Николай Берг - Крепость живых
– Так, ребята, теперь, после того как она попила, можно вам и лечь. И грейте ее вдвоем. Ноги-руки не надо, а вот затылок, голову, шею – обязательно.
Ребята пристраиваются поудобнее, а я накидываю на них шинели.
С мальчонкой поступают так же. То, что он просит еще попить и жадно присасывается к чайнику, меня радует.
– Эсэсовцы все ж умные были. Сволочи, но способ открыли хороший. – Это тот, которого вроде Леней зовут.
– Ага. Судя по мемуарам немецких солдат и офицеров по Второй мировой, они у нас много каких открытий сделали: и что здесь есть зима, и что во время зимы холодно и падает снег, и что зима – это генерал, как и генерал грязь, и что СССР, оказывается, большая страна…
– И еще, что когда им бьют морду, то это неправильно и больно.
– Вот-вот. Эсэсовское открытие способа отогревания можно было бы сделать и не убивая несколько сотен наших военнопленных. Спросили бы любого северянина – хоть якута, хоть чукчу, хоть архангельского помора. А так словно в старой театральной шутке, когда нахальный певец выходит на сцену и заявляет: «Шаль». Романс Глинки. Исполняется впервые». Ему из зала: «Да что за чушь, этот романс уже сто лет как исполняют!» На это певец высокомерно заявляет: «Мною исполняется впервые!» Вот и они открыли то, что известно северянам минимум пару тысяч лет и тайной не является.
– Она, кажется, заснула!
Ну-ка. Если заснула, это хорошо. А вот если помирает, это хуже. Такой удар по организму тем и плох, что начинает рваться там, где тонко. Черт ее знает, что у нее не в порядке.
Но вроде бы она действительно уснула, да еще во сне теснее прижалась всем телом к тому парню, которого зовут Леней. И не только прижалась, а закинула на него согнутую в колене ногу и обняла рукой. Почему-то многие женщины любят так спать…
– Ленька, после того что у вас с нею было, ты, как будущий офицер, просто обязан на ней жениться.
– Это ты от зависти! Сам-то на себя посмотри.
Проверяю пульс – уже близко к норме. Мальчонка опять присосался к чайнику и явно оживает. Спрашиваю у Надежды:
– Как у него?
Подтверждает, что и у мальца показатели пульс – дыхание нормализуются.
Раз так, то пока мне тут делать нечего. Прошу лопоухого провести меня к заграждению.
Не успеваем выйти из ворот, как навстречу идут Николаич со Званцевым, оба местных майора и те двое, с Дворцового моста. Замыкает шествие седой сапер. Лицо у него странное: вроде бы и удовлетворен делом, а вроде что-то и ест его в душе.
– Ну как?
– Забор поставлен, сейчас уже утихомирились.
– Не нравится мне этот забор. Ненадежен и нефункционален. Эрзац!
Теперь понятно, чем сапер недоволен.
– Пару дней постоит.
– Почистим набережную, растащим машины – усилим. Стройматериалы разгрузили. Так что справимся.
– Если не потеплеет. Покойники на солнышке пошустрее будут. Как змеи.
– Мы поторопимся.
Лопоухий делает странное порывистое движение к Званцеву. Тот протягивает ему руку, словно останавливая:
– Здравствуй, сын!
– Здравия желаю!
– Ну как?
– Нормально.
– Отведи доктора на «галошу», комендант просил его прибыть побыстрее.
– Доктор, тут у вас дела еще есть?
– Срочных нет.
– Тогда стоит уважить коменданта, – говорит Николаич. – И возьмите пару сигар из запаса. Пригодятся.
Явно знает что-то, чего не говорит.
Лопоухий сопит обиженно. Похоже, что сухая встреча с отцом его огорчила. Парень явно ожидал совершенно другого. Ну понятно, суровые морские волки, никаких сюси-пуси…
Залезаю на «хивус». Водила незнакомый, но белая кобура с наганом очень знакома. Кивает мне водила и отваливает от пристани, на лестнице остается обиженная фигурка лопоухого Званцева-младшего, маленького на фоне сваленных кучей строительных конструкций. Хороший парень. Зря отец с ним так сухо…
– Как прошло?
– Вроде без потерь. Осталось еще зачистить жилые дома да в Адмиралтействе тоже в некоторых помещениях мертвяки.
– Спасенных много?
– Не меньше двух сотен.
– Курсанты?
– И преподаватели, и штатские тоже есть.
– Теперь, наверное, то же с училищем имени Фрунзе делать будут. Там тоже курсанты заперты. Но на Васькином острове упырей много больше.
– Наверное.
– А мы сегодня видели три бронетранспортера – шли по Литейному мосту от Большого дома.
– Ну так не мы одни живы…
– Похоже на то…
«Галоша» сквозит почти до самых ворот. Как только схожу на пристань, она разворачивается и уходит обратно к Адмиралтейству.
Непонятно, брать сигары и идти к Овчинникову? Или, наоборот, сначала комендант. А потом сигары. И почему две? Я со времен армии не курю. Ладно, пойду к коменданту без сигар.
– Хорошо, что вы пришли… – Меня встречает старый знакомый – Павел Александрович. Тот, что предупредил об опасности поедания медвежьей печени. – Я вас уже давно жду, а времени мало.
– Меня попросили зайти к коменданту.
– Так я вас и ждал поэтому. Идемте, не хотелось бы опоздать.
– А комендант где?
– В Артиллерийском…
– Да в чем дело-то?
– Вы слыхали, что во время зачистки зоопарка пострадали два человека?
– Да. Слыхал.
– Один из них наш коллега. Он не просто пострадал, он спас другого человека – молодого парня из гарнизона. Тот растерялся, а наш сотрудник его успел отпихнуть, спас таким образом. А сам не успел. Он просил, чтоб вы к нему зашли. Ему уже совсем плохо, но до конца десанта к Адмиралтейству не хотел вас отвлекать. Теперь там все успокоилось.
– Но я же ничем помочь не могу. Вы же знаете, Павел Александрович.
– Значит, можете. В конце концов, попа тут нет, да и неверующие мы большей частью… А врачебная тайна не хуже тайны исповеди.
– Я его знаю?
– Вы его наверняка видели. Он предложил кандидатуру Овчинникова на пост коменданта.
Ага, тот сухонький старик с планками… Две Красной Звезды, одна «За отвагу»… Жаль, похоже, хороший был человек, а я даже и познакомиться с ним не успел.
– Ну что ж, пошли… Только я на секунду заскочу к нам в «Салон».
…Во дворе Артиллерийского идет возня: люди раздвигают стоящие во дворе экспонаты и, если я правильно понимаю их намерения, открывают дорогу инженерным слонопотамам, увешанным экскаваторными ковшами, бульдозерными ножами и прочими милыми штучками. С другого края торчат две БРДМ, там тоже копошатся.
Идем по первому залу, дальше поднимаемся наверх по лестнице мимо библиотеки на втором этаже и поворачиваем направо – в давно закрытый четвертый зал. Тридцатые годы сейчас не в моде – Халхин-Гол, Хасан, зимняя война… Множество экспериментальных образцов оружия, трофеи, неслыханно героические картины… давно здесь не был.
Старик лежит рядом с витриной, где выставлены пробные образцы пистолетов-пулеметов. Тогда конкурс выиграл ППД – и неудачливые конкуренты оказались в музее. Мне из них всегда нравился ПП под нагановский патрон – этакий маленький карабинчик с маленьким магазином и трогательно выточенной деревяшкой с выемками для пальцев, наполовину прикрывающей магазин…