Безбашенный - Арбалетчики в Вест-Индии.
Как мы и рассчитывали, кое-что Фамей нам о них порассказал. Это не племя и не род, это объединение местных туземных жрецов. Причём, какое-то отдельное, прямого отношения к местным племенам не имеющее. Их уважают, их почитают, их побаиваются, но как-то опосредованно. Я ведь, кажется, уже упоминал, что развитой канонизированной религии у тутошних гойкомитичей нет? Есть какие-то ритуалы, есть шаманы, есть священные пещеры, где они молятся духам — всё как у людей… тьфу, у дикарей. А вот настоящей религии нет — ни храмов, ни жреческой касты с её иерархической организацией и запретными для мирян тайнами. Но это у них нет, у простых кубинских дикарей, а вот у Чанов — есть. Ну, не египетские храмы и не месопотамские зиккураты, попроще и поближе к природе, но кое-что. Например, пирамидальные земляные насыпи, на вершинах которых — деревянно-земляные святилища. Примерно о таких же рассказывают и плававшие на материк купцы, но это у ольмеков тамошних сейчас по бедности, а раньше они их и камнем облицовывали. Ну, в городах, конечно, в деревнях-то всё попроще было. В глубокой древности, до того, как зажрались — тоже, говорят, не облицовывали и в городах, так что к истокам, можно сказать, вернулись. Так то ольмеки материковые поздние, которым после этапа развитой цмвилизации сами боги велели пирамиды строить — хотя бы уж земляные, раз каменные не под силу. А тут — дикари натуральные, даже земледелия настоящего не знающие, некоторые даже в пещерах всё ещё живут, а всё туда же — тоже земляные пирамиды сооружают. Кто у кого этот обычай собезьянничал, интересно узнать? Но о таких тонкостях эдемский суффет не знал. Знал только о том, что земляные пирамидальные подножия святилищ были всегда — и на имеющем развитые земледельческие культуры материке, и здесь, на этом населённом дикими охотниками и собирателями острове. Только не на всём острове, а у Чанов. Живут они к северо-западу от Эдема, у подножия невысоких гор и в самих горах — ага, тех самых, в которых Васькин коку выращивать предлагает. Горы это известняковые, с крутыми склонами, но почти плоскими вершинами, да и пещер в них — видимо-невидимо. В этих пещерах и в селениях из примитивных хижин и шалашей живут точно такие же дикари, как и по свему острову, а рядом с ними — насыпные пирамиды и посёлки этих таинственных Чанов. И так было всегда, как сказал нам Фамей, с самых незапамятных времён….
Какова степень влияния этого жреческого объединения на окружающие их племена местных чингачгуков, главный городской финикиец и сам не очень-то представлял. Власть в её традиционном понимании Чаны имели лишь над теми дикарскими общинами, что жили непосредственно рядом с ними, кормили их и участвовали в их обрядах хотя бы в качестве зрителей. То бишь, говоря современным языком — над адептами своей религии, в отношении которых правомерно говорить о какой-то первобытной теократии. Странно для примитивного охотничье-собирательского социума? Однако ж — факт. Но сколько их там таких, фанатично верующих? Горстка по сравнению со всем населением острова! А над прочими племенами власти у Чанов не было, был только авторитет. Хватит ли его на то, чтобы поднять все окрестные племена на «священную войну» против эдемцев? Этим вопросом Фамей задавался и сам, и возникавшие при этом мысли его не радовали. Судя по произошедшим инцидентам, их организаторы явно считали, что запросто может хватить. Иначе какой смысл натравливать его на немногочисленную и слабую в чисто военном отношении жреческую общину?
Политик есть политик. Мы с Хренио гадали, рассматривая различные версии, в том числе и эту, а суффет сразу же почуял, что ноги у этих провокаций растут из города — однозначно и без вариантов. Все прежние конфликты колонистов с туземцами происходили из-за инцидентов непосредственно с соседними племенами и ограничивались войной с конкретным племенем, в которую прочие не вмешивались. Чаны — тем более. За несколько столетий существования колонии не возникало у них для этого причин, никакого дела до города им не было, как и городу до них, и наше появление ничего в этом раскладе не меняло. А вот кое для кого в городе — очень даже меняло. Клан Тарквиниев сейчас — единственная связь Эдема со средиземноморской прародиной, без которой судьба колонии представляется исключительно в мрачных тонах. Бросить-то баснословно выгодный бизнес Тарквинии, конечно, и не подумают, но инциденты с сыном и зятем наследника главы клана, то бишь с Велтуром и со мной — это ведь не хрен собачий. Даже не смерть, даже не ранение, даже сам факт покушений — уже повод для нешуточного скандала с гарантированным поиском виновных «стрелочников». А кто главный «стрелочник»? Тот, кто должен был обеспечить нашу безопасность, то бишь городская власть. А власть здесь — это он, Фамей. Прошляпил, не обеспечил, а в результате — подверг всех своих сограждан опасности ссоры с единственным связующим звеном через океан. Тут уже не столь важно, как на самом деле отреагируют на инциденты Тарквинии, важнее настрой перепуганных перспективой ссоры горожан. Это во-первых, а есть ведь ещё и весьма не пустяковое «во-вторых». От него ведь теперь будут ожидать и требовать немедленных действий, а все улики указывают на Чанов. А война с ними, судя по расчётам злоумышленников, чревата и войной с окрестными дикарями, и это — ещё большая опасность для колонии. А виноват кто? Правильно, опять власть, то бишь опять он, Фамей. Так может, он — того, занимаемой должности не соответствует? Может, городу другой суффет нужен, поблагоразумнее и поосмотрительнее?
