Дмитрий Матяш - Изоляция
— Рафат… — Я поискал глазами молодого «договца». Нашел сразу, из темноты поблескивали лишь его безжизненные глаза. — Бакун?..
Трофимов не ответил. Сглотнул тяжело, сжал до скрежета челюсти, найдя точку для глаз на уровне плинтуса. Похлопал меня по плечу, мол, поймешь, не дурак. И пошел в ангар.
Я, немного погодя, последовал за ним. «Сыновей» тут было десятка полтора. Они особо не казались озабоченными драмой внутреннего раскола «дожьего» логова. Парни с нашивками черепов на форме относились к самолету и к своей вспомогательной миссии просто как к рутине. Обычной, повседневной работе. Откликнулись на просьбу Призрака, потому как это показалось им выгодным. Интересно стало, как то будет, когда «конфетка» на воздух взлетит, — всяко может быть. А пока что они с посредственным любопытством осматривали самолет и косились на Ольгу. Шум турбин скрывал их слова, но мне было несложно понять, о чем они говорили.
Пусть завидуют, мне не жалко.
Среди них был лишь один человек, который относился к возможным грядущим изменениям со всей серьезностью. Седой, мудрый, вдумчивый, просчитывающий эту шахматную партию на десять шагов наперед. Генерал Шушкин. Он стоял у крыла самолета, и казалось, в уме просчитывал, достаточно ли имеется вооружения для выполнения боевого задания. И можно ли будет использовать эту пташку повторно в случае чего?
Ольга подошла ко мне, наклонилась, поцеловала в шею. Ей было все равно, что о ней будут думать и что на нас все смотрят. Она не видела никого, как и я.
— Тебе нужно показаться доку. «Сыновья» помогут добраться до города.
— Чепуха все это. Что ты будешь делать после раздачи подарков?
— Я сяду на пути в Стрижавку, — сказала. — Мы там с Жекой расчистили дорогу. А потом обязательно найду тебя. Жди меня у Калмыка.
Она прижала ладонь к моей щеке, наклонилась и под аплодисменты «сыновей» поцеловала в губы. Затем резко обернулась и вскочила на трап самолета.
Когда кто-то из «сыновей» задействовал кнопку, и металлическая плита начала плавный, скрипящий старыми шестеренками подъем, у меня не было чувства тревоги на сердце. Постепенно, синхронно тому, как темный ангар наполнялся оранжевым светом заходящего солнца и как нарастал вой турбин, на душе становилось все спокойней. Я не волновался за Ольгу, разве если совсем чуть-чуть. После всего, что с нами произошло, ничего хуже случиться уже просто не могло.
У нас получилось.
У всех нас: и у Бухты, оставшегося лежать между курятником и ржавым трактором; и у щирого украинца Рафата с застрявшей в печени пулей; и у Бакуна, свисающего с окна, но не выпустившего из рук оружие; и у Короба, принявшего смерть от своего ученика. И у Жеки, чей череп, обглоданный птицами, злорадно ухмылялся в сторону «конфетки». У них была общая цель, за которую они отдали жизни. И, думается, никто из них об этом не пожалел. Никто не передумал бы, дай им шанс начать все сначала. Оно того стоило — умереть, чтобы остаться человеком. Пусть и придется остаться лишь в памяти себе подобных. Оно того стоило — умереть ради достижения своей цели. Ради избавления от сволочизма и низкодушия, пробирающегося, как корни поганого дерева, к самому нутру. Отравляющего изнутри. Ради желания стряхнуть шелуху гнусности с себя и обратить в пепел тех, кто необратимо потерял человеческий облик. Навсегда регрессировал к предыдущей степени развития. Пожертвовать собой, дабы не позволить таким существам управлять да хоть бы и городом, в котором родился, вырос и умрешь. Диктовать свои правила. Убивать тех, кто не покорился, не принял их блудливой, безрассудной веры. Разве не достойна цель этих парней такого риска?
Браво славным парням капитана Коробова. Земля пухом тем, кто не дожил до знатной минуты и не увидит главного городского фейерверка.
И браво мне, что нашел в себе силы двигаться вперед, а не закрыться в собственной ракушке и вращаться, как ослик, вокруг столпа эгоцентра.
— Ну чего, круто мы дали, а?
Я повернул голову к человеку, вставшему возле меня. Уж и не думал, что этот хлипкий, сухопарый черт с грубыми складками на лице, напоминающими парные кавычки, сможет вызвать у меня удивление.
— Твою мать, как это у тебя получилось? — спрашиваю я. Недостаточно громко, чтоб он меня услышал сквозь нарастающий шум двигателей.
