Михаил Тырин - Дети Ржавчины
— Значит, придется облететь и поля. Крестьянам можно говорить, что мы переселяемся, чтоб собирали вещи, кто хочет. Лучше всего, если пилоты вылетят прямо сейчас, а позавтракают в дороге.
— Так что случилось?
— Это я объясню позже, когда будем на Новой земле...
Я от усталости говорил вяло и не очень убедительно, и все чаще замечал, что на меня смотрят странно. Как на пьяного. Закончив речь, я спрыгнул на землю и остановился. Я не мог решить, куда идти и что делать в первую очередь. Может, отправиться на стоянку, начать готовить технику?..
Меня тронул за плечо кто-то из погонщиков, из старой гвардии.
— Пойдем, поешь, выпьешь, что ли... На тебя смотреть страшно.
Я кивнул и поплелся за ним. Едва вошел в натопленный дом и упал на скамейку, как силы разом оставили меня. Найти бы себе заместителя, который все сделает, а самому — спать.
Но заместителей у меня не было. И быть не могло — никто не знал дорогу к хранилищам.
— Так ты объяснишь, чего страх нагонял? — спросил погонщик, глядя, как я ковыряюсь в тарелке с кашей.
— Здесь скоро будет очень опасно. Гораздо хуже, чем бывало раньше.
— Хм... Ничего не понятно. Тут говорили, ты упал прямо в Прорву, погиб, наверно.
— Да, упал. Но не погиб. Потому и знаю, что отсюда всем нужно бежать.
Я вновь сравнил, сколько людей живет на континенте и сколько мы успеем перевезти. Мне стало горько-я почувствовал себя капитаном гибнущего корабля, у которого лишь пара спасательных жилетов.
От стоянки начал доноситься свист включенных двигателей. Я бросил ложку и отправился туда. Набралась эскадрилья в четыре десятка машин. Я приказал, чтоб в каждую машину садились, кроме пилота, по два-три человека. На обратном пути они поведут новую технику.
На меня смотрели косо. Людям не нравилась эта неудобная спешка, которую я не соизволил даже объяснить. Однако пока меня слушались.
Мы поднялись в воздух, не теряя времени. Я засыпал за штурвалом, поэтому сразу показал направление, настроил приборы и отключился.
Сон длился, казалось, одну секунду. Не успел я закрыть глаза, как снова пришлось стряхивать дрему, выбираться из кабины и, что самое скверное, лезть в холодную воду.
Однако купание пошло на пользу. Сонливость в момент улетучилась. Пилоты столпились на берегу, изумленно глядя, как из-под воды со скрежетом выползает исполинская железная конструкция, обросшая илом. Все были поражены, хотя в последнее время наших людей стало трудно чем-то удивить.
— Работаем быстро и весело, — сказал я, взобравшись на нулевой уровень и вооружившись тесаком. — Смотрите за мной, все очень просто и безопасно.
И я начал разносить на куски ближайший из контейнеров, уворачиваясь от осколков и струй консерванта. Когда под кучей темной слизи прорисовался контур истребителя, люди возбужденно заговорили. Прежде меня многие спрашивали, откуда берутся боевые машины, но никому в голову не приходило, что именно отсюда — из-под воды, из черной скорлупы.
— Начинайте, — скомандовал я, отойдя в сторону, чтоб вытряхнуть из-под куртки натекшую с верхних уровней воду.
Пилоты принялись за работу. Одни разбивали контейнеры и снимали с машин остатки консервирующего состава, другие здесь же начинали проверку и восстановление систем после хранения.
Я побыл возле хранилища недолго, а затем сам двинулся в обратную дорогу, не дождавшись первой партии. Нужно было проследить, как на базе идет подготовка к отбытию, и присмотреть площадку, на которую вскоре приземлятся сотни новых машин.
Небо было серым, солнце едва проглядывало сквозь облачную пелену. С высоты я видел, как велика эта земля, я представлял, как много здесь людей, и скрипел зубами от бессилия. Надо было быстрее учить крестьян летать, брать в союзники все новые и новые деревни, чтобы сегодня отправлять беженцев не по крупицам, а тысячами. Нужно было вычислять и открывать новые хранилища, гнать на базу больше техники. Когда Надежда была жива, казалось, что все это мы успеем. И с переселением не торопились, поскольку с истребителями мы и так находились в безопасности.
Теперь же оказалось, что техники мало, людей еще меньше, а времени вообще нет. Я не был виноват в том, что высшие силы решили именно сейчас устроить на этой земле апокалипсис, но это не утешало.
Я опустил машину на стоянку, вылез — и вдруг увидел растерянные лица охранников.
— Там... это... — промямлил один. — Там... в общем, приехали.
Я кивнул и пошел к центру деревни. На площади стояло несколько дорогих крытых экипажей, возле них гарцевали вооруженные всадники — не меньше трех десятков.
Дверца одного из экипажей открылась, и я сразу узнал шарообразную голову Лучистого. Я остановился, пытаясь определить, с миром ли он прибыл. Как назло, почти все наши люди работали на хранилище. На базе осталось лишь несколько охранников и две машины, включая мою. Да и не успеть до них добежать, если что случится...
Лучистый неловко вышел из своей кареты и остановился. Вслед за ним на свет выбрался еще какой-то человек — седой и ссутуленный, одетый почти так же богато, как и повелитель. Незнакомец перекинулся с Лучистым несколькими словами и направился ко мне.
— Здравствуй, Безымянный, — с приторным дружелюбием проговорил он, растягивая старческие губы в улыбке.
Я уже отвык от этого имени, все давно называли меня Олегом, но спорить не стал. Лишь кивнул в ответ.
— Вот, все про тебя говорят, и Лучистый тоже решил тебя проведать.
— Милости просим, — я пожал плечами.
— Подарки привез, они там, в повозках. Вино, крупу, безделушки разные. Оружие брать не стал, у тебя, говорят, и так его хватает.
— Ближе к делу, — попросил я. — У меня мало времени. Во-первых, кто ты такой?
— Да-да, конечно! Я ближайший друг Лучистого, советник и верный слуга. Может, мы и встречались раньше, но я что-то запамятовал.
— Да где уж тебе помнить простого конюха... Что надо?
— Помнится, ты предлагал, чтоб вы с Лучистым вместе командовали твоей армией. Знаешь, он решил согласиться.
— Поздно, — сказал я, развернулся и пошел прочь, удивляясь наглости землевладельца.
— Постой, постой! — раздался сзади лебезящий голос. Я не собирался останавливаться, но тут услышал конский топот. Повернулся, готовясь при необходимости быстро выхватить пистолет.
На этот раз меня догонял сам Лучистый. Два всадника сопровождали его.
— Не уходи! — землевладелец замахал руками. Я не заметил и следа той надменности, что была в нем прежде. — Давай обсудим, договоримся!
— Не договоримся, — ответил я. — Мы улетаем отсюда, нам незачем договариваться.
— Я знаю, знаю! — заверил меня Лучистый, подойдя на расстояние трех шагов. — Но может там, в другом краю, мы начнем действовать вместе?
Я снова подивился его наглости. Он разговаривал, словно ничего не произошло, словно его каратели не сожгли деревню и не пытались убить меня.
— Уже ничего не нужно, — сказал я, стараясь сохранять хладнокровие. — У нас хватает хороших командиров.
— Ну, пусть так, — с легкостью согласился он. — Но, может, ты согласишься дать несколько своих чудесных машин, чтобы переправить на Новую землю меня, мои вещи и людей? Скажи, сколько нужно заплатить.
Я хотел тут же выгнать его в шею из деревни, но передумал. Его люди имеют право спастись вместе с остальными. Да и он сам тоже.
— Не нужно ничего платить. Можете располагаться у нас и ждать своей очереди. Если не боитесь...
— Постой, а зачем очередь? Я же сказал, что хорошо заплачу.
Он быстро сунул мне тяжелый шелковый мешочек. Я машинально взял.
— Значит, так, — деловито проговорил он, считая, что я уже куплен. — Со мной будет восемьдесят человек и пятьдесят лошадей. Кроме того, понадобится большая машина, чтоб перевезти одежду и запасы из амбаров. Не знаю, брать ли мебель. Лучше, наверно, взять, чем потом делать новую?
— Какую еще, к черту, мебель?! — процедил я и швырнул деньги ему под ноги. — Если ты хочешь улететь, я, может, помогу и тебе, и твоим людям. Но никакой мебели и одежды ты не повезешь, даже если крестьяне пожалеют тебя и не закопают здесь же. Все твои вещи будут разделены между другими людьми. Все клинки ты так же отдашь людям. Инструменты, оружие, еда, лошади — все будет в общем распоряжении. И знай, что там тебе не позволят наращивать жир, пока другие работают на тебя. Ты будешь вместе со всеми пахать землю, валить деревья и ходить в караулы. Ты будешь жрать ровно столько, сколько заработаешь, ясно?
— Но я не могу всего этого, — с сожалением произнес Лучистый, невинно глядя мне в глаза. — Ведь меня перестанут уважать люди. Какой же я буду землевладелец, если стану выходить на поля, как простой крестьянин?
У меня мороз пошел по коже от злости. Я сжал кулаки и мысленно сосчитал до десяти.
— Если станешь хорошо работать, тебя будут уважать, — сказал я, совладав с эмоциями. — Это я тебе обещаю.
Я развернулся и быстро пошел прочь. Лучистый затрусил за мной, дергая меня за куртку, как нищий попрошайка.
