Дмитрий Янковский - Рапсодия гнева
– Командир… – Джек иронично фыркнул ему вслед.
– Кстати, а кто он? – поинтересовалась Таня. – Военный? Он даже когда в шлепанцах, ему хочется честь отдать.
– Девичью? – привычно хохотнул Джек.
– Блин… Я тебе когда-нибудь заеду в морду, – разозлился Японец. – Следил бы за языком!
– Всегда пожалуйста… Дуэль на мясорубках с пяти шагов.
– Да ладно вам ссориться! – остановила их Таня. – И так на душе кошки скребутся!
– Переживаешь за маму? – Участие Японца прозвучало как-то невпопад.
– Ну… – Таня чуть нахмурила брови. – У нее сегодня день рождения, понимаешь? Мы же с ней формально не ссорились… Глупо как-то. Иногда мне кажется, что я во всем виновата сама.
– Не грузись. – Джек доел, надел очки и снова подхватил гитару. – Позвони, поздравь. Хочешь, «сотку» дам, пока Фролова нет?
Таня вздохнула:
– Это совсем не то… Да к тому же я сама сильно соскучилась. Иногда так хочется вернуться, чтоб все было по-старому. Я когда была маленькой, мы каждые выходные куда-нибудь выбирались, особенно любили кататься на каруселях в Историческом. А на мамин день рождения всегда приезжала тетя Люся и привозила огромный «наполеон» с орехами. Теперь она не приходит… На последний день рождения пришли только подруги из миссии. Жутко противные тетки. У них такие глаза… Как у жаб. Ни грамма ума.
– Замена разума верой… – Джек пробежал пальцами по струнам, наиграв какой-то очень знакомый блюз.
– Но ведь мама никогда такой не была! – сжала кулачки Таня. – Это все эти… Алекс и Марта.
– Сволочи, – снова не в тему подал голос Японец. – Вот этих бы точно надо замочить без сожаления….
– Киллер… – Джек с удовольствием подхватил шутку Фролова. – Гроза юсовцев. Терминатор-три. Ворошиловский стрелок.
– Иди ты… – бессильно огрызнулся Женька.
Кулаки его сжались, в глазах мелькнул холодный блеск оружейной стали.
– Ну сходи к ней, – равнодушно продолжил разговор Джек. – Только если Фролов узнает, он нам всем головы оторвет. Это же все равно что к пчелам в улей – наверняка там вся миссия будет.
– Я с ней пойду! – Японец даже привстал от радостной возможности совершить подвиг.
– Жень, не надо. Вы же всерьез не думаете, что меня может кто-то убить? Это же вам не Москва, где убивают из-за квартир! Ваш Фролов вообще какой-то немного психованный. Везде видит врага, и враг у него постоянно только один. Некоторые так относятся к евреям, а он к американцам. Это плохо. К тому же мама тебя не знает. Что я ей скажу? Она очень настороженно относится к незнакомым молодым людям.
– Ну так представишь заодно. – Японец предпринял еще одну робкую попытку.
Похоже, что свершение подвига откладывается на неопределенное время.
– Не надо… – Таня взглянула на него умоляюще. – Мне и так будет трудно. Но можешь подождать меня у подъезда. Джек, ты с нами?
– Не, я на пляж. May the force be with you![1]
Японец собрался быстро, переодел рубашку и брюки, наспех смахнул пыль с туфель. Для храбрости выклянчил у Джека пневматический «корнет» и закинул его в непрозрачный пакет. Таня переоделась в светлые шорты и белую футболку – загорелые руки и ноги произвели на Женьку неизгладимое впечатление. Она изящно застегнула на запястье ремешок с часами – прошлогодний подарок Японца, и, взявшись за руки, они вышли через калитку.
Цветы для мамы они выбрали вместе. Женьке больше всего понравился безупречный букет красных роз, словно бархатных, источающих чистейшую свежесть аромата.
– Дорого… – неуверенно вздохнула Таня.
Букет ей понравился очень – лучше и не придумаешь, чтобы мириться с дорогим человеком.
Японец молча полез в карман и без содрогания достал двадцать гривень одной бумажкой. На эти деньги можно было бы купить ящик пива.
– Будьте любезны, – обратился он к продавщице. – Нам вот этот букет, пожалуйста.
– Спасибо! – шепнула ему в ухо Таня и чмокнула в щеку.
Японец зарделся и подумал, что добиться поцелуя гораздо проще, чем ему казалось раньше.
– Ну… Это подарок от всех нас, – счастливо улыбнулся он.
Около подъезда они остановились.
– Ты долго будешь? Давай я тебя подожду.
– Не знаю… – извиняющимся тоном ответила девушка. – Ты лучше иди домой. Я, наверно, здесь буду до вечера, очень хочется помириться с мамой.
– Ладно. Как знаешь… – Японец вздохнул и не оглядываясь пошел к выходу со двора.
Таня посмотрела ему вслед, собралась с духом и толкнула подъездную дверь.
