Кирилл Клеванский - Колдун. Земля которой нет
– А что с этими вашими стихиями? Что это за магия такая?
Повисла тишина, на лицах воинов отразилось непонимание. Некоторые обратили взгляды к самому старшему, но тот, сохраняя молчание, лишь недоуменно повел головой. И в этот раз слово взял малец, нервно теребящий гарду бастарда. С оружием здесь не расставались даже в банях. Просто не было сил разжать руку.
– Магия? – переспросил юноша. – Что это такое – ма-ги-я?
– Это…
– Это то, из чего люди Териала давно выросли, – неожиданно перебил меня обладатель песчаного, будто сыплющегося голоса.
Все встали, ударив кубками о стол, и хором рявкнули с легким поклоном:
– Старший малас!
Я обернулся и тоже склонил голову в знак уважения перед такой старостью.
– Если у вас так много сил, чтобы попусту болтать, – продолжил старик, ответственный за тренировку будущих воинов, – то могу пригласить вас во двор.
Воины тут же стушевались, я и вовсе вперил взор в потолок. Одна лишь мысль о плаце вызывала судорогу в конечностях. Старик еще немного посверлил взглядом бойцов, а потом кивнул:
– Так я и думал. Все свободны.
Гладиаторы, поднявшись со своих мест, двинулись к выходу из столовой. За спиной оставался недопитый кувшин сока, что несколько меня огорчало. Кто знает, когда еще доведется выпить что-то, кроме воды. Уже у самого выхода я услышал до боли знакомую фразу:
– А тебя, землянин, я попрошу остаться.
Вздохнув и прогнав несвоевременные ассоциации, я развернулся и подошел к старцу. Тот с показной тяжестью и скрипом уселся на скамью и кивнул мне, показывая на соседнее место. Сел и я. В такой непосредственной близости взгляд старшего маласа казался еще более тяжелым, а его сила буквально придавливала к полу. Настоящий монстр в шкуре рассыпающегося деда. Впервые в жизни я был не уверен, что хочу скрестить клинки с существом, встретившимся мне на жизненном пути.
– Боишься? – спросил мой собеседник.
– Да, – просто ответил я.
Мелькнула серая молния, но трость старца лишь ударилась о мой клинок. На одних инстинктах, даже, скорее на автомате, я выбросил вторую саблю, целя в горло, но тут произошло невозможное. Лунное Перо рассекло лишь пустоту, старик неожиданно оказался на расстоянии пары метров от меня.
– Не поддаешься страхам, – еле заметно хмыкнул он. – Признак хорошего бойца.
Проклиная про себя этого сумасшедшего, я убрал сабли и показательно сложил руки на коленях.
– Скажи мне, землянин, ты был там у себя магом?
– Да.
– Сильным?
Я сперва замер, а потом все же рассмеялся. Признаюсь, порой смеяться над самим собой даже проще и приятней, чем над кем-то другим. Когда смеешься над собой, то словно плюешь в лицо миру, а когда над другим… Ну, тут все от обстоятельств зависит, но зачастую можно нечаянно плюнуть и в свое лицо.
– Скорее, слабым, – с легким кашлем ответил я. – Даже слабейшим.
– Честный. Это тоже признак хорошего бойца.
– Вы мне хотели что-то сказать? Потому что, по правде говоря, я лучше отправлюсь на рандеву с подушкой.
Малас рассмеялся своим старческим, чуточку пугающим смехом.
– Твой акцент невозможно слушать без улыбки, – пояснил он эту вспышку веселья. – Но уважаю твое желание отправиться ко сну. Я хотел лишь сказать, что несколько удивлен. Только два халасита показали в первом туре свое владение стихией. Одного из них ты одолел.
Мне нечего было ответить. Когда не понимаешь, что творится вокруг, лучше промолчать. Больше узнаешь, а другие, возможно, подумают, что ты уже знаешь все.
– Воздух – опасное предпочтение, – продолжал философствовать старик. – Но душе не прикажешь.
– Я все еще не чувствую деловой подоплеки.
– Советую тебе приобрести терпение, так как оно…
– Тоже является чертой хорошего бойца, – перебил я старика. Не знаю зачем – просто решил проверить, насколько тонок лед. Судя по спокойному взгляду маласа, лед невероятно толст.
