Сергей Малицкий - Треба
— Тогда он испытает боль, — предупредил Эша.
— Он ее всегда испытывает, — успокоила старика Илалиджа. — Мокрому наплевать, какова глубина брода.
— Если бы дело было только в глубине, — пробурчал Эша и поплелся за мешком.
Арма растянула одеяло, с помощью Илалиджи перенесла на него Кая и стала уже не в первый раз осторожно раздевать воина, одновременно ощупывая его кости и сухожилия.
— Все не так плохо, — заметила пустотница. — Имеем два сломанных ребра, четыре пальца. Все переломы закрытые, потроха не повреждены. Главное — позвоночник и срамные кости, — она хлопнула себя по ягодице, — в порядке. С ними бы пришлось повозиться. А так обойдемся тугими повязками. Но, после того как он придет в себя, головокружение ему обеспечено. И, конечно, все прочие радости. А ведь красавец, — подмигнула Илалиджа, кивнув на распростертое на одеяле обнаженное тело зеленоглазого, — давно его знаешь?
— Пятнадцать лет, — отрезала Арма. — Надо его смазать твоей мазью, давай ее сюда.
— А не боишься? — прищурилась Илалиджа. — Вдруг попадет в ранку, царапинку, станешь как я? Может быть, я сама, — она показала ладони с длинными тонкими пальцами, — его намажу?
— Дай мазь, — повторила Арма.
— На, — рассмеялась Илалиджа и бросила Арме глянцевый мешочек. — Не слишком-то и хотелось обхаживать твоего суженого. Ты уж береги его, синеглазая, а то пока что он тебя сберегает.
Кай пришел в себя только через час. Эша к тому времени устроил костерок, вскипятил воду, бросил в нее пук душистой травы, смешал масло из нескольких склянок с четвертью кубка вонючего отвара, взболтал все это и мазанул зеленоглазого под носом. Тот очнулся мгновенно, с трудом сдержал рвоту, с гримасой вытер лицо рукавом и только после этого открыл глаза. Нашел взглядом Арму, с облегчением выдохнул, осторожно ощупал перетянутое тканью туловище, осмотрел пальцы.
— Это все?
— Кишт, — бросила Илалиджа.
— Бедняга, — с гримасой покачал головой Кай. — Виноват я. Сарлата оказался хитрее.
— Твоя девчонка снесла ему голову так, словно она была насажена на соломенное чучело, — заметила Илалиджа.
— Ты, наверное, намеренно принижаешь умение разбойника, чтобы не хвалить Арму? — нащупал каменный нож на груди Кай.
— Я восхитилась ее умением, — серьезно сказала Илалиджа. — Как дальше будешь поступать? С одной стороны, беречь надо девчонку. Я так поняла, что без нее и тебя завершение колдовства в Храме Двенадцати невозможно? А с другой стороны, жаль, если такой воин, как она, будет отсиживаться за нашими спинами.
— Она не будет отсиживаться и не отсиживалась пока, — медленно попытался встать Кай, одобрительно кивнул, глядя на приведенных Тешей и Шалигаем лошадей, и тут же начал распускать пояс на портах. — Кто копался в моем исподнем?
— Все она, — показала на Арму Илалиджа. — Накрывала тебя, как орлица крыльями гнездо накрывает. Раздевала, омывала, смазывала, перевязывала, опять одевала. Если что уложила не так, как следует, дай уж ей несколько уроков. Научи хитрому ремеслу.
— Шестеро нас осталось, — уже привычно сосчитал вечером Эша, сидя у костерка, разведенного под скалой, где Теша и Шалигай обнаружили лошадей. — Мало. Но и сиунов осталось всего три. Правда, с ними еще Арш и последние четыре воина. Да и девчонку мы пока не освободили. Но все могло быть и хуже.
— Не обсчитайся, — процедила сквозь зубы Теша. — Думаешь, нельзя против нас навернуть такой пакости, что ты и счесть не можешь?
— А я и не считаю неизвестную пакость, — удивился Эша. — Я счет известной веду. Ты, девонька, запомни это дело. Не то удивительно, когда с незнакомцем знакомишься, а то плохо, когда знакомец тебя удивляет.
— Все живые знакомцы мои — здесь, — объявила Теша. — И других не предвидится. Деревни моей нет. Парней моих нет. Ни одного.
— А чем тебе Шалигай не парень? — удивилась Илалиджа. — Руки нет? Зачем тебе его рука?
— А что, только Шалигай? — скривила губы Теша. — И Эша парень хоть куда. Сед, правда, зато удачлив. Его бы удачу на тех моих четверых разделить, как раз бы сейчас меня делили, кулаками морды друг другу охаживали.
— Дело говорит девочка, — расплылся в улыбке Эша.
— И Лилай? — спросила Арма.
Быстрый взгляд бросила на Арму мугайка, но все в нем было: и боль, и слезы, и тоска, и ненависть.
— Прости, — прошептала Арма и поднялась, пошла в сторону, где Кай, назначивший спуск на утро, пытался привести себя в порядок.
