Александр Афанасьев - Время героев ч. 2(СИ завершена)
Убили? А вот это — вряд ли.
Господи… да барон Полети у них до сих пор на крючке. А почему?
ДА ПОТОМУ, ЧТО БАНКА ДИ РОМА ОТМЫВАЕТ ДЕНЬГИ НАРКОМАФИИ!!!
Все в этой игре получили свое. Англичане благодаря Луне — подползли к самому Шахиншаху и к старшим офицерам его гвардии, и вновь началась Большая игра. Уже в девяносто втором, через год — они напали на Бейрут. Луна, и те, кто за ней стоит — получила долгожданную месть и возможность отмывать деньги от торговли наркотиками через банк итальянского Короля! Барон Полети получил титул финансового кудесника и надежду на то, что когда-нибудь он снова увидит сына.
А может быть — они уже его отпустили? Поселили в какой-нибудь стране, под чужим именем. Разрешили переписываться с отцом, может они даже виделись. В принципе — он им больше не нужен для того, чтобы контролировать барона Полети, у них есть на него куда более убойный компромат — деньги, которые пропускались через банк, деньги наркомафии, это само по себе тяжкое преступление, если все вскроется — финансовый гений, барон Полети закончит свои дни в тюрьме. Или нет? Говорили же — что государство здесь с организованной преступностью не борется, особенно, если это связано с большими деньгами.
Но как бы то ни было — если все вскроется, то председатель Совета директоров Банка ди Рома будет вынужден уйти в отставку — это самый минимум. И лишится — своей репутации и доброго имени.
Что было дальше? Что происходило дальше в Персии? Увы, об этом можно только гадать. Никто не знает по-настоящему — что происходило в этой стране последние годы.
Люнетта. Из предосторожности — я не назвал ее имени даже детективу Джордано, хотя узнать можно, если знать, где и как искать. Так и непонятно, какую роль во всей этой истории играет она. Мать — если это мать — инстинктивно будет стараться уберечь дочь от того, что прошла она сама, тем более, если это такая грязь. Не может быть, чтобы мать сдала дочь английской разведке. Хотя… и сдавать не надо, там такие асы работают. Коготок увяз — и…
Случайно ли мы встретились тогда, в Тегеране? Как Люнетта смогла столько времени выживать в обезумевшем городе? С кем она была связана, и что знала про мать?
Не исключено, что англичане подсунули ее мне. Просчитали, что я приеду или просто ждали, когда я приеду — и подвели ее ко мне, очень ловко подвели. Медовая ловушка — вот как это называется, и на ней много кто сгорел.
А теперь — в ней горит Николай. Николай Третий Романов. Господи, не исключено, что в Александровском дворце — воцарился британский агент!
Стоп. Хорошо — они подвели ее ко мне. Но — как они держали с ней связь. Да и что они могли получить от нее. Я тоже не мальчик — и никогда я не выносил совершенно секретные документы из Хрустального дома, всегда следил за своим языком. От меня — Люнетта или Анахита не могла узнать ничего полезного. Нет… просто быть такого не может.
Я поймал себя на мысли — что упорно гоню всяческие сомнения в Люнетте. Просто не могу даже представить, что она предала. И это — после того, что она сделала.
Точно — ствол в рот и…
Все, стоп. Это — уже никуда не годится.
Я — прежде всего дворянин и офицер. Мой первейший долг — защитить Россию от беды. Мы все умрем — Россия останется. Я не могу допустить, чтобы британцам или кому-то там еще удалось ее разрушить.
Не при моей жизни.
Надо сообщить Ксении, немедленно. Николай слишком далеко зашел, в данном случае действует простое и понятное правило: если есть сомнения — сомнений нет! Пусть Ксения сама говорит с ним, пусть поднимает дворянство, Георгиевских кавалеров. Если Николай хочет, чтобы у него что-то было с Анахитой — его дело. Но не во дворце и только после того, как мы окончательно разберемся во всем этом деле. И надо сделать все, чтобы Моника, она же Императрица Александра — вернулась в Россию, и вернула России ее Наследника. Совершенно не дело, что он уже сколько месяцев проводит на чужой земле, в чужой стране. Это, в конце концов, Наследник Престола. Николай, похоже, забыл, что он ответственен за свои поступки перед совестью и перед Богом, в этом следует ему освежить память. То, что он в открытую творит — не свидетельствует о совести.
Анахита…
Господи, что же делать с Анахитой. А что если она… Что если предложить.
Нет, даже думать не стоит. Позор на весь род. Только этого не хватало. Пусть живет где-нибудь на правах… скажем Великой Княгини и при полном довольстве, воспитывает сына. Или дочь. Николай рано или поздно образумится, вернется в семью, прекратит все эти походы. Была же княжна Долгорукая[10], в конце концов — ничего, пережили. И это переживем.
А об остальном — не стоит даже думать. Честь — она одна.