С волнением вошла в знакомый подъезд. Пружина скрипнула за спиной, захлопнув ее в прохладном полумраке. Девушка поднималась по лестнице с таким чувством, будто вернулась из другого города. Ядовитая надпись на стене «СКУТЕР», сделанная пацанами с третьего этажа, упрямо просвечивала сквозь все многослойные попытки ЖЭКа перекрыть ее краской. Из маминой квартиры доносились звуки миссионерских песнопений. Она остановилась, раздумывая, не развернуться ли. Сжала в досаде букет, и роза больно, до крови, впилась шипом в ладонь. Нет, все-таки это мама, все-таки нельзя не поздравить ее, но я пробуду там ровно пятнадцать минут, успокоила себя девушка и двинулась дальше. Перед дверью Таня поправила волосы, еще раз взглянула на алые, в капельках воды, розы, тягостно вздохнула и нажала на кнопку звонка.
Дверь открыл братишка.
– Мама! Мама! Наша Танюшка пришла! – закричал он радостно на всю квартиру. – Смотри, какие она тебе розы принесла!
Мама выбежала из большой комнаты, где уже происходило застолье. Глаза ее сверкали тем же пугающим неестественным блеском, который появлялся у нее после посещений миссии. Таня заставила себя улыбнуться, хотя на глаза навернулись слезы, подошла к ней и протянула цветы:
– С днем рожденья, мамочка! Поздравляю тебя! Хочу, чтоб ты здорова была и счастлива. Ты же моя родная! Я за тобой так соскучилась.
– Заходи, моя милая! Хорошо, что пришла! – Мама прямо светилась от счастья, она даже смахнула слезу. – Проходи за стол, доченька! Там все подруги мои! Спасибо тебе за цветочки! А то уж я думала, что никогда тебя не увижу. Все подружки тебе милее, чем мать родная. Наконец-то ты и обо мне вспомнила! Садись, пирожка покушай, салатика! Исхудала-то, маленькая моя…
Раньше мама никогда так не говорила. Словно плохая актриса в дешевом спектакле.
Таня, стараясь не проявлять никаких эмоций, опустилась на уголок стула, поставленного ей заботливым братом, и молча взяла вилку. Кусок в горло не лез. Все это сборище истерических теток и дядек просто пугало. Она поковыряла салат, все-таки надо соблюсти приличия, нельзя маму обижать в такой день. Бокалы наполнили шампанским, и Марта Кори подняла тост.
– Дорогие братья и сестры! – начала она привычным тягучим голосом, почти без интонаций. – Сегодня у одной из нас большой праздник. Она прожила еще один год и стала на один год ближе к любви и свету, заполняющим Вселенную. На один год ближе к Богу. В этот день она не может не почувствовать, как свет Господень пронизывает каждого из нас, как он нас объединяет, роднит. Как любовь и всепрощение пронизывают наши души. Так давайте же выпьем за то, чтобы ненависть никогда не омрачала наши души, чтобы любые проблемы мы решали взаимопониманием и взаимоподдержкой. Ведь небо над нами одно на всех и Бог над нами один на всех. Аминь.
Все встали, встала нехотя и Таня. Подняли бокалы. Девушка подумала про себя, что она выпьет, конечно, за любовь, но не за ту, о которой говорит эта гадкая американка. Она тихо прошептала:
– За тебя мамочка, чтобы ты поссорилась с этими уродами.
И тоже выпила.
После тоста Марта завела гимн «Миссии надежды», в котором часто повторялось слово «Аллилуйя», и гости лихо подхватили разухабистым хором. На глаза многих теток навернулись слезы умиления.
Таня почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. Она поднялась и вышла в кухню. Вот, думала поговорить с мамой, а пришлось слушать проповедь. Глупо. Но если уйти прямо сейчас, то совсем плохо будет. Не по-человечески. Нет, надо подождать немного, гости уже изрядно навеселе. Через пару часов начнут уходить. Все-таки надо поговорить с мамой.
Появился брат. Недовольно посмотрел на Таню:
– Почему ты ушла? Мама обижается, говорит, чтобы я тебя позвал. Сейчас должен прийти дядя Алекс. Она хотела, чтоб ты со всеми за столом посидела. И вообще, если хочешь знать, зря ты на них сердишься. Они классные, я в Америку скоро поеду на целый месяц. Классно!
– Да уж! Америка эта вам – будто мед пчелам. Манна небесная! Чем вам здесь не нравится, не пойму. Гамбургеров их пластиковых, что ли, не ели? Если вы тут не можете хорошего ничего найти, так и там не найдете тем более! Ждут вас там с распростертыми объятьями! Ненавижу! Да у них не только гамбургеры, у них все из пластика. Даже улыбки! И вы туда же! Ладно. – Таня взяла себя в руки. – Сейчас приду.
«Аллилуйя» закончилась, она, как обещала, вернулась за стол. Гости приторно улыбались, только Марта подозрительно прищурила медоточивые глазки, взглянув на девушку с противоположного края стола. Странно, обычно Марта не упускала случая, чтобы не поагитировать, а сегодня, непонятно в честь чего, слова не говорит. Ну ладно. И на том спасибо. Трудно было бы выдержать общение с этой гадиной.