— Во всем есть польза, — бормотал за ее спиной у костра Эша. — Во-первых, теперь и у меня имеется нормальный меч. Во-вторых, теперь и у меня имеется лошадь. Как и у всех, впрочем, да еще с запасом. Лошадей-то много. В-третьих, у каждого из нас теперь нормальный лук, да еще и стрел в избытке. Даже Арма стрелялку свою выбросила. Главное, теперь решить, как эту нашу силу грамотно применить. Ну, чтобы потерь по дурости не нести. Чтобы не рухнуло на нас ничего, не провалилось под ногами, чтобы отравленное что не съесть…
Кай, раздевшись по пояс, сидел на скрещенных ногах и медленными движениями растирал себе плечи, грудь, бока, шею.
— Как ты? — шепнула она чуть слышно.
— Утром буду готов, — ответил он.
— К чему? — не поняла она.
— Ко всему, — ответил он. — К спуску, к драке.
— Три сиуна, — напомнила она. — Три сиуна впереди. Арш и четыре воина. И проводница Сарлаты. Она сиун Хары? Воин из клана Смерти, который учил меня управляться с мечом, сказал, что мальчишкой мать пугала его воином с таким же именем. Стариком Хара. У него еще был крест на лысине. Крест, вырезанный ножом.
— Вот этим ножом, — прижал к груди кисет Кай. — Хара единственный, кто изменил своему облику и сел на каменный трон в образе жуткого старика с крестом на лысине. Но изначально Хара — это прекрасная женщина.
— Но его сиун — мертвец? — переспросила Арма.
— Он самый, — кивнул Кай. — «Образ отвратный и гнилостный, человечный, имеющий вид владеющего членами мертвеца». Я наизусть затвердил, что писали о сиунах мудрецы.
— И как ты собираешься его явить? — нахмурилась Арма.
— Не знаю, — пожал плечами Кай. — Но уж во всяком случае постараюсь обойтись на этот раз без глупостей.
— Спасибо, — прошептала она после паузы.
— Иди сюда, — позвал он ее к себе, и когда она присела рядом, обнял и прошептал на ухо: — И ты обойдись без глупостей. Даже на словах. Ну вот. Ты плачешь? Я жив, Арма. И вовсе не собираюсь умирать. Точно-точно. Ну, опять слезы?
Они начали спуск затемно. Шестеро всадников, еще несколько лошадей за ними. Хорошие были лошади у воинов Арша, только Кай так и не понял, купил ли он их где-то в Запретной долине или сумел как-то провести в ее пределы. Лошади слушались, кажется, даже мыслей всадников, но чем ближе становилось дно пропасти, тем сильнее охватывала их тревога.
— Я вспомнила, — подала голос Теша, когда отряд уже был на уровне сизой дымки, застилающей дно пропасти.
— Что ты вспомнила? — оглянулся Кай, придерживая коня.
— Голос, — твердо сказала Теша. — Тот голос, что в деревеньке призывал Арму убить кого-нибудь.
— И кто же это? — нахмурился Кай.
— Я… почти уверена, — сказала Теша. — Хотя он произнес при мне лишь несколько слов. Помнишь, тогда в трактире? Он крикнул, когда мы вошли: «А у нас гости!»
— Сувана! — прошептал Кай.
— Точно он, — кивнула Арма. — И что это значит?
— Лишь то, что он не только вор, — заметил Кай. — Встретим — расспросим подробнее. Поспешим!
Поспешить не удалось. На последнем спуске лошади стали упираться и у самого дна вовсе встали. Те, которые были в поводу, сорвались и умчались вверх по дороге.
— Шагов сто осталось, — с тревогой заметил Кай, вглядываясь в сизую мглу в конце спуска. — А если так?
Он спрыгнул с лошади, сунул ей в зубы кусок сухой лепешки, повел ее под уздцы. Животное всхрапывало, но шло.
— Что там может быть? — проворчал Эша, сползая на землю. — Для маленького старика забираться на такую махину все равно что крепость штурмовать.
— Однако в этакой пропасти всякий день на пару часов короче, чем наверху, — заметил Шалигай. — Наверное, и ночи темнее.
— Надеюсь, что ночь в этой пропасти мы не оценим, — ответил Кай.
— Ты насчет того, что выберемся из нее или положат нас там всех? — осторожно поинтересовался Эша.
— Оценим, — мрачно сказала Илалиджа. — Похоже, что тут всегда ночь.
Они вошли в сизую дымку и тут же перестали видеть и небо, и освещенную солнцем часть стены. Но, вопреки ожиданиям, не оказались в полной тьме. Все вокруг издавало или отражало бледно-лиловый или синеватый свет. Словно в кромешной тьме кто-то зажег тусклую лампу, накрыл ее цветным стеклом, набрал жуткого света и обрызгал им все. Но особенно ярко светились кости. Их было множество. У окончания спуска, от которого начиналась безжизненная равнина с мертвыми деревьями, лежала груда костей. И ворота, которые венчали выход на равнину, тоже были построены из костей, стянутых сухожилиями.
