Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ) - МакКаммон Роберт Рик

Майкл раздумывал над тем, как лучше перелезть по стене через зияющий провал, и ему тоже было не по себе. Пока офицеры тихо беседовали на своем балконе, он потянулся так далеко, как только мог достать, цепляясь содранными пальцами за трещины между камнями и напрягаясь всем телом. «Сейчас!» — мысленно приказал себе Майкл, и, не раздумывая, на одних пальцах повис над провалом, между двумя обломками полуразрушившегося карниза. Он висел уже несколько секунд, пытаясь поставить правую ногу на ближайший уцелевший участок карниза. От карниза откололся небольшой камень, и вслед за ним начали осыпаться камешки помельче.

— Это убийство! — гневно продолжал голос первого офицера. — Форменное убийство. Тысячи молодых людей обречены на верную смерть. Я знаю, мне доводилось читать рапорты. Но когда об этом станет известно народу Германии, кое-кто поплатится сполна.

Майклу никак не удавалось опереться — карниз осыпался. На лице у Майкла выступил пот. Плечи и запястья свела судорога. От кладки карниза откололся еще один обломок и на лету ударился о стену замка.

— Что это было? — спросил другой офицер. — Что-то как будто упало.

— Где?

«Ну давай! Давай! Быстрее!» — приказывал себе Майкл, проклиная свою медлительность. Он поставил мысок правого ботинка на маленький выступ, оставшийся на месте разрушившегося карниза, и камешек, к счастью, остался на месте. Давление на запястья и плечи ослабло. Но мелкие камешки все еще осыпались, с дробным стуком отскакивая от земли.

— Вот! Слышишь?! Я же говорил!

Сейчас эти двое наверняка перегнутся через перила балкона, посмотрят вверх и увидят, как он болтается на карнизе, пытаясь удержать равновесие. Майкл продвинул правую ногу подальше, освобождая место для мыска левого ботинка. Он находился на расстоянии вытянутой руки от балкона полковничьих апартаментов. Ухватившись правой рукой за балюстраду, он подтянулся и перелез через ограждение, выложенное из шероховатого камня. Здесь он остановился, тяжело дыша, чувствуя, как медленно расслабляются сведенные судорогой мышцы рук и плечей.

— Чертов замок рассыпается на глазах, — желчно проговорил первый офицер. — Как и сам рейх, а? Черт возьми, я не удивлюсь, если этот балкон, на котором мы сейчас стоим, рухнет у нас под ногами.

Последовало молчание. Майкл слышал только тихое покашливание одного из собеседников, потом внизу открылась и хлопнула балконная дверь.

Майкл осторожно повернул ручку балконной двери и вошел в номер Джерека Блока.

Он знал, где находится столовая и что дверь в дальней стене ведет из нее в кухню. Там ему было делать нечего, тем более что он мог столкнуться с кем-нибудь из официантов или кухонной прислуги. Оказавшись в огромной гостиной с высокими потолками, Майкл прошел мимо камина, облицованного черным мрамором, с неизменным портретом Гитлера над ним, и остановился перед следующей дверью. Он попробовал осторожно повернуть до блеска начищенную медную ручку, и дверь бесшумно поддалась. В открывшейся перед ним комнате было темно, но ему было все хорошо видно и без света; полки с книгами, массивный письменный стол из дуба, два черных кожаных кресла и такой же диван. Должно быть, это был кабинет Блока, где он работал, приезжая в «Рейхкронен». Притворив за собой дверь, Майкл прошел по мягкому персидскому ковру. («А коврик-то из России, — угрюмо думал он. — Лежал небось себе раньше в усадьбе какого-нибудь дворянина») к письменному столу. На столе стояла лампа под зеленым абажуром. Майкл включил ее, чтобы продолжить поиски. На стене висела большая фотография, на которой Блок был снят на фоне большой каменной арки. Позади него виднелись деревянные постройки, забор, опутанный кольцами колючей проволоки, и кирпичная труба, из которой валил густой черный дым. «ФАЛЬКЕНХАУЗЕН» — было выбито на арке. Концлагерь в окрестностях Берлина, где Блок служил когда-то комендантом. Это была фотография человека, испытывающего чувство гордости за свое любимое детище.