Все, спать. Голова лопнет…
Я лег поверх кровати, даже не разбирая ее — жарко, душно — как у изголовья на тумбочке затрезвонил телефон.
Телефон зазвонил, когда я уже ложился спать, но не успел еще погасить свет. Никто не знал, что я нахожусь в Риме, никто не знал, что я нахожусь именно здесь — черт, даже я не знал номер этого телефона. Но он звонил.
Я поднял трубку.
— Два человека только что вошли в здание — голос был смутно знакомым, неизвестный говорил по-русски, совершенно без акцента — у них оружие, они пришли, чтобы вас убить, князь. Еще один — в машине, на стоянке. Черная Ланчия.
Шутка? Навряд ли…
— Я понял.
Несколько секунд на то, чтобы обуться, еще несколько — чтобы одеться… черт флотская форма намного удобнее гражданской одежды, если речь идет о быстром одевании. Свет — включить? Нет, оставить, там может быть наблюдатель, на улице, он сразу поймет, что что-то неладно, сообщит. Оружия — никакого. Скверное дело, остается только бежать.
Балкон…
Черт… внизу… эта… Джованна. Если эти ублюдки не найдут меня — они скорее всего избавятся от свидетеля… да и просто сорвут злобу на первом попавшемся. Что же делать?!
Балкон… дверь, осторожнее…
На улице — темно как в торпедном отсеке подлодки, над Римом в небесной выси, в ножевой ране в облачном покрове, горит какая-то звезда улица — как темный провал преисподней под ногами. В воздухе — разлит озон, но грозы нет, только громыхает изредка. Осторожнее… соседний балкон совсем рядом. Дверь не забыть закрыть… нельзя, чтобы они поняли, куда я ушел — сразу, мне надо минуту, не больше. Только бы шум не подняли, только бы…
Дверь на соседний балкон была закрыта, я ударил по стеклу форточки, умудрился не порезаться, стекло тренькнуло. Сунул руку в щерящуюся острыми осколками дыру, повернул старинную защелку…
Стекло. Осколок стекла можно использовать как нож, можно — как метательное оружие. Те, кто пришел за мной — вероятно даже не представляют, с кем они связались. Нас учили выживать в глубоком тылу, подрывать, убивать, используя то, что есть на каждой улице, в каждом хозяйственном магазине. И хоть с тех пор, когда я проходил эти курсы минуло два десятка лет — я ничего не забыл.
В номере никого не было.
Достал осколок, который показался мне подходящим, им же отрезал кусок от простыни, обернул — рукоятка. На один раз хватит, а больше мне и не надо. Так, еще что, еще…
Телефон… подсвечник! Отличный подсвечник, которые здесь в каждом номере — видимо на случай того, если выйдет из строя старая электропроводка. Бронзовый, старинный, тяжелый и с отличной развесовкой.
И отлично…
Замок был таким же, как и в моем номере. Снаружи — ключ, изнутри — открывается защелкой, замок английского типа, на пружине, очень ненадежный — но мне сейчас он как нельзя кстати. Только щелчок при открывании двери… он лишний, он сразу привлечет внимание — но я знаю, что делать.
Прильнул к двери, к замочной скважине — так лучше слышно. Так и есть — шаги по коридору. Два человека… нет три, одна — женщина, туфли на каблуке. Двое пытаются идти бесшумно — но они не знают, что это такое идти бесшумно.
— Dove?[11]
Одна рука на собачке замка… ребром, в руке зажат импровизированный нож… только бы не сломать и не порезать. Вторая — сжимает подсвечник.
— Qui il signor polizia, questa stanza… Che cosa Х? [12]
— Zitto![13]
Едва слышный звук — ключ вставлен в замок. Мой выход!
Обычно в Италии sicarios, убийцы, отправляясь на очередное кровавое дело, не знали, кого они должны убить и за что. Даже не так, не за что — почему. В Италии уже давно убивали не «за что» — а «почему». Убили уже многих — и еще большему числу людей предстояло умереть.
Эти — знали.
Одного из тех, кто получил приказ убить русского, вице-адмирала князя Александра Воронцова, осмелившегося прибыть в Рим и начать копать там, где копать явно не следовало — звали Томазино, второго — Винченцо. Был и третий — Онофрио, он был малость глуповат, и его можно было использовать только в качестве водителя, ему не говорили что предстоит сделать — просто привези ас сюда, стой и жди, пока мы не придем. Родом они были — как и многие известные в Италии sicarios — из сицилийской глуши, из небольшой деревеньки под названием Монтемаджоре Белсито, это надо ехать либо через Алиминоса, либо через Понте Агостинелло. Обычная деревенька: сложенные из грубого камня дома, деревенская площадь, вымершая от жары, лениво копошащиеся в пыли куры. И церковь — небольшой сельский приход, parrocchia di rurale. Вот только падре, несколько лет служивший в этом приходе — был очень необычным человеком.
