Евгений Гуляковский - Хроники инспектора Ротанова
Тогда чужое сознание должно сохраняться неизменным, так сказать в первозданности, в чистоте, иначе для объективных наблюдений оно станет непригодно.
Посмотрим… Посмотрим, что они делают с захваченными ими человеческими душами… Зачем так громко? Кто говорит о душах? Речь идет о странниках. О добровольных странниках, которые сами выбирают свой путь. Тучки небесные, вечные странники…
Вот только туч здесь отчего-то нет. Одни сверкающие небеса и волны.
Он вновь резко изменил направление полета, ринулся круто вниз, но ожидаемого удара о поверхность воды не произошло. Вместо этого он очутился над городом, над чужим, ни на что не похожим городом. Купола домов, однообразные, как ячейки сот… Пустынные улицы… Ротанов чувствовал запах смерти, исходящий из мелькавших под ним домов.
Здесь следовало задержаться, но он не стал этого делать, возможно оттого, что у него просто не хватило мужества или решимости. В конце концов, это был явно не человеческий город, а у него хватало своих загадок.
Теперь он понял, как прорываться в новые слои пространства. Нужно всего лишь направлять полет вниз…
И вновь удара о поверхность мостовой не произошло, только резко изменилась картина окружавшего его пространства.
Теперь он летел над болотом. В редком тумане, ползущем над трясиной, как заблудившееся облако… В облаках рождаются молнии, и они могут быть опасны… Об этом не следовало думать, потому что над поверхностью болота, словно в ответ на его мысль, сверкнул электрический разряд.
Что-то там двигалось, внутри тумана, нечто светящееся и большое… Ротанов вспомнил о предупреждении рэнитки, электрелы… Почему-то их существование, в отличие от гарстов, не вызывало у него ни малейшего сомнения. Он вновь попытался уйти вниз, но облако тумана вдруг резко увеличило скорость своего, до этого неспешного движения и преградило ему путь…
Возможно, движение в перпендикулярном направлении будет равнозначно по результату? Он резко рванулся вверх… Но там, на безоблачном до сих пор небе, появилась грозовая туча… Странная туча, несущаяся наперерез его движению со скоростью реактивного лайнера…
У него не было оружия… Рэнитка говорила о том, что с электрелами борются с помощью очень мощных электрических разрядов. Подобное уничтожают подобным… Вот только не рискнула предложить ему ничего подходящего для самозащиты. Она сказала, что электрические разряды большой мощности разрушают ткань виртуального пространства… Слишком опасное оружие, которое нельзя доверять неловкому чужеземцу… И теперь у него оставалось только движение, только бегство…
Жаль, скорости неравны, — туча движется намного быстрее, но в запасе у него остается еще маневр и логика… Человеческая логика, которой лишена эта электрическая, смертоносная тварь, стремящаяся его поглотить, растворить в своем разреженном, бесформенном брюхе, еще более бесформенном и нематериальном, чем весь этот виртуальный мир.
Ротанов сделал последний резкий рывок вверх, и, сложившись в движении, изменил направление на сто восемьдесят градусов. Туча рванулась следом, но внизу теперь не было тумана и, пробив неосязаемую поверхность болота, он очутился в пустыне. Один, слава богу. Туча не смогла последовать за ним.
Значит, она действует только в своем объеме виртуального пространства. Как в шахматах — у каждой фигуры собственная клетка, и не каждой фигуре дано право перескакивать на соседнюю линию.
Эти виртуальные гонки основательно вымотали его, он тяжело дышал и обливался потом, он не был уверен в том, что ему удалось окончательно отделаться от своего преследователя, несмотря на пришедшую в голову аналогию с шахматами. Сейчас лучше всего затаиться, сделать вид, что тебя вообще нет на игровой доске… Игра, в которой ставкой являлась его жизнь. Не жизнь даже, а возможность существования. Полное уничтожение его личности в любом из миров…
Он знал по опыту аромской пустыни, как лучше всего замаскироваться… Песок сыпуч, и можно выдать свое, не существующее в реальности тело за песчаный холм, оставить снаружи только лицо… Странно, он все время помнит о том, что находится в воображаемом, искусственно созданном мире, хотя все его ощущения говорят об обратном. Горячий песок давит на грудь, вызывая неприятное ощущение и духоту… В таком случае, чем отличается воображаемый мир от реального? Где проходит грань между ними?
Ротанов не чувствовал ни жажды, ни голода. Но донимала жара, все сильнее пробиравшаяся в его «несуществующее» тело из этого «несуществующего» песка.
