Роберт Фреза - Русский батальон: Война на окраине Империи
Говорил Стридом, но Пинаар почему-то не слышал ни слова. Пинаар обводил глазами зал и буквально физически чувствовал смердящий запах страха. Многие кашляли. Пинаара поразило, как мало осталось из тех, кто начинал все это. Что Бог ни делает, все к лучшему.
С потерей Клаассена здесь не осталось никого, кого Пинаар мог бы назвать другом, возможно, это тоже было к лучшему.
Стридом говорил о повстанческой войне, совершенно не чувствуя иронии того, что говорил. Одной из характерных слабостей, свойственной африканерский воинским частям, включая элитный полк «Дани», была тенденция обходить самые вопиющие факты и сглаживать неприятности неопределенными увещеваниями и взыванием к Богу, и все это пестрое собрание напуганных заговорщиков никак уже нельзя было рассматривать в качестве важной в военном отношении силы. Пинаар взглянул на свои часы, подождал тридцать восемь секунд и начал крадучись пробираться к трибуне, с которой выступал Стридом.
— Вельд-генерал Пинаар, вы нарушаете порядок! — взорвался Стридом, но в его голосе почувствовалась растерянность.
Пинаар твердо продолжал наступать на него, Стридом даже отодвинулся на шаг. Этого было достаточно.
— А ну тихо! — прикрикнул Пинаар голосом, который обычно применял, лишь чтобы напугать рекрутов. — Хватит, наслушались. Настало время, чтобы мы были правдивы друг перед другом.
Повернувшись спиной к Стридому, Пинаар обращался ко всем, ко всем им.
— Хватит притворяться, будто мы играем игрушками, а не человеческими жизнями. Мы разбиты. Возможно, мы были разбиты не в честном и рыцарском бою, но это не игра, а война, и жаловаться некому, особенно после того, что мы сделали. Да, именно после того, что мы сделали, ибо на всех нас пятно греха.
— Вы предатель, вы подрываете нашу борьбу! — крикнул Стридом и потянулся к своим охранникам.
— Нет уж, это вы помолчите! В зубах навязло, как вы клевещете на людей, которым в подметки не годитесь. Давайте продолжайте, Хендрик! — неожиданно поддержал Пинаара кто-то с места.
Вдохновленный поддержкой, Пинаар глубоко вдохнул, полный решимости завоевать аудиторию.
— Вы тут говорили о предательстве. Но правду, которая жжет мое сердце, вам не заглушить! Да, я прекрасно помню всю эту чушь насчет того, каким должен быть бравый африканер, а когда банту восстали от безысходности, то те, кто все это проповедовал, бежали за тридевять морей, оставив нам воевать за них. Я знал вас тогда, и я знаю вас сейчас. Вам не заткнуть мне рот, потому что я знаю вас. Вы — сатана.
Он угрожающе выбросил вперед руку, словно был юношей семнадцати лет, и старые медали зазвенели у него на груди.
— Бросьте, Хендрик, — боязливо подал голос Шееперс, — все мы в одной лодке. Мы должны держаться вместе и быть верными друг другу. Вы не подумали о том, что здесь не найдется ни одного человека, которого имперцы не вздернули бы без малейших колебаний?
— И что с того?! — воскликнул Пинаар. Он переходил взглядом с одного лица на другое. — Я молчал целые недели, но мои убеждения больше не позволяют этого делать. Я отлично помню тех самозваных образцовых африканеров, которые копошились за нашими спинами, нашептывали, клеветали на тех из нас, кто по-настоящему воевал и потерял на войне здоровье. Даже теперь, когда я смотрю вокруг, я вижу страх! Страх в лицах бравых воинов, которые боятся, как бы какой проходимец не сказал, что они вроде бы не настоящие африканеры! Есть ли сомнения в моем сердце? Да, есть, потому что путь, которым мы вели наших людей, оказался ошибочным, а у нас нет мужества свернуть с него в сторону. Мы разбиты, нас обманули, но наш народ не должен платить за наши ошибки. И я говорю вам, что если мы не отведем наш народ от края пропасти, то Бог отвернется от нашей нации из-за нашей ненависти и наших преступлений, наших грехов, нашей гордыни. Пинаар перевел дыхание.
— Кто вы такой, Коос Гидеон, чтобы осуждать наш народ на смерть и страдания? Вся эта кровь на ваших руках, все эти ваши смелые доктрины — что они нам дали и дадут? Склоните голову! Склоните все головы и молитесь, чтобы Бог простил нас за все содеянное нами!
Он взял всю эту публику за живое, Пинаар чувствовал это. Краем глаза он видел, что Шееперс просто перетрусил, а Стридом от гнева лишился дара речи. Пинаар понял, что Бог действительно ответил на его молитвы, он приморозил Стридому его лживый язык к нёбу и теперь можно сказать всю правду. Только теперь застарелый, мрачный юмор Пинаара начал утверждать себя.
