Безбашенный - Арбалетчики в Вест-Индии.
— Теперь — рассказывай! — велел я Аришат, когда мы наконец прошли в её покои после пирушки, — Что там с этим Ятонбалом и жрицами твоего храма?
— Ну, вы ведь уже слыхали, что его мать — наша верховная жрица? Но понимаете ли вы, что это значит?
— Я уже понял, что она — твоя начальница. Или ты имела в виду что-то ещё?
— Как вы уже знаете, для любого эдемца провести ночь со жрицей Астарты — очень престижно. Со жрицей высшего разряда — ещё престижнее. А уж иметь с ней постоянную связь — догадываетесь? — и подмигивает мне с улыбочкой — типа, осознай и зацени своё счастье, — И чем выше позиции жрицы в храме — тем престижнее. А я — считаюсь первой после верховной и её наиболее вероятной преемницей. А поскольку она уже не в том возрасте, чтобы продолжать служить богине на ложе — получается, что из тех, кто служит, я — первая, — ага, и снова мне подмигивает эдак многозначительно.
— Я оценил, — подтвердил я ей с ухмылкой, — Не отвлекайся от рассказа.
— Ну, а Ятонбал — её сын. И он домогается меня — представляете? Его мать — двоюродная сестра моего отца, он мне — троюродный брат, и это его совершенно не останавливает!
— А как к этому относятся ваши законы? — поинтересовался испанец.
— Браки между родными и двоюродными братьями и сёстрами запрещены категорически. При родстве от третьего до седьмого колена — уже не так строго, но не одобряется. Требуется специальное разрешение, которое при родстве в третьем колене получить — ну, за всё время существования Эдема ещё не было таких случаев, чтоб разрешили. Даже для четвёртого колена не припоминаю…
— А почему тогда?..
— Так в законах ведь говорится о браках, а не о… В общем, получается лазейка, на которую нет чёткого и однозначного запрета. Он домогается, его мать прозрачно намекает, что надо поддаться и что так угодно Астарте, я уклоняюсь всеми правдами и неправдами, а отцу не говорю — не хочется скандала. И так отношения между ними гораздо хуже, чем следовало бы между роднёй…
— Так, ну а к нам это каким боком? — вернул я её «ближе к телу».
— Ну, я уклоняюсь как могу, а тут вы приплыли. А на носу ведь ещё и праздник Астарты — дикари, естественно, набегут, проходу от них не будет. Ну, я к отцу — надо, мол, от дикарей этих как-то отвертеться, ну а с кем-нибудь из вас меня свести он уже и сам сообразил. В целях улучшения важных для города торговых отношений, хи-хи! Тут нашей верховной крыть нечем, причина уважительная — не может же Астарте быть неугодна польза для всего Эдема, хи-хи! Ну, она пока отстала, без её давления сынка её отшивать легче, а он обиделся, в праздник напился, а он ведь, как напьётся — глупее ламантина делается. Такое отчебучит, что хоть стой, хоть падай…
— Забыл о невесте и полез к тебе?
— Ну да! Только ко мне его, конечно, никто не пустил — я ведь занята была… ну, кое с кем! — и снова подмигивает мне, оторва, — А этот ещё хлеще обиделся, о Милькате и не вспомнил, стал к другим жрицам приставать, ну и нашлась одна, перед мамашей его всё время выслуживается…
— Так-так! Я, значит, получается, тебя у него из-под носу уволок, а Велтур тем временем его невесту вместо него распробовал? А этот проспался, протрезвел, осознал…
— Снова напился и обиделся уже на вас обоих, — закончила за меня мою мысль финикиянка.
— Из-за того, в чём сам же себе и виноват? — хмыкнул Васкес.
— Из-за этого — в особенности, — подтвердил я, — Обезьяны, особенно высокопоставленные, всегда правы, а виноват у них всегда кто-то другой. Обычно — тот, кто испортил настроение. А уж тот, кто выставил такого примата дураком — враг номер один, покусившийся на святое, — из-за цейтнота с моим аппаратом я так и не успел скормить нашему менту даже «Непослушное дитя биосферы» Дольника, не говоря уже о Протопопове с Новосёловым. А их ведь там, в полиции, этологии не учат, их только ортодоксальной психологии учат, которая сама многого не догоняет, так что — увы, не всё в человеческом поведении понятно и доблестным правоохранителям…
— Ну, может, ты и прав. Наш комиссар иной раз именно таков и бывал. Как-то раз облажался, а я ведь предупреждал, что так нельзя — так я же и виноватым у него оказался, что не сумел убедить. Сержанта вон из-за этого не получил в положенный срок…
— Начальство — оно практически всё такое. Это тут нам с Тарквиниями крупно повезло, но такое толковое начальство — редкое исключение, а обычно уроды вроде твоего комиссара попадаются. Думаешь, моё начальство в прежней жизни лучше было? Обезьяны ещё те! Особенно — потомственное начальство, не в первом поколении которое — бабуины бабуинами, млять…
— О чём это вы? — поинтересовалась Аришат, поскольку начальственные кости мы перемывали, конечно же, не на финикийском.
