Владимир Венгловский - Шпаги и шестеренки (сборник)
Она подошла и повернула ключ. Балерина медленно качнула изящной ножкой, и на мгновение Элоизе показалось, что фрау Миллер усмехнулась с фотографической карточки.
«Элоиза, ты могла бы взять… и разорвать… ее лицо. Как он однажды расколол твое. И без нее… он будет твой», – закружилась мелодия, написанная когда-то для всех Элиз и музыкальных шкатулок. Сотни шестеренок внутри Элоизы заставили ее протянуть руку и коснуться карточки. Тепло бросилось вверх по медным трубам, заклокотали в груди сошедшие с ума котлы. Балеринка дернулась, когда Элоиза сжала фотографию, заставляя надменное томное личико фрау Миллер морщиться от боли.
– Больше ты не будешь мучить его! – крикнула она голосом чумазой цветочницы, не зная других эмоций, кроме подслушанных. – Даже если он вернется и, увидев, что я сделала, разберет свою бедную Элоизу на трубки и шестерни, ты больше не будешь причинять ему боль!
Элоиза разорвала карточку и торжествующе подняла руки, словно показывая умолкшей шкатулке, замершей балеринке и бутыли темного стекла, поблескивающей на этажерке, на что она способна ради мастера.
Но тут обрывки полетели на пол, потому что Элоиза забыла о своем маленьком подвиге, с ужасом уставившись на руки. На свои… нефарфоровые руки.
Она несколько раз провела пальцами, но не нащупала ни одного шва, не отыскала даже намека на стык керамических накладок. Но главное – она чувствовала: чувствовали пальцы, чувствовали ладони, предплечья, щеки, шея, все, чего она касалась своими живыми пальцами. Она вся была живой. Элоиза даже уколола себя в бедро циркулем – и вскрикнула от боли.
Она испуганно прислушалась к звукам внутри своего тела, и с облегчением выдохнула – они были теми же: шуршали шестерни в животе, ритмично постукивал левый котел, он с самого начала был с небольшим дефектом, но работал исправно и мастер не спешил его менять.
Не могла Элоиза Миллер стать живой. Вот так, внезапно. Она же Механическая девушка, которая все исправит…
«Ты исправила! – рассмеялась собственному страху Элоиза. – Ты живая! Живая Элоиза Миллер! Даже лучше, чем на карточке!»
Элоиза подскочила к зеркалу, больно ударившись щиколоткой о ножку стола, и закружилась, глядя в отражение. Она была совсем как фрау Миллер, немножечко моложе и бледнее, чем на фотографии, но все равно невероятно похожа.
– Подождите, сейчас я ее подготовлю, – раздался за дверью голос мастера.
Он влетел, встрепанный и возбужденный, даже не взглянув на Элоизу, сбросил пальто и сел к столу. Скомандовал:
– Давай руку, Элоиза! Я договорился с миссис Смайт, чтобы она приняла этого репортера в гостиной. Старая брюзга мечтает увидеть свое имя в газетах, так что расстарается. А я пока смогу подтянуть твой сустав, чтобы ты не облила нашего гостя кофе, когда будешь подавать.
– Я не оболью. – Элоиза сама удивилась тому, как мелодично прозвучал ее голос.
– Все будет хорошо, мастер, – продолжила она, тщательно копируя свой прежний механический тон.
– Живей, Элоиза! – раздраженно прикрикнул хозяин. Она протянула руку, напряженно наблюдая за его лицом.
Мастер вывернул ей запястье, ища стык, чтобы поддеть и снять пластину. Сердито крутанул в другую сторону, поднял взгляд. И тут в его глазах появилось удивление, постепенно сменявшееся каким-то странным огнем.
– Это… чудо, – прошептала Элоиза, забыв поменять голос. – Я… все исправила. У вас снова есть… живая Элоиза Миллер. Я пока не умею так танцевать, как она, но я быстро учусь… Вы же знаете, как я быстро учусь…
Она лепетала еще что-то, водя пальцами по его высоким скулам, вискам с серебряными нитями седины, целуя руки, которыми он лихорадочно ощупывал ее суставы, бесцеремонно обнажая плечи и грудь.
– В это трудно поверить, но это я… Элоиза. Я живая. Живая, мастер!
Она не ожидала удара, поэтому даже не пыталась заслониться. Пощечина оставила пылающий след на щеке, Элоиза не удержалась на ногах и упала.
– Живая? – Мастер пылал гневом. – А зачем ты мне… живая?!
Он выплюнул последнее слово с таким отвращением, что Элоиза поспешно поднялась и попятилась к двери.
– Таких живых я могу достать в каждом закоулке по четыре пенса. Отмыть, попользовать час-другой и выгнать обратно на панель. Хотя… едва ли они захотят мыться. То, что твоя мордашка еще чистенькая – это ненадолго. Помнишь девчонку, что приходила сюда с корзинкой фиалок… Стоп. Это ты, мисс? Куда ты дела мою Механическую девушку, голодранка? Кто заплатил тебе, чтобы ты разыграла здесь это… чудо? Откуда ты узнала обо всем? Я никому не говорил, разве что проклятый кукольник, что делал ей лицо, разболтал тебе…
– Это я, мастер, – попыталась успокоить его Элоиза. – Вы меня сделали. Каждое утро вы заводите шкатулку, а однажды рассердились и разбили мне лицо масленкой… Я все та же, просто теперь… живая!