Пситтакоз-орнитоз. Попугайная лихорадка, проявляемая в болтовне. Повышенный галдеж среди галок.
Пинаар улыбнулся, показав свои желтые зубы.
— Бог — мой свидетель, а я — его слуга. Я похоронил своего отца и братьев. Я больше не буду воевать за это отнюдь не священное дело. Только послушайте! Разве вы не видите, что лихорадка подобралась к нашей молодежи? Может ли кто-нибудь из вас усомниться в том, что мы не потерпели бы такого страшного поражения, если бы Бог благословил наше дело? Неужели ради своей греховной гордыни и амбиций мы подвергнем угрозе все то, что построил наш народ? Вот тут болтают о повстанческой войне. Но мы разбиты, не успев начать ее. Если это наша доля — чтобы нами правили имперцы и такие люди, как Бейерс, имеющий смелость говорить словами, которые никто из нас не хочет слышать, то да исполнится воля его. Пусть будет так. И давайте не будем больше проливать африканер-скую кровь за иллюзии. С этого момента мы сами должны установить прочный мир и восстановить единство народа в нашей милой отчизне.
Малан, искусный стрелок, набрался-таки смелости. Послушавшись энергично жестикулировавшего Стридома, он выстрелил в Пинаара. Один раз. И пистолет выпал из его дрожащих рук.
Пинаар упал на колени. Он попытался что-то сказать, но ни слова не вылетело из его уст. Малан сделал рубящий знак левой рукой. Один из его людей подошел сзади к Пинаару и выстрелил в затылок мятежному генералу.
— Так будет со всеми предателями! — возбужденно выкрикнул Стридом, вдруг снова обретший дар речи.
Мигер ожидал снаружи. Во рту у него никак не исчезал неприятный привкус. Привкус крови.
Почему сыновья ирландцев должны ехать умирать на чужой войне? Пинаар всегда хотел знать это. Была на это, конечно, и красивая сказочка.
Дети Эрин17 были детьми Лира, зависть и бедность превратили их не в изящных лебедей, а в диких гусей, быстрых на подъем, гордых. Тысячи лет они налетали на поля и всегда готовы были в любой миг сняться и лететь с одного поля на другое. А когда они возвратились из своих странствий домой, то услышали звон христианского колокола. Их оперение спало, и они вновь обрели человеческий облик, но какой — костлявые, сморщенные, хилые и седые. Их похоронил святой Кемок, и над их могилой насыпали холмик земли.
Дэнни Мигер поправил свое оружие и сплюнул. Еще рано. На звук первого выстрела Мигер сказал:
— Вот этого мы и ждали, парень.
Он хлопнул по плечу Патрика Шонесси и, выскочив из укрытия, тут же мастерски срезал короткой очередью обоих часовых у дверей. Шонесси подскочил к двери и одним ударом ноги снес ее с петель. Влетев внутрь, он уложил двух вооруженных людей, глупо склонившихся над телом Пинаара. Заодно он скосил и двух делегатов, оказавшихся сразу за ними.
Третий охранник начал было от стены палить в их сторону. Шонесси осел на пол, и остаток обоймы ушел в потолок. Мигер, ворвавшийся в помещение сразу вслед за Патом, всадил в грудь стрелку пять пуль. Потом Мигер обратился к Шееперсу, который все еще отчаянно жестикулировал:
— Не буду читать тебе лекций, парень. Увидишь моего друга Хендрика, передавай ему привет, хотя я не уверен, что вас обоих направят в одном направлении.
Мигер с какой-то вежливостью пристрелил Шееперса, а пока Стридом вытаскивал пистолет, прикончил и его.
Спокойно перезарядив автомат, он уложил Малана, потом отобрал семерых обмерших делегатов и убил всех выстрелами в голову. Напоследок Мигер склонился над Патриком Шонесси и проверил, нет ли признаков жизни. Через секунду он выпрямился. Сам он получил легкую рану, из нее сочилась кровь.
— А остальным — всего хорошего, — пожелал он и легко выпрыгнул в окно.
Воскресенье(14)
— Насколько я понимаю, Петр сегодня утром прочесал Вентерстадт, — сказал Верещагин.
Малинин кивнул в знак подтверждения.
— Петр всегда исполняет все до тонкостей. — Сержант устало прикрыл глаза, дав своему лицу отдохнуть. — Редзап вызывает.
— Да, он проводит проверку. Альберт Бейерс привел нам одного — по крайней мере — новообращенна. Это помощник казначея Ордена.
— По убеждению?
— Да как сказать… Де Ру приходился ему каким-то родственником.
Малинин снова подтверждающе кивнул. Верещагин слышал монотонный голос Редзапа.