– Однажды, когда я был еще совсем юн, мне довелось видеть финал состязания. – Старик отложил трость и наполнил наши кубки соком. Я приготовился слушать историю, пока не подозревая, что именно она станет основным кусочком паззла. – В нем также участвовал землянин, называющий себя магом. На Териале вас было всего двое – он и ты. Звали его Элиот, и волосы его были белы, как кость мертвеца, а глаза черны, как пролитая смола. И этими черными глазами, клянусь всеми стихиями, он бы не различил и голой женщины перед собой. Слеп, как крот, но сражался, как сам Термун. На глазах он всегда носил повязку, так как не хотел ими пугать зрителей, и все же он выстоял. Все состязания и испытания он оставил за спиной и приблизился к финалу…
По мере продолжения рассказа я чувствовал, что мне знаком этот образ. Почему-то в моем воображении он прочно связан с театром – вернее, с оперой. А ведь на Ангадоре я побывал лишь на одной опере. Тем не менее в этот момент я ожидал, когда прозвучит «но» в этой истории. И оно не замедлило последовать:
– Но никто не ожидал, что он сбежит.
– Сбежит? – Сердце мое забилось с бешеной скоростью, а зрачки, я уверен, расширились от нетерпения.
– Да, – как-то мрачно ухмыльнулся старший малас. – Он предпочел мешок Темного Жнеца воинству Термуна. Он попросту спрыгнул с края и камнем рухнул за облака.
Я шумно сглотнул и мысленно чертыхнулся. Такой вариант точно не для меня.
– А какой стихией он овладел?
– Умен. Это черта хорошего бойца. Элиот владел пламенем, которое по его воле становилось белее пролитого молока.
Этот эпизод тоже что-то подсказал мне, но я пока еще не мог собрать все нити в единое полотно. Слишком мало мне известно, и чересчур много вопросов остаются подернутыми мутной пеленой тайны.
– Спасибо за историю, – кивнул я. – Но к чему она?
Старик немного помолчал, потом взял свою трость и с притворной тяжестью поднялся. Посмотрел мне в глаза и спокойно произнес:
– Я вижу тебя, землянин. Ты хочешь сбежать, но у тебя есть только два выхода – мешок Жнеца или воинство Термуна. Смирись.
Я поднялся, отряхивая штаны, залпом осушил кубок и с вызовом провозгласил:
– Смирение – черта плохого бойца.
С этими словами я вышел вон, спеша к своей комнате. Оказавшись в каморке, я запер дверь, подперев ее стулом, а потом залез под кровать. Там я достал из пола дощечку, которая плохо сидела на еле забитом гвозде, и перевернул ее. Она была вся покрыта алыми надписями, иногда виднелись чертежные зарисовки улиц и переулков, а также имелись еще десятки разных мелких пометок. Я достал саблю, сделал очередной укол на указательном пальце правой руки и продолжил записи. Я нанес на дощечку все, что узнал нового из краткого диалога, а потом внес поправки в наброски побега. Нет, Тим Ройс не знает, что такое смирение, все, что он знает: главное – идти вперед.
Вернув дощечку обратно, я вылез наружу, а потом лег на кровать. Сон, как это было вот уже семь дней, пришел мгновенно, без остатка затягивая в свои фантастичные миры.
На следующее утро после ледяной ванны с едким порошком в качестве мыла нас построили на плацу. Вперед вышел старший малас, держа в руках кувшин. Перед каждым, кроме меня, стоял пустой простецкий деревянный стакан. Бойцы подняли их и протянули руки вперед. Старец, разливая мутноватую желейную жидкость, двигал речь:
– Любой из вас рожден со стихией внутри. Сегодня вы найдете ее, и ваши тренировки станут по-настоящему тяжелыми. Пейте, претенденты на воинство, пейте и молитесь стихиям, чтобы они не разорвали вашу душу.
Каждый отпивший, закатив глаза, заваливался на песок и начинал биться в жутких конвульсиях, разбрызгивая пену изо рта. Это выглядело по-настоящему страшно, но гладиаторов это не волновало. Они все так же, один за другим, опрокидывали в себя стакан отравы и падали на землю.
Когда же очередь дошла до меня, старик просто вылил остатки мне под ноги. Сперва я подумал, что это такое оскорбление, но понял, что ошибся.
– Ты, землянин, уже породнен со стихией, тебе ритуал ни к чему.
Я взглянул на корчащихся в конвульсивных припадках людей и облегченно вздохнул.
– Это радует, – только и сказал я, держа руки на саблях.
В последнее время я так делал всегда: просто не отпускал оружие не на миг, забирая его с собой и в койку. Так спокойнее.
– Я видел тот прием, которым ты сразил противника на арене, – продолжил тренер гладиаторов. – Сегодня ты будешь его отрабатывать до заката. Можешь приступать.
Малас ударил тростью о землю, и передо мной выросла огромная толстая глыба. Она была высотой метра три, шириной около двух, а толщиной… Я отошел в сторону и оглядел ее – толщиной она была все четыре.
– И что мне с ней делать? – охрипшим голосом спросил я.
– Ты должен ее сточить, – без всяких эмоций ответил старец. – Как только справишься, приступим к новому этапу тренировок.