Теперь все внимание Майкла было сосредоточено на столе. В пресс-папье был вставлен лист чистой промокательной бумаги. Блок, судя по всему, был педантом и любил порядок. Майкл потянул за ручку верхнего ящика: закрыто. Остальные ящики тоже были заперты на ключ. К столу придвинуто черное кожаное кресло, на деревянной спинке которого виднелась серебряная инкрустация — «СС», а на его сиденье лежал портфель. На портфеле был серебряный значок СС и серебряные инициалы в виде трех готических букв — JGB. Майкл положил портфель на стол, открыл замок, запустил в него руку и, нащупав папку, вытащил ее.

В папке оказались именные бланки Блока, на которых были напечатаны какие-то цифры. Многозначные числа, расположенные колонками, по-видимому, означали денежные суммы. Скорее всего, смета. Рядом с цифрами были проставлены инициалы: возможно, инициалы людей, а может быть, просто условные обозначения или какой-нибудь код. В любом случае у Майкла не было времени на то, чтобы разбираться в них. Судя по всему, на какую-то цель истрачена огромная сумма и то ли сам Блок, то ли его секретарь подсчитали здесь все расходы с точностью до последней марки.

Кроме того, в папке лежал большой коричневый конверт.

Майкл отогнул клапан и вытряхнул содержимое на стол.

В конверте оказались черно-белые фотографии. Майкл был явно разочарован, но затем склонился над столом и вгляделся внимательнее.

На первой фотографии было лицо мертвого мужчины. Точнее сказать, то, что от него осталось. На правой щеке зияла дыра с неровными краями, такие же дыры были на лбу, нос провалился, а из истерзанных губ торчали зубы. Дыры, каждая из которых была диаметром сантиметра два, темнели на подбородке и шее. Правого уха у трупа не было: от него остался лишь маленький клочок, как будто его выжгло. Глаза у трупа были широко открыты, век у него тоже не было. Внизу, на истерзанной шее трупа, табличка, на которой мелом по-немецки была сделана надпись: «2/19/44, образец испытания 307, Скарпа».

Профиль, изображенный на другой фотографии, скорее всего, был женским. Прядка темных вьющихся волос прилипла ко лбу. Большая часть кожи с головы трупа содрана, раны настолько глубокие, что виден дугообразный изгиб корня языка. Глаз превратился в белую желеобразную массу, похожую на комок расплавленного свечного воска. Поперек изуродованного плеча трупа лежала табличка «2/22/44, образец испытания 345, Скарпа».

Майкла прошиб холодный пот. Он взглянул на третью фотографию.

Какого пола и возраста было человеческое существо на этом снимке, разобрать было невозможно.

От лица не осталось ничего, кроме зияющих дыр и месива уцелевших мягких тканей. Оскаленные зубы стиснуты, как будто для того, чтобы удержать предсмертный вопль. Шея и плечи трупа пронизаны глубокими дырами, а табличка уточняла: «2/24/44, образец испытания 359, Скарпа».

«Скарпа…» — вертелось у Майкла в голове. Норвежский остров, на котором доктор Густав Хильдебранд обосновал свою вторую резиденцию. Очевидно, Хильдебранд принимал там гостей. Поборов отвращение, Майкл снова взглянул на фотографии. Образцы, безымянные номера. Возможно, все они были русскими пленными. Но Боже милосердный! Какое же оружие могло оказать столь разрушительное действие на человеческую плоть? На такое не способен даже огнемет. В голове у него мелькнула мысль о серной кислоте, потому что края ран у всех трех трупов носили на себе следы ожогов, причиной которых мог быть огонь или химикаты. Майкл не был знатоком кислот и щелочей, и все же он сомневался, что с помощью серной кислоты можно было бы добиться подобных результатов. «Образцы испытаний», — размышлял он про себя. Испытаний чего? Какого-нибудь нового химиката, созданного Хильдебрандом? Вещества настолько опасного, что его испытания можно было проводить только на пустынном острове вдали от берегов Норвегии? И какое отношение это может иметь к «Железному кулаку» и карикатуре на Гитлера?

Вопросы без ответов. Но Майкл Галлатин был твердо уверен в одном: он должен ответить на них до того, как через месяц с небольшим союзники перейдут в наступление.