Теоретически на должность суффета мог претендовать любой гражданин. На практике — достаточно обеспеченный, поскольку у финикийцев, как и у римлян, жалованья от казны магистратам не предусматривалось. Хочешь занять престижную должность и этим прославиться — прославляйся, но за свой собственный счёт. Ещё реальнее — с хоть какими-то реальными шансами быть избранным, а не провалиться на выборах — могли тянуть на суффетскую должность лишь представители пятнадцати богатейших и влиятельнейших семейств, как раз и составлявшие городской Совет. Но и в Совете Пятнадцати не все одинаковы. Род Фамея — традиционно знатнейший и влиятельнейший. Если бы законы позволяли избираться каждый год подряд — скорее всего, он так бы и был бессменным суффетом, как и его напарник из дружественного семейства. Такого священные законы предков не позволяют, но какая разница? На следующий год, после осенних выборов, его сменит верховный жрец Баала, представитель второго по знатности рода, и оба они с напарником будут продолжать его же политику, с ним же и согласованную. А ещё через год их снова сменят они с напарником, и так всё время. В отличие от крупных городов Средиземноморья, Эдем невелик, в нём все знают всех, и политика здешняя проще и «домашнее». И не в свой год правления городом многие решения фактически, будучи бесспорным лидером всех четырёх «суффетских» семейств, всё равно будет принимать Фамей — вплоть до того, что и гонцы с донесениями частенько будут бегать сперва к нему, а потом уж к действующему суффету. Все ведь обо всём прекрасно знают, и всех это вполне устраивает — ну, кроме некоторых смутьянов…
Род Ятонбала был из числа крутых полутора десятков «советских», то бишь по местным меркам олигархических, но не из числа четырёх «суффетских». Словом — не из «партии власти». И из тех остальных он не был бы самым крутым, если бы не мамаша евонная, из фамеевского рода происходящая и двоюродной сестрой самому Фамею приходящаяся. Дальняя родня, короче, но по женской линии, в официальный расчёт не принимаемая. И если, скажем, суффет Фамей вдруг в глазах сограждан круто облажается, так это он не просто сам по себе персонально облажается. Если бы! В его лице облажается вся его «партия власти», и тогда новых суффетов города осенью запросто могут выбрать из противостоящей им в Совете группировки. И Ятонбал в этом случае — один из наиболее вероятных претендентов. Есть познатнее его, есть побогаче, но не у всех мамаши — верховные жрицы Астарты. Суффет-то надеялся, что родственница обеспечит лояльность своего нового семейства, а выходит — зря надеялся. Родной сын ей ближе двоюродного брата, а влияние храма Астарты в городе, населённом по-архаичному набожными финикийцами — уж всяко немалое. Млять, ну и гадюшник же тут у них, в этом ихнем «раю земном»!
— Теперь — рассказывай! — велел я Аришат, когда мы наконец прошли в её покои после пирушки, — Что там с этим Ятонбалом и жрицами твоего храма?
— Ну, вы ведь уже слыхали, что его мать — наша верховная жрица? Но понимаете ли вы, что это значит?
— Я уже понял, что она — твоя начальница. Или ты имела в виду что-то ещё?
— Как вы уже знаете, для любого эдемца провести ночь со жрицей Астарты — очень престижно. Со жрицей высшего разряда — ещё престижнее. А уж иметь с ней постоянную связь — догадываетесь? — и подмигивает мне с улыбочкой — типа, осознай и зацени своё счастье, — И чем выше позиции жрицы в храме — тем престижнее. А я — считаюсь первой после верховной и её наиболее вероятной преемницей. А поскольку она уже не в том возрасте, чтобы продолжать служить богине на ложе — получается, что из тех, кто служит, я — первая, — ага, и снова мне подмигивает эдак многозначительно.
![Джон Кризи - Инспектор Вест [Инспектор Вест в затруднении. Триумф инспектора Веста. Трепещи, Лондон. Инспектор Вест и Принц.]](/uploads/posts/books/243250/243250.jpg)
