Евгений Красницкий - Отрок-4
Ну, запрягли: в одну телегу коня обозного, в другую телегу быка из добычи. Намучались! Хомут-то на быка не налезает, упряжи подходящей не подобрать, бык в оглобли вставать не хочет — прямо беда. Возились чуть не полдня, любопытных да советчиков целая толпа набежала, каждый суется, поучает, и каждого же послать подальше надо! — Илья горестно вздохнул. — Два раза даже драться принимались, но, в конце концов как-то приспособились.
Ферапонт, значит, второму спорщику и говорит: «Бык по отмашке трогаться не обучен, так что ты смотри сам: как только моя скотина первый шаг сделает, так и ты свою нахлестывай», а сам берет тряпицу, в уксусе намоченную, и запихивает быку под хвост. Старательно так, глубоко.
А бык тот, надо сказать, еще когда запрягали, в сомнение пришел — шутка ли, первый раз в жизни в оглобли встать! Да народ вокруг толчется, мельтешит, языки чешет… Пока притерпелся, пока успокоился, а тут новое ощущение неиспробованное — с заду! Ну, он поначалу прислушался, интересно же! — Илья наклонил голову и скосил глаза, изображая, как бык прислушивается к новому ощущению. — Потом решил поглядеть: что же у него там такое? Поворотился в одну сторону — оглобли мешают, поворотился в другую — опять оглобли! Ну, что тут поделаешь? Подумал еще немного, посопел, потоптался, да ка-ак рванет с места в галоп, Ферапонт чуть из телеги не выпал! — Илья выпучил в притворном ужасе глаза и вцепился руками в воображаемые вожжи. Отроки слушали старейшину Академии, что называется, раскрыв рты, спектакль, разыгрываемый Ильей захватил их внимание без остатка.
— Ну, понеслись! — продолжил Илья. — Бык прет так, что ветер меж рогов свистит! Но, вот беда, вожжей-то не слушается — не обучен. Ферапонт и тянет, и дергает, все без толку! Ну и зацепился бычара телегой за березу! Ка-ак даст! Телега в куски, бык дальше понесся, а Ферапоша, бедолага, из телеги пташкой выпорхнул, да следующую березку с разлета и обнял!
Мы все скорее за быком — он же, змей подколодный, без телеги еще быстрей помчался, да в сторону воинского стана, долго ли до беды? Пока догнали, пока остановили, пока у быка в заднице тряпицу с уксусом искали, так и не нашли, кстати, потом спохватываемся: а где же Ферапонт? Побежали назад.
Стоит наш Ферапоша около березы на коленях, головкой к стволу прислонился, глаза закрыты, а лицо такое внимательное… вроде как, прислушивается к чему-то. — Илья зажмурился и изобразил лицом выражение, долженствующее, видимо, свидетельствовать о глубочайшем внимании к чему-то. В горнице разлилась тишина, на самом деле, глубочайшее внимание и ожидание чего-то необычного отразилось на лицах отроков. — А вокруг, — оборвал артистическую паузу старейшина Академии, — народ толчется, новые какие-то, которые про заклад не знают, и промеж себя спорят: чего это с Ферапонтом делается? Одни говорят, что пьяный, другие, что таким манером он для чего-то дерево подходящее выбирает, третьи, что на Ферапошу озарение снизошло и он сейчас истины великие вещать начнет. А еще один, видать, самый умный, тоже к березе подошел и ухом к стволу приложился — вдруг и правда что-то такое там слышно?
Короче: подбегаем мы и видим: два дурня стоят дерево слушают, а еще с десяток рты пораззявили и ждут неизвестно чего, да еще на нас шикают, не шумите, мол! Мы — Ферапонта от березы отдирать, а они не дают — дайте, мол, таинству невозбранно совершиться! Ну и поехало: сначала за грудки друг дружку хватать начали, подом кто-то кому-то по зубам кулаком съездил — завертелось, одним словом. Как уж там вышло, я не заметил, но только еще одного бедолагу головой об березу приложили — уже втроем, значит, дерево слушать стали. Потом мне в глаз так засветили, что я и про Ферапонта и про все остальное позабыл, так душа разгорелась… — Илья примолк и тихонько вздохнул, словно вспоминая что-то приятное, отроки тряслись от сдерживаемого смеха.
Мишку очередная байка бывшего обозника впечатлила не очень — в ТОЙ жизни он достаточно наслушался историй о том, как быкам или коровам пихали под хвост всякие, не предназначенные для этого вещи: начиная с перца и горчицы, и кончая бенгальскими огнями и даже взрывпакетами. Дорожно-транспортные происшествия с тяжкими телесными повреждениями, тоже для конца ХХ века были ежедневной рутиной. Однако потом, представив себе, как десяток крепко поддатых мужиков безуспешно ищут тряпку в бычьем анусе…
— Смейтесь, смейтесь! — проворчал, отвлекшись от воспоминаний, Илья. — А Ферапонт, Царствие ему Небесное, так до конца жизни на одно ухо глухим и остался, да еще с месяц руки у него так тряслись, что ложку до рта донести не мог. А все почему? — Илья повысил голос, перекрывая взрыв уже несдерживаемого хохота. — От безделья! Когда ратники делом не заняты… — Старейшина Академии безнадежно махнул рукой и расплылся в улыбке сам.
«Хе-хе, сэр, была б у вас типография, байки вашего „начальника тыла“ можно было бы отдельной книжкой издать. Успех обеспечен — ни на Руси, ни в Европах, ничего подобного еще очень долго печатать не будут, да и на Востоке записать анекдоты про Ходжу Насреддина никому и в голову не приходит. Впрочем, церковь, почти наверняка, объявила бы подобную литературу крамолой — что у нас, что на Западе, что на Востоке. Но ребятам нравится… Стоп! А случайно ли Илья именно этот случай вспомнил? Нет, про вред безделья — понятно, но как он сказал: „Шутка ли, первый раз в жизни в оглобли встать!“? А вы, ведь, сэр, собираетесь ребят в управленческие оглобли поставить, и припекать их в этих „оглоблях“ будет не слабее, чем уксус в означенном месте… Случайное совпадение или Илья умнее, чем вы, сэр, до сих пор думали? А вот, сейчас и проверим!»
— Ну, отсмеялись? — Мишка обвел взглядом господ советников. — Может, теперь к делам вернемся? Старейшину нашего Илью Лукича прервали, когда он начал нам объяснять: что надо сделать, чтобы дела в Академии улучшить. Так что…
— Га-га-га! — Прорвало вдