Василий Тараруев - Путь паломника
"Для чего мы всё же существуем?" — вновь задал себе вопрос Дон Кихот — "Всю жизнь к чему-то стремимся, куда-то бегаем, суетимся и нервничаем из-за каких-то комариных целей. Сперва учишься читать и писать, ходишь в школу, потом учишься работать, будь то ПТУ или элитный ВУЗ, потом работаешь, бегая как бельчонок в колесе, чтоб кормить себя и семью и так всю оставшуюся жизнь, пока не сдохнешь от старости и не будешь выброшен как изношенный шарик от подшипника. Между делом успеваешь наплодить себе подобных, которые обречены на тот же цикл. В чём смысл? Воспроизводство ради воспроизводства? Кто попроще, те просто живут, не задумываясь о цели существования — вкалывают, чтоб заработать еды и вещей, потом с чувством выполненного долга потребляют заработанное — о нет, нисколько не осуждаю, просто констатирую факт. Кто имеет более тонкую душевную организацию — пытаются найти какой-то смысл во всё этом или какую-то цель перед собой ставят. Кто-то ударяется в творчество, кто-то в спорт, кто-то в науку или философию. Вот и я — перечитал неимоверную массу всяческих книг — в какой-то непонятной надежде апгрейдить себя в самому непонятно каких параметрах, с той же целью был и спорт, и потуги на литературном поприще. Эх, как говорил доктор Фауст — "но замечаю что при всём был и остался дураком". Зачем работать над собой, зачем самосовершенствоваться, если тебя в итоге всё равно ждёт смерть? Кто-то скажет о том что плодами твоих трудов воспользуются другие, но мне-то с этого какая уже будет радость?"
В памяти всплыли чьи-то слова: "Ты лишь случайная комбинация генов. Однажды твой организм остановится от износа и распадётся на атомы. Поэтому спеши как можно сильнее насладиться благами, которые даёт современный прогресс. Смысл твоей жизни — по большому счёту получение удовольствия от потребления".
"Наверное Никольский верно говорит, что нас побуждают жить природные инстинкты, само наше тело с его постоянными потребностями, ощущениями — продолжал думать Дон Кихот — "А разум — ему по большому счёту всё равно, жив он или нет. Но неужто человек, эта уникальная машина для познавания законов вселенной, как однажды выразился Гарев, существует чтоб получать удовольствие от удовлетворения потребностей организма, словно амёба какая? Наверное всё-таки должен быть какой-то более высокий смысл существования? А может быть правы древние мистики, утверждающие, что наша жизнь — отборочный тест богов, призванный выявить достойный материал для каких-то их неведомых нам целей? А все проблемы, трудности и опасности, которым мы подвергаемся в этой жизни — лишь способы усовершенствовать себя через их преодоление или достойное их решение? Не знаю, но такая точка зрения мне не кажется лишённой основания — все эти древние мифы про ад и рай, про небесные чертоги для воинов и праведников… Какой-то автор, отстаивавший эту позицию, писал, что всякий раз как преодолеваешь слабость, идёшь на риск, ты улучшаешь качество своей души для богов. Хех, если так, то я свой материал в Зоне изрядно улучшил — сколько раз приходилось идти навстречу смерти".
Вытянувшись на рваном матрасе, Дон Кихот завернулся получше в потёртое армейское одеяло и провалился в сон.
Покушение
Дон Кихот проснулся с ощущением смутной тревоги. Он сам не мог объяснить, что так резко вырвало его из забытья, то ли обостренное чувство опасности, не раз спасавшее ему жизнь в Зоне, то ли еле слышный шорох крадущихся шагов в коридоре за дверью. Сонливость улетучилась мгновенно, Дон Кихот быстро и бесшумно вскочил с топчана, толкнув спящего Сотнича.
— Кажется у нас гости — шепнул сталкер.
Сотнич кивнул, поднимаясь, толчками быстро разбудил Никольского и Вершинина, опережая вопросы приложил палец к губам. Гарев уже был на ногах и стоял справа от двери. К левой стороне призраком скользнул Сотнич, на ходу извлекая нож из потаённого кармана.
"Неужели полезут?" — нервно размышлял Дон Кихот, кляня себя за то что не сообразил припрятать даже нож, подобно Сотничу. Без оружия он чувствовал себя голым и беззащитным, такого ощущения беспомощности не было даже в той стычке с бандитами у Периметра, когда он остался с одним пистолетом против шайки мародёров и псевдособаки.
"Кузьма совсем оборзел, если решил мочить нас здесь" — зло подумал Дон Кихот — "Бобр и Петрович этого так не оставят, да и клан "Свобода" получит ненужные проблемы. Или ему совсем алчность мозги застила?". В том что сейчас будет много драки и стрельбы, Дон Кихот нисколько не сомневался — за всё время что он провёл в Зоне, чутьё опасности его ещё ни разу не подводило.
