот татарофил не сумеет на деле доказать свою непричастность, то смею уверить, что из этого самого кабинета он будет выведен под конвоем и отправится туда, куда решит суд: может быть, в Акатуй, может быть в Петропавловку, а может быть и на эшафот. Избаловались при прежнем Государе, господа почтенные! Хватит! Забыли, как предок мой, Великий Петр, ребра дубинкой пересчитывал? И дедушку моего, блаженной памяти Николая Павловича, забыли? Так ничего, я напомню!
* * *Под впечатлением ли этого разноса или же благодаря личному стремлению к «закручиванию гаек», князь Святополк-Мирский с ревностным старанием опричника времен Иоанна Грозного взялся за «выметание крамолы».
С февраля по июнь 1905 года по разным городам Российской империи прошло более трехсот процессов против различного рода «смутьянов и бунтовщиков». Пантюркисты и дашнаки, пэпээсовцы и бундовцы, эсеры и аграрники, анархисты и эсдеки заполонили тюремные за́мки и сибирские этапы. И если мастеровые и представители технической интеллигенции в силу стратегической значимости их профессий отправлялись на оружейные заводы Ижевска и Коврова, то остальному контингенту пришлось прокладывать дорогу к новой жизни с помощью ломов и заступов. Причем прокладывать дорогу – в прямом смысле слова: на ветках Транссиба, Полярной и Закаспийской «чугунок».
Разумеется, далеко не все в стране были довольны этим. Но, пожалуй больше всего втихую материли министра внутренних дел солдаты Сальянского полка, которым вплоть до начала апреля пришлось ежедневно стоять в карауле возле виселиц в центре Баку, на которых злой бакинский ветер мотал на веревках трупы казненных погромщиков – как татар, так и дашнаков. Оно и понятно: мало кому приятно что ни день любоваться на трупы и нюхать запах разложения…
Глава 5. У стен Порт-Артура
– За рекой Ляохэ загорались огни,
Грозно пушки в ночи грохотали,
Сотни храбрых орлов
Из казачьих полков
На Инкоу в набег поскакали.
Пробиралися там день и ночь казаки,
Одолели и горы, и степи.
Вдруг вдали, у реки,
Засверкали штыки,
Это были японские цепи.
Тягучая песня о знаменитом рейде конницы генерала Мищенко звучала в исполнении хора хриплых мужских голосов с позиций соседней Пятой Донской батареи. Не иначе казаки где-нито сумели раздобыть ханку и после пары кружек «на нос» их потянуло на лирику.
Андрей Викторович Кольцов, произведенный недавно в капитанский чин, сидел, откинувшись спиною на плетение батарейной туры. С помощью разводного ключа, молотка и ножовки он мастерил из стреляных трехдюймовых гильз корпуса для мелинитовых шашек. За последние месяцы изобретенные им под воздействием воспоминаний о памятном бое с хунхузами ручные бомбы приобрели большую популярность у солдат и офицеров русской армии. Мелинит – вещество очень опасное, он имеет свойство вступать в опасную реакцию с железом. Оттого-то часто случались трагедии, когда от самопроизвольных взрывов гибли конструкторы, работавшие с этим веществом. Капитан Кольцов сумел усовершенствовать опасный нобелевский взрыватель и догадался вместо стали использовать для корпусов бомб латунные гильзы от снарядов, соответствующим образом обжатые «в полуконус» и снабженные деревянными рукоятями для удобства метания.
Однако наладить централизованное производство бомб в Маньчжурской армии до сих пор не удалось, «бомбы Кольцова» изготовлялись кустарно в разных подразделениях как нижними чинами, так и самими офицерами – артиллеристами и саперами.
Руки Кольцова автоматически совершали привычные манипуляции, а слух был заполнен суровой красотой песни, сложенной неизвестно кем и уже известной всей Маньчжурской армии:
И без страха отряд поскакал на врага,
На кровавую страшную битву,
И урядник из рук
Пику выронил вдруг —
Удалецкое сердце пробито.
Он упал под копыта в атаке лихой,
Кровью снег заливая горячей,
Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Пусть не ждет понапрасну казачка.
За рекой Ляохэ угасали огни.
Там Инкоу в ночи догорало,
Из набега назад
Возвратился отряд.
Только в нем казаков было мало…
Да, мало осталось в армии тех, кто в прошлом году вступил в первые бои с японцами…
Долгие месяцы потерь и отступлений пулями, снарядами и болезнями смерть собирала свои обильные жертвы. Когда же военная удача после снятия Куропаткина вновь повернулась лицом к русским, смерть не только не приостановила своей кровавой жатвы, но, казалось, еще активнее стала выкашивать ряды армии. Бои за Сандепу и окрестности, оборона Янтая, наступление на Ляодунский полуостров… Сколькими солдатскими могилами устелен этот путь! Только в ходе трехдневных мартовских боев, когда русские войска прорывали оборону генерала Ноги на циньчжоуских позициях и с ходу брали Дальний, в батарее Кольцова выбило половину нижних чинов и почти всех лошадей. Конечно, вскоре из резервов прислали пополнение, но новые солдаты мало обстреляны, не имеют тех навыков стрельбы и сноровки, какие были у прежнего людского состава.
Утешает лишь одно: похоже, на ближайшее время о всяких долгих переходах с места на место можно забыть. Уже почти полтора месяца русская армия занята осадой японского гарнизона крепости Порт-Артур. В виде зеркального отражения повторяется история прошлогодней осады, когда войска Маресукэ Ноги стремились захватить этот город.
Невзирая на официальную пропаганду, твердящую, что «Люйшунь, покорившийся мечу Японии, навеки останется неприступной твердыней японского духа», боевой дух многих японских солдат и даже офицеров упал чрезвычайно. На протяжении всего прошлого года они, чувствуя себя героями, одерживающими победу за победой, тем не менее, словно волны прибоя, которые, накатившись на скалу, тут же отхлынывают, раз за разом бились о твердыню Порт-Артура, и лишь добровольная капитуляция Стесселя – коменданта крепости, бывшего одновременно и начальником Квантунского укрепленного района, позволила ноге японского солдата ступить на обильно политые русской кровью бастионы.
Ныне же японцы со страхом наблюдали, как русские в течение четырех месяцев, два из которых пришлись на суровую зиму, не только сумели остановить доселе победоносную армию микадо, но и отбросили ее прямо в ловушку «Люйшуня», выход из которой оставался лишь по морю.
Мирный договор между Россиейи Японией Портсмут, 29 апреля 1905 г.«СТАТЬЯ I. Мир и дружба пребудут отныне между их величествами императором всероссийским и императором Японии, равно как между их государствами и обоюдными подданными…»
Стучит телеграфный аппарат, серпантином змеится лента, в которую вчитывается генерал-адъютант Гриппенберг, главнокомандующий русскими вооруженными силами в Маньчжурии.
«Исходя из нижеизложенных пунктов мирного договора с Японией, повелеваю Вам немедля по получении прекратить боевые действия и выслать к противнику парламентеров для заключения перемирия вплоть до момента ратификации договора. Николай».
