Юлия Федотова - Последнее поколение
Плохо, ах как всё плохо! Как невовремя!
Он делал, что мог. Он сочинял длиннейшее послание с наставлениями для Верена, на случай, если его не заменят. (А заменят — может, еще кому пригодится, время военное, разведка должна функционировать при любом раскладе.) Ведомство работало в чрезвычайном режиме: готовились тайные переговоры с Квандором, готовилась серия диверсий на юге. Совещания заканчивались чуть не на первом закате, люди расходились, пошатываясь, с красными глазами. После четвёртой подобной ночи форгард Менор, отозвав его в сторону, спросил прямо: «Господин цергард, что происходит? Вы ведёте себя так, будто завтра помирать собрались!» «Послезавтра! — рассмеялся про себя Эйнер. А вслух ответил формальное: «Обстоятельства вынуждают! Тревожная ситуация на юге». Как будто Менор хуже него понимал ту ситуацию! Понятно, что простой её никак нельзя было назвать, но и нужды устраивать безумную гонку пока не было… Не было бы! Если бы не обстоятельства.
Из-за них он решился на крайний шаг — пошёл к Азре. Главнокомандующий занимал самую непримиримую позицию по Квандору, из-за него лично мирные переговоры уже срывались дважды.
Они говорили три часа. Вопреки ожиданию, Азра вёл себя очень спокойно, если не сказать, отрешённо. За последние дни его представления о реальности здорово пошатнулись, он больше не был уверен ни в чём. И возможность перемирия с Квандором, о котором и слышать не хотел всего лишь год назад, отвергать не стал. Мало того, он дал себе труд выслушать идею о создании северной коалиции! И угрожал при этом собеседнику всего лишь пресс-папье, а не пистолетом. От Азры Эйнер ушёл обнадёженным.
Но ему предстоял ещё один разговор, самый тяжёлый. Он откладывал его до последнего. Он нарочно отпустил Тапри к невесте, чтобы остаться один на один с пришельцем.
…Гвейрану было тревожно все последние дни. Что-то происходило там, за стенами личных апартаментов, о чём цергард Эйнер «домашним» не рассказывал. Целыми днями он пропадал где-то в коридорах власти, возвращался ближе к рассвету, совершенно загнанный — ни о каких расспросах и речи быть не могло, единственное, что успевал Гвейран, это впихнуть в него, полусонного, несколько ложек казённого хверсового варева и заставить снять сапоги, не то в сапогах бы и ложился.
Потом вдруг отослал адъютанта, и вот теперь сидит перед ним, весь какой-то не такой, глаза отводит…
— Регард Гвейран, я должен познакомить вас с планом завтрашних действий — это прозвучало очень официально и сухо. Обычно Эйнер обращался к нему просто «Гвейран», или «доктор», или, шуткой, «пришелец» — типа, «Привет пришельцам!»
— Знакомь, раз должен, — согласился он. И подумал, не уместнее ли было ответить: «Слушаюсь, господин цергард»? Но это оказалось не важно.
— Такой значит план… В общем… Только вы должны понять: это единственно возможный вариант, другого просто нет, мы с дядькой Хритом уже всё перебрали… Я знаю, вам не понравится, вы станете возражать, но это бесполезно.
— Ты объяснишь, в чём дело, или я тебя сейчас стукну! Не взирая на субординацию! — свирепо прервал затянувшуюся преамбулу Гвейран.
Да, план ему не понравился. Вот то есть СОВЕРШЕННО! Это был худший план из всех, что ему приходилось слышать. Потому что ни единого шанса на жизнь не оставлял он соратникам Эйнеру и Хриту. Но он вынужден был признать: другого способа вызволить его соплеменников с планеты тоже не было. И чёрт бы с ними, соплеменниками! Не маленькие, знали, на что шли!.. Но цергард Эйнер проникновенно глядел ему в лицо своими большими серыми глазами, и уговаривал, стараясь придать подрагивающему от волнения голосу как можно больше убедительности:
— Вы поймите, мы не можем рисковать! Это последний шанс для нашего мира, самый последний! Нельзя допустить, чтобы ваши люди погибли на Церанге, иначе отношения с Землёй будут безнадёжно испорчены, никто не станет нам помогать. Уж я чувствую, уж я знаю!..
Ну, хорошо, — отводя взгляд, чужим и хриплым голосом спросил Гвейран. — Если ты… Короче, кто тогда, по-твоему, будет официально представлять интересы Церанга на Земле?
Цергард Эйнер взглянул в упор. Ответил поспешно, не задумываясь:
— Вы!
— Как — я?! Я же не церангар! Я не гражданин…
— А вот! — просиял Верховный, вываливая из планшетки какие-то бумаги. — Держите!