— Эй, сталкер — шепотом на самой грани слышимости позвал Сотнич и протянул ему руку с каким-то предметом. Дон Кихот скорее машинально взял и на миг обомлел от радости — пальцы сжали рифлёную рукоять охотничьего ножа. Конечно, сталкер предпочёл бы свой привычный десантный, но и этот клинок был отнюдь не хуже.
"Живём!" — обрадовался Дон Кихот — "Всё ж не совсем с пустыми руками встречать супостатов. Кто бы подумал, что Виктор окажется таким запасливым мужиком". Сталкер взвесил в ладони увесистый но хорошо сбалансированный клинок. Главное, что эта штука годилась отнюдь не только для открывания консерв, а уж обращаться с ножом Дон Кихот умел — ножевой бой был его хобби ещё задолго до Зоны, и здесь полученные навыки пригодились не раз — как в поединках с разными подонками, так и последним средством защиты от слепых псов.
Сотнич подмигнул сталкеру, и мрачно стиснув челюсти, занёс наготове руку с ножом, готовясь вонзить лезвие в любого, кто вздумает ворваться. Вершинин встал в метре от двери, сжимая в руках подобранную с пола увесистую палку с торчащими остриями гвоздей, явно некогда оторванную ножку стола.
Еле слышный шорох за дверью слышался уже совсем близко. Затем он вдруг полностью затих. Дон Кихот напрягся как пружина, чуть согнув ноги и выставив перед собой руку с ножом.
Внезапно дверь слетела с петель, выбитая сокрушительным ударом. Дон Кихот едва не проворонил этот миг, несмотря на то что ждал его в любую секунду. Дверь вынесло с такой силой, что фанерные филенки лопнули пополам, но она ещё успела рухнуть на пол, как в комнату ворвалось пятеро неизвестных в масках.
Судя по всему, нападавшие намеревались без лишней суеты расстрелять спящих и то что жертвы оказались готовыми к нападению стало для них неприятным сюрпризом.
Убийца, ворвавшийся первым, бросился влево и оказался лицом к лицу с Дон Кихотом. Глаза в прорезях вязанной маски округлились в изумлении а в следующую секунду закатились, когда клинок сталкера вошёл в шею нападавшего аккуратно над краем лёгкого бронежилета. Хрипя, убийца осел на колени, на пол со стуком выпал "стечкин" с глушителем.
Остальные тоже не теряли времени. Сотнич как тигр прыгнул на спину субъекту в куртке-пылевике с бесшумным автоматом в руках и повис у него на шее, одновременно вонзая нож под лопатку. Вершинин что есть силы обрушил с размаху вниз отломанную ножку стола, сжимая её обеими руками словно топор. Он метил в кисть вытянутой руки с пистолетом, но убийца в последний миг попытался отдёрнуть руку и страшный удал пришёлся на само оружие. Глухо хлопнул ослабленный глушителем выстрел, пуля с визгом срикошетила о бетонный пол, следом зазвенел выпавший "макаров".
Никольскому повезло меньше — он замешкался, растерявшись, и четвёртый убийца всадил ему в грудь две пули. Бронированный комбинезон спас учёного, сдержав маломощные пистолетные пули, но ударная сила близких выстрелов сбила Никольского с ног и надолго вывела из строя.
В это время обезоруженный журналистом убийца бросился на Гарева, выхватывая нож. Безоружный писатель видимо показался ему самой лёгкой жертвой из всех, но на свою беду ничего не знал о его рукопашной подготовке. Гарев легко ушёл с линии атаки, пропуская мимо смертельный выпад, и тут же легко поймал руку с ножом. Раздался треск суставов, нападавший пронзительно закричал, потом вдруг сделал кульбит в воздухе и в падении неожиданно оказался спиной к Гареву, руки которого поймали шею противника в двойной захват. Раздался сухой треск и ночной визитёр безвольной куклой осел на пол. А Гарев уже бросился навстречу остальным убийцам с трофейным ножом.
"Чук-Чук-Чук!" — замешкавшийся позади пятый лазутчик открыл огонь из "кедра" с глушителем. Дон Кихот едва успел броситься ничком на пол и очередь прошла над ним, строча выбоины в старой штукатурке. Заодно он зацепил своего, того что стрелял в Никольского. Раненый убийца вскрикнул матом, пытаясь переложить пистолет в здоровую руку, но Гарев и Сотнич уже сбили его с ног, синхронно поднялись и опустились руки с ножами.
Последний убийца попытался накрыть Дон Кихота очередью "кедра", но оружие неожиданно смолкло, как обычно бывает при перекосе патрона. Чертыхнувшись, владелец попытался передёрнуть затвор. Как завороженный сталкер смотрел прямо в направленный на него дульный срез, рука убийцы словно в замедленной съёмке приближалась к рычагу затвора.