Через какое-то время он почувствовал себя заживо погребенным и понял, что не в состоянии терпеть дальше. В конце концов, любая осторожность должна иметь определенные пределы. За те минуты (или часы?), что он лежал здесь, ничего не менялось в мертвом пейзаже пустыни, не было даже намека на тучи в прозрачном голубом небе.
Он сбросил с себя слой раскаленного песка и медленно побрел по пустыне, забыв о том, что может летать.
Где-то впереди, совсем низко над поверхностью песка, отделенный от него слоем раскаленного воздуха, плыл шатер… Скорее всего, это был мираж, но мираж слишком уж реальный.
Ему захотелось узнать, откуда здесь взялся этот шатер? Чья безумная фантазия создала его среди безжизненной раскаленной местности?
Как только мысль Ротанова оформилась в желание, шатер приблизился и прочно встал на песок. Оставалось откинуть полог…
С минуту он медлил. Каждому нужна эта минута перед встречей с неведомым. Но минута прошла вместе с минутной слабостью. Инспектор откинул полог и увидел сидевшего на ковре хана.
— Ты кто? — спросил хан. — Привидение? Галлюцинация? Воображаемая субстанция художественной реальности?
— Я Ротанов. Инспектор внеземных поселений.
— Что здесь делает инспектор внеземных поселений?
Ротанов неопределенно пожал плечами, вошел в шатер и, не дожидаясь приглашения, опустился на ковер. Приподнял валявшийся на боку золотой кувшин, в котором еще плескались остатки жидкости, и с удовольствием выпил ее.
— Вино у тебя немного кисловатое, слабой выдержки, но хорошего вкуса.
— Ты это чувствуешь?! Ты можешь это чувствовать? Тогда почему же я не ощущаю ничего, кроме вкуса воды?!
— Возможно, ты хотел слишком многого? Возможно, твое сознание не в состоянии вместить в себя размеры твоих желаний?
— Ты говоришь непонятно, мне придется тебя казнить. Жаль, что среди моих слуг нет палача, чтобы сделать это немедленно.
— У меня такая специальность. Морочить людям голову и получать из их замороченных мозгов те крохи информации, которые там содержатся.
— По-моему, ты меня оскорбляешь. Возможно, мне все же придется приказать казнить тебя.
— Кому? Кому ты можешь это приказать? Здесь нет никого, кроме нас с тобой.
— У меня был робот. Я не знаю, куда он делся, но, если я его позову, он вернется и произведет необходимый ритуал казни.
— Слушай, хан, перестань молоть чепуху и лучше скажи, почему ты здесь оказался? Какого дьявола тебе не хватало в обычном мире? Зачем тебе понадобились врата?
— Слишком тяжелая жизнь с той стороны. Голодная, несправедливая и тяжелая.
— Мы сами делаем ее такой.
— От этого она не становится легче.
— Ладно. В конце концов это твое личное дело. Скажи мне, ты не знаешь, кто такие гарсты?
— Впервые слышу. Хотя нет, постой. Староста говорил что-то про яйца гарстов, из которых родилась беда, но, по-моему, дело здесь не в них.
— Мне тоже так кажется, но оставим это, сейчас не лучшее время искать виновников катастрофы. Во всяком случае, не здесь их надо искать. Ротанов выделил слова «не здесь», всем своим видом призывая хана к осторожности, и, кажется, тот понял, молча кивнул и отвернулся. Вид у хана был удрученный и какой-то пришибленный. Помолчав некоторое время, Ротанов решился задать свой следующий вопрос, тот самый, ради которого он здесь оказался.
— Скажи мне, хан, ты не жалеешь, что прошел врата? Доволен своей жизнью здесь?
— Не издевайся надо мной! Местное вино и пища не имеют для меня вкуса, женщин здесь нет. Здесь вообще никого нет, кроме этого проклятого металлического болвана, который всегда исчезает в самый нужный момент.
— Тогда, быть может, тебе имеет смысл отправиться вместе со мной обратно и попытаться изменить среду своего существования?
— Как это?
— Да очень просто. Вещи, нас окружающие, и даже атмосфера, которой мы здесь дышим, зависят от нас самих, во всяком случае, большую часть среды, в которой живем, мы создаем сами, нашими собственными усилиями. Стоит захотеть изменить окружающее… Захотеть сильно, по-настоящему, и оно изменится!
— Черта с два оно изменится! Сотни других живущих здесь болванов не желают ничего менять!
— Откуда ты знаешь? Ты их видел? Ты с ними говорил?
— Я же сказал тебе, рядом со мной никого нет! Но где-то они все же есть, и я знаю, чего они хотят или не хотят.
