"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

– Ева, держи его ноги! – Самому встать на ноги было тяжело, почти невозможно, но Ромка себя заставил, подполз к Гордею, ухватил за голову, прижал к полу, не давая возможности пораниться. – Это, наверное, эпилепсия!

Приступ длился долго. Они едва справлялись с беснующимся Гордеем. Ева слабела, у Ромки кололо в груди и боку, но они держались. А потом приступ закончился так же внезапно, как и начался, Гордей в последний раз выгнулся дугой и обмяк. Кое-как они дотащили его до койки, уложили, укрыли одеялом. Ева легла рядом, сунула в ледяные Гордеевы руки плюшевого медведя, зашептала что-то успокаивающее на ухо. Она шептала, а Гордей плакал, размазывал кулаком по лицу слезы.

– Тебе больно? – время от времени спрашивал Ромка, потому что не знал, что еще можно сделать. Ему почему-то казалось, что Гордею сейчас даже хуже, чем ему самому.

– Мне не больно. – Гордей мотал головой. – Просто странное все такое, необычное. Ева, ты очень горячая. – Он поймал ее ладошку, прижал к своей мокрой от слез щеке. – И очень красивая.

– Спасибо. – Ромка мог поклясться, что Ева покраснела. – А что странное, Гордей?

– Все ярче. И громче. И горячее. И кушать хочется… – Он больше не плакал, он очень внимательно рассматривал Еву, словно видел ее в первый раз. – Ты очень добрая и очень красивая, – повторил и улыбнулся.

Гордея кормили остатками припрятанного печенья, он съел все, до последней крошки, даже грязные пальцы облизал, с надеждой посмотрел сначала на Еву, потом на Ромку.

– Больше ничего нет, – сказал Ромка. – Давайте спать.

Они уснули сразу, как только попадали на свои койки, а утром их разбудило лязганье замка.

Доктор пришел не один, за ним молчаливой тенью стоял Балахон.

– Лежать! – рявкнул доктор, как только Ромка попытался встать. Подошел к его койке, задрал рубашку, разглядывая огромный кровоподтек на животе. – Больно? – спросил участливо.

– Нет!

– Значит, придется сделать так, чтобы было больно. – И это не была угроза, а всего лишь констатация факта.

Испуганно всхлипнула Ева, заворочался на своей койке Гордей.

– Ты как, сынок? – Доктор подошел к нему, вытащил из кармана стетоскоп, начал осмотр. – Как ты себя чувствуешь? – спросил тем же участливым тоном, каким до этого спрашивал Ромку.

– Папочка, я хочу домой. – Гордей говорил громким шепотом. – Папочка, мне страшно. Нам всем тут страшно.

– Страшно? Это хорошо. Это как раз укладывается в рамки эксперимента. Страх и боль – вот наши главные движущие факторы. Я должен был догадаться раньше. – Он вышел на середину камеры, в нетерпении потер руки и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: – Ну что ж, приступим!

Ромка всегда считал себя крепким и смелым, даже вчера, когда ломило и дергалось все тело, он не плакал, но когда в руках доктора он увидел щипцы, сердце испуганно замерло…

Он кричал… Давал себе зарок не кричать, не пугать Еву с Гордеем, но у него ничего не вышло. Потому что было больно так, как никогда раньше. Потому что к боли примешивались ярость и желание убивать. Пожалуй, только ярость и позволяла ему оставаться в сознании. Хотя от беспамятства Ромка бы не отказался…

– …Вот так! – Доктор закончил бинтовать его стопу. На белой марле тут же проступили пятна крови. – Не переживай, малец. У тебя еще осталось целых девять ногтей. А уж что говорить про кости? Ты хоть знаешь, сколько костей в человеческом теле?

Если бы остались силы, хоть какие-нибудь, Ромка впился бы зубами в его худую шею и рвал бы, рвал… Но сил не осталось, все его тело наполняла боль.

– И еще одна хорошая новость! Если я правильно понимаю твою суть, то заживать на тебе все будет как на собаке. Или, точнее, как на волке. Эх, – он неискренне вздохнул, – нам бы дождаться вашего совершеннолетия, когда змеиная кровь войдет в полную силу, и тогда уж раз – и одним махом. Но времени у нас нет, так что придется выкачивать из вас серебро по капельке.

Он и выкачал, сначала из Ромки, потом из Евы. Поделил на две части, половину снова ввел Гордею. Балахон поставил на парту поднос с едой.