Самолет пополз прочь из ангара, и нам пришлось отступить, дабы не обожгло жаром небритые хари. Он протянул мне мой нож и не упустил случая сказать, что не собирается быть для меня Санчо Панса. И в следующий раз, если я потеряю оружие, то мне придется выкупать его у него.
С процентами.
Я изморено улыбнулся, похлопав его рукой по спине. Чирик таки был хорошим парнем.
«Сыновья» как раз увели лошадей, очистили двор от трупов «догов» и крестьян, что мешали бы проходу истребителя, раздвинули створки ворот. Все были чем-то заняты, напоминали мурашек, которым разворотили дом. И только один Призрак стоял в сторонке и смотрел на выкатившую во двор «сушку» со сдержанной, такой свойственной ему полуулыбкой. Типа, лучше бы, конечно, тут оказался Миг-23 с царь-бомбой, но это тоже ничего. Потянет. Лишь бы выполнил ту миссию, что на него возложена.
Истребитель прошел в ворота, расправил крылья и начал свой первый и, скорее всего, последний разбег. По не совсем гладкому, но прямому, как школьная линейка, дорожному полотну. Да, эта дорога с самого первого момента ее заклада была взлетной полосой. Именно взлетной, без этой приставки «посадочная». Ведь отсюда только один путь — в небо.
Самолет с девушкой у штурвала пробежал метров восемьсот, а потом начал задирать нос. Злобно зашипело в изрыгающих огонь соплах, колеса оторвались от земли.
«Двадцать секунд, взлет произведен», — доложил бы я.
Оставляя за собой струи размытого воздуха, грозная пташка начала набирать высоту. Шасси убралось на десятиметровой высоте, и этим словно бы оборвалась всякая связь с землей. Дальше только свод небес.
— Глеб, — обратились ко мне, когда я, опираясь на плечо целехонького Чирика, вышел во двор. — Тебя ведь Глеб зовут, верно? Можно тебя на два слова?
Я оглянулся. Ко мне шел сам генерал. Как обычно, с предельно суровым выражением лица, глазами, которые видели гораздо больше, чем я в последние дни, и четким намерением все расставить по местам — у него это получалось превосходно.
Чирик, поняв, что дело касается не его, оставил меня возле издырявленной цистерны, а сам пошел к открытым воротам. И правда, больше его здесь ничего не удерживало.
— Хорошая работа. Но перейду сразу к делу. Хочу тебе кое-что предложить, сынок, — он поддержал меня за плечо, когда заметил, что держаться на ногах мне становится чертовски сложно.
— Генерал, я весьма польщен…
— Выслушай сначала. — Да, он умел сконцентрировать на себе внимание. — Если операция будет успешной — а я очень на то полагаюсь, — мы в скором времени созовем военный совет. Старший лейтенант Трофимов и те, кто окажутся под его началом — кто сейчас примет на «конфетке» правильную сторону, — будут участвовать в формировании нового строя. Думаю, мы все нуждаемся в новом порядке и новых лидерах.
Подошел Трофимов, чье лицо уже было практически неузнаваемым со стороны, подставил мне свое плечо. Заговорщицки подмигнул, вроде как сказал «хорошее предложение, есть над чем подумать».
— Салман, зная тебя и то, что ты в авторитете среди свободных тягачей, я хотел бы предложить тебе присоединиться.
Я поискал глазами Призрака. У меня было к нему много вопросов. На том месте, откуда он еще недавно лицезрел самолет, лежал, раскинув руки, Куля. В его голове имелась дополнительная дыра. Знакомый почерк. Примерно таким же способом был застрелен Баркас в городском парке.
Окуляр, стало быть, вернулся на позицию.
— Думаю, вы знаете, каков будет мой ответ, — отвечаю. — Я всегда уважал вас, генерал, и сейчас благодарен за то, что вы не дали нам тут всем подохнуть… Уверяю, если бы во мне нашлась хоть частица покорности, я бы сам пришел с предложением принять еще одного «сына». Но ее у меня нет. Я даже из чувства благодарности не смогу сейчас пообещать вам, что стану выполнять все ваши приказы.
Генерал был готов к такому ответу, а потому не отступал:
— Я потому и не предлагаю тебе стать моим «сыном» — знаю, каков ты. Я предлагаю тебе нечто другое. Войти в совет на равных правах. — Он выдержал паузу, когда несколько его подчиненных проходили мимо нас достаточно близко. — Как лидер свободных тягачей. Разве мало найдется тех, кто захочет жить в нормальном обществе? Не метаться по городу как крысы. Не считать друг друга врагом и не шарахаться от каждой тени. Тягачи пойдут за тобой, я в этом уверен. И тогда мы сможем жить как обыкновенные люди. Установим режим, правильный, справедливый, заставим нас уважать, а не бояться. Предложим сельским старшинам равные права. Они будут работать с нами, а не на нас.