— Да об обезьянах — двуногих и без хвостов, — разжевал я ей суть.
— А разве такие бывают? — здесь вообще только один вид американских широконосых обезьян водится, так что она ни о в натуре очень похожих на людей человекообразных обезьянах Старого света, ни даже о макаках с павианами не в курсах, и аналогия ей сходу не понятна.
— Так а этот Ятонбал — кто по-твоему? Да и разве один только он?
— Точно! — подтвердила жрица после того, как въехала наконец и отсмеялась.
— Так тогда получается, что все эти покушения — просто из-за ревности Ятонбала? — с явным сомнением спросил Хренио, — Два последних на рынке — ещё можно было бы на это списать, будь они единственными, но ведь было же ещё и нападение в лесу, а затем — попытка убрать нашего пленника. Не слишком ли грандиозно для обычной ревности?
— Причём, напавший на меня САМ перерезал себе горло, чтобы не попасться нам живым, — добавил я, — Такая преданность хозяину — большая редкость, и такими рабами даже не самый умный хозяин не станет жертвовать по пустякам.
— Тем более, что прошло несколько дней, и Ятонбал должен был успеть и протрезветь, и одуматься, — заметил Васькин, — Нет, хоть убейте меня, но тут наверняка что-то посерьёзнее…
— Наверное, вы правы, — согласилась Аришат, — И ешё, я бы посоветовала вам приказать охране пленника не пускать к нему вообще НИКОГО — ну, кроме моего отца и вас самих. Только скажите об этом отцу сами, а я… Ну, в общем — я вам этого не говорила, вы сами додумались.
— И ты нам, конечно, ничего не расскажешь? — предположил я.
— Не могу — я поклялась перед Астартой. Постарайтесь догадаться сами…
— Перед Астартой, говоришь? А ведь такую клятву с тебя могла взять только ваша верховная, верно? И вряд ли она стала бы посвящать тебя во что-то, о чём надо молчать, если бы это знание не требовалось тебе для выполнения какого-то её тайного приказа — так? И если это связано с нашим пленником…
— Яд у тебя уже при себе? — тут же въехал в суть Васькин.
Ничего не отвечая нам вслух и не нарушая тем самым формально данной клятвы, финикиянка лишь глазами показывала нам, что мы на верном пути к разгадке.
— А объяснила она тебе своё задание тем, что нельзя допустить опасного для города скандала? — и снова в ответ молчание, но с утвердительным взмахом ресниц.
— Выходит, твой отец прав, и интрига направлена прежде всего против него, — подытожил наш мент, — А имитация мести из ревности — маскировка на случай, если мы всё-таки что-то пронюхаем? Что у вас полагается по вашим законам для таких случаев?
— Даже за убийство может быть присуждена денежная вира, — ответила жрица, поразмыслив, — Не в вашем случае, конечно — слишком большой скандал. Но это если вас собирались убить. Если только ранить без смертельного исхода, то и с вами речь была бы только о вире. Ятонбал достаточно богат, чтобы заплатить её. Заплатит, поклянётся перед богами больше так не делать, и инцидент будет считаться исчерпанным…
— Тогда с покушениями в городе ситуация ясна. А с нападением в лесу? Десять человек, из которых потеряны пятеро. Разве у Ятонбала так много настолько преданных ему рабов? Сомневаюсь! Да и наши дикари говорили про соседнее племя…
— То чудо в перьях во дворе храма, что недовольно зыркало на нас с Тархом! — припомнил я, — Оно из того племени?
— Да, это один из их вождей, — подтвердила Аришат, — Как раз на днях у него пропало несколько человек, а позавчера я видела у него на поясе железный кинжал…
— Вы продаёте оружие дикарям? — быстро спросил испанец.
— Нет. Формально это не запрещено, но так никто не делает. Маленькие хозяйственные ножики и топорики из мягкого и быстро тупящегося железа — это самое большее. А вообще — хватает с них стеклянных бус и цветных ленточек. Они и со своим-то каменным оружием опасны, а если дать им ещё и железное — да спасут нас боги от такой беды!
— Ясно. Значит, кинжал — вознаграждение вождю за предоставленных для нападения на нас людей. Раньше он принадлежал Ятонбалу?
![Джон Кризи - Инспектор Вест [Инспектор Вест в затруднении. Триумф инспектора Веста. Трепещи, Лондон. Инспектор Вест и Принц.]](/uploads/posts/books/243250/243250.jpg)