– Четыре пенса, шлюха! Вот твоя цена. Думаешь, этому репортеришке, да любому из газетчиков будет интересна четырехпенсовая девка, пусть отмытая и наряженная в более-менее приличное платье. Я обещал им механическую девушку, а что теперь покажу? Как я прославлю имя моей Элоизы, если с тобой случилось это… проклятое чудо?
Он, словно в поисках поддержки и совета, бросил взгляд на комод и застыл на мгновение, увидев под ним на полу обрывки фотографии.
– Что ты наделала, проклятая тварь?! Что ты наделала! Элоиза… Моя Элоиза… Родная…
Он принялся собирать обрывки, что-то бормоча, и Элоиза начала медленно двигаться к двери. Она никогда раньше даже не помышляла о том, чтобы убежать, даже просто выйти за дверь в коридор или на улицу, но сейчас чувствовала – как только мастер поднимет последний обрывок, ей конец. Он был как напряженная струна, готовая лопнуть в любой момент, как перекалившийся котел за секунду до взрыва. И Элоиза испугалась, до дрожи, до холодного пота – испугалась, как пугаются живые четырехпенсовые девки, и осторожно двинулась в сторону двери.
– Стой! – взревел мастер, выпуская из пальцев кусочки картона. Он схватил со стола отвертку и шагнул к Элоизе, которой осталось лишь одно – заслониться руками, продолжая увещевать своего творца.
– Ты убила меня, Элоиза! Ты! Ты одна была моей надеждой эти годы, и что ты сделала? Ты не нашла ничего лучше, чем стать живой?! Ты не хотела? Вот как? Я утешу тебя, дорогая, это ненадолго!
Он замахнулся отверткой, целясь в грудь. Элоиза прижалась спиной к двери, понимая, что совсем скоро все закончится, и надеясь, что будет не больно. Раньше, когда она была механической, она не чувствовала отвертки, когда мастер проверял что-нибудь у нее внутри, подтягивал соединения, может, и сейчас ничего не почувствует. Просто умрет, как умирают фиалки в стакане. А потом мастер соберет другую Элоизу, как только накопит денег на подходящие котлы. Жаль, лицо стало живым – придется заказывать новое, хорошо хоть, слепок мастер забрал и сохранил, не придется снова платить цветочнице из Ковент-Гарден.
«Четыре пенса, – мелькнуло в голове. – Куклой я стоила доро…»
Дверь за спиной внезапно отворилась, и Элоиза буквально упала спиной на руки молодому человеку в франтоватом желтом костюме крупной клетки и рыжих ботинках, на один из которых Элоиза нечаянно наступила.
– Ни у кого нет столько времени, мистер Миллер, а мое время, представьте, недешево, – он выпалил свои гневные слова, едва ли не брезгливо отпихивая от себя перепуганную девушку, и в этот момент удар отвертки, предназначенный Элоизе, швырнул его назад. Репортер охнул и повалился навзничь, нелепо взмахнув руками. В ужасе отшатнувшись от рыжих штиблет своей нечаянной жертвы, Ханс Миллер прикрыл рот кулаком, в котором все еще сжимал отвертку. Налетев на этажерку, он едва не своротил ее с места. Бутыль зеленого стекла покачнулась и полетела вниз, разбившись об угол комода. Брызнула янтарем смазка.
– Я могу все исправить, – зашептала Элоиза, бросаясь на колени перед раненым. Голова молодого человека запрокинулась на ступени лестницы, шляпа ускакала вниз, замерла возле стойки для тростей. – Давайте перенесем его на постель. Я сумею починить, если только детали…
– Какие детали, тупица?! Ты убила его! Ты убила меня и его! Слышишь, ты убила! – Хозяин склонился к Элоизе, которая протягивала ему руку, ожидая помощи, и вложил в ее ладонь отвертку.
– Ты убила его, потому что он был твоим любовником, а потом покончила с собою… – Он принялся валить с полок банки и бутыли, которые разбивались о пол, забрызгав платье Элоизы и клетчатые брюки гостя. Тот застонал, когда Миллер грубо схватил его за ноги и втащил в комнату.
– Думаешь, тебе удалось обмануть меня, девка? Не знаю, кто подослал тебя со всем этим бредом про чудо, но я не поверил ни единому слову. Кто-то украл мою Механическую девушку, и я дознаюсь, кто. Только ты об этом не узнаешь, убийца!
Он трясущимися руками вытащил из кармана коробку спичек. Пальцы не слушались, он ломал одну спичку за другой, но все чиркал и чиркал, отступая к двери, хотя пальцы девушки цеплялись за полы его пиджака. Не желая, чтобы она испортила его одежду, Миллер вырвал у нее отвертку и по привычке сунул в карман.