– С сегодняшнего дня будете есть руками. – Доктор на просвет рассматривал пробирки с кровью. Не рассматривал даже, а любовался. Чертов маньяк…

Тем утром Ромка думал, что хуже уже не будет, а оказалось, что может быть куда хуже, что все это только начало их мучений…

Эксперт не зря блеял в трубку и заикался. Кирилл Сергеевич тоже начал бы заикаться, если бы не оказался готов к тому, что ему предстояло увидеть. Кинодива была не просто мертва, она была страшна, как смертный грех, и стара, как все другие жертвы. Вот только статус никуда не денешь. И как только станет известно о ее смерти, в Чернокаменск слетится воронье: журналюги, телевизионщики, проверяющие всех мастей. Полетят погоны. Эх, полетят…

Впрочем, за погоны Кирилл Сергеевич особо не переживал, по крайней мере за свои. Он переживал за ребяток, так переживал, что аж сердце занималось. Своим полицейским чутьем Бойцов понимал, что эти убийства и те, что случились восемнадцать лет назад, связаны, что все это неспроста. И ребятки явились в город тоже неспроста. Так же как и убийца. Или убийца все это время жил в Чернокаменске, как тать прятался в темноте, не выходил на свет?

– Кто-нибудь ее видел этой ночью? – Кирилл Сергеевич принял у следователя сигарету, благодарно кивнул. Эмма станет ругаться, что он снова начал курить, но это потом, а пока нужно привести нервы в порядок. Еще бы водички ледяной.

Водички кругом было целое озеро, чтоб его! И соблазн был хотя бы просто умыться, ополоснуть лицо, отойти подальше от мертвой кинодивы и умыться…

– Ее все видели. В ресторане она сидела, напивалась. – Следователь тоже закурил.

– В одиночестве напивалась?

– Да как же такая краля может оставаться в одиночестве? Крутились возле нее постоянно всякие мужики, и молодые, и постарше. Только она их всех отшила.

– Нужно узнать, что за мужики.

– Выясняем. Вот прямо сейчас. Официантка говорит, что слышала, как Стелла по телефону с кем-то спорила.

– А предмет спора? – На разгоряченную кожу оседали холодные капли тумана, и Кирилл Сергеевич размазывал их ладонью. Вот уже и умываться не нужно. – Слышала официантка?

– Деньги. Что-то то ли с финансированием, то ли со спонсированием. Она, – следователь бросил долгий взгляд на труп, – сказала, что знает, как достать денег. Сказала, что Орда может проваливать к такой-то матери, у нее теперь новый бизнес-план.

– Так прямо и сказала?

– Да, это официантка точно запомнила, потому что специально прислушивалась. Сами понимаете, не так уж много у нас тут, в Чернокаменске, знаменитостей, простому обывателю интересно знать, чем живут небожители.

– А мне вот, наоборот, кажется, что слишком уж много у нас небожителей. Куда ни плюнь – обязательно в небожителя попадешь. Что ж у нее за бизнес-план такой был? И кого она в ресторане дожидалась? Камеры видеонаблюдения там есть?

– Три месяца как сломаны. Но официантка божится, что уходила Стелла из ресторана одна. Ей кто-то позвонил, и она сразу же потребовала счет.

– В котором часу это было?

– Где-то около двух.

– А что насчет времени смерти? – Кирилл Сергеевич снова глянул на труп, который в наползающем с озера тумане уже был едва различим.

– Около трех часов утра.

Значит, около трех. А у Евы приступ как раз около трех и приключился. И очнулась она с твердой уверенностью, что Стелла мертва. Удивительное совпадение. Просто удивительное! Но после сегодняшних ночных изысканий Кирилл Сергеевич больше ничему не удивлялся. Наоборот, он начинал верить даже в то, во что верить ему по роду службы было не то что нельзя, а и вовсе противопоказано.

Отдав последние распоряжения и убедившись, что в его присутствии на месте преступления нет никакой необходимости, Кирилл Сергеевич позвонил в дежурную часть. Сказать по правде, после увиденного он пожалел, что отдал приказ отпустить Еву. И не потому, что в чем-то ее подозревал, а потому, что сейчас ему было бы спокойнее, останься она в камере еще на денек-другой, до окончательного, так сказать, выяснения. Но что сделано, то сделано. К тому же этот ирод нападал на своих жертв только по ночам, а с первыми лучами солнца превращался в добропорядочного гражданина. Так вот они – первые лучи солнца, пробиваются сквозь густой туман. А значит, до следующей ночи опасаться нового преступления не стоит. А у Кирилла Сергеевича было еще одно нерешенное дело. И в том, что оно до сих пор оставалось нерешенным, виноват был только он сам.