— Что это? — Гвейран взял протянутый лист.
— Это свидетельство о подданстве! Самое подлинное, не думайте, что у Капра сляпали! (Отдел трегарда Крапра специализировался на изготовлении фальшивых документов для нужд внешней разведки) Теперь вы полноправный гражданин Федерации и законный представитель гражданской власти Арингорада! Видите — подпись президента!
— Что, тоже подлинная?! — не поверил глазам Гвейран.
— Ну, разумеется! — ответил цергард с лёгкой обидой. — Специально человека в старую столицу гоняли! Стал бы я по такому важному вопросу на фальшивки полагаться!.. Я спать пойду, ладно? Не могу уже…
— Сапоги снять не забудь, — напомнил пришелец машинально. Как будто это важно для человека, которому завтра предстоит умереть!
Цергард ушёл, а он ещё долго сидел под лампой, вглядываясь в каллиграфические буквы документа — они почему-то разбегались перед глазами.
«Решением Правительства Арингорадской Федерации, господина Стаднецкого Вацлава (Алекс-ата, уроженца планеты Земля, считать действительным подданным Арингорадской Федерации с предоставлением всех гражданских прав и полномочий Официального Представителя Арингорада (планета Церанг) на Земле».
Этот документ был не единственным. Нашлось в планшетке и совершенно уникальное по своей дикости «распоряжение о производстве Гвейрана Лер-ата, регарда медицинской службы в Вацлава Алекс-ата, форгарда службы Внешней разведки», и ещё множество второстепенных бумаг, причитающихся полноправному гражданину Федерации.
Из спальни вдруг выполз цергард Эйнер, остановился, прислонившись к косяку.
— Я это… Забыл сказать. Вы теперь человек с положением, вам всё равно адъютант полагается. Возьмите моего Тапри, не хочу, чтобы он оставался на Церанге. Прикончат его тут.
— Возьму непременно, — ответил Гвейран с большим достоинством. — Мне теперь без адъютанта никак не обойтись! — господи, как бы всё это могло быть забавно, если бы только цергарду Эйнеру не предстояло завтра умереть!
… Так бывает иногда, особенно зимой, когда полчища летучих кровососов не отравляют существование. Утром перед боем, до начала артподготовки, лежишь в окопе, смотришь, как по чистому, ещё не задымлённому взрывами, жёлтому небу плывут сиреневые облачка, и белые снежинки, медленно кружась, падают из них на чёрную гладь замёрзшей топи, вдыхаешь свежий морозный воздух — и так хорошо кругом, что невольно приходит мысль: как же это глупо, идти на смерть в такой чудесный день!
Но в тот раз погода будто нарочно решила позаботиться, чтобы цергард Эйнер не испытывал особых сожалений, расставаясь с жизнью. Серые с ржавчиной тучи пеленой затянули небо над Арингором. На их фоне, уровнем ниже, стремительно летели к северу клочковатые обрывки сизых облаков. Хлестали косые струи дождя, и порывистый ветер с юга пахнул гарью. Топь вспухала, напоённая водой.
«Летние» форменные плащи не спасали от холода, с длинных острых козырьков фуражек, торчащих из-под надвинутых капюшонов, стекали целые водопады. Под ногами чавкало, чмокало и хлюпало, сапоги вязли по голенище, сырость затекала внутрь.
— Стоп! — скомандовал цергард Эйнер спутникам. — Дальше не идём. Затянет.
Процессия остановилась.
Надо сказать, в первоначальный план эта «процессия» никаким боком не входила. Предполагалось, что Тапри с Гвейраном вдвоём незаметно выберутся за город, извлекут транспорт из топи и пригонят на Городской полигон, где, и должно состояться назначенное мероприятие. (Когда Эйнер думал о тысячах людей, с первого восхода мокнущих и мёрзнущих там, на импровизированных открытых трибунах, наскоро сооружённых из металлических строительных профилей, ему становилось стыдно.)
Но жизнь внесла свои коррективы в лице форгарда Ломра, бывшего подчинённого цергарда Сварны. Начальник отдела Государственной хроники настаивал: исторический момент должен быть запечатлён для потомков во всей своей полноте. Ни одна деталь не должна быть упущена! Он пришёл в такое волнение, узнав о предстоящем событии, он так горячо и слёзно убеждал своего нового начальника, что сердце старого солдата, не привыкшего работать с людьми творческими и эмоциональными, дрогнуло.
— Да возьми ты его, чёрт с ним! Может, он и прав, насчёт истории… — попросил Эйнера дядька Хрит, которого все последние дни не оставляли мысли о Вечном. — Нам теперь какая разница, а человек того гляди заплачет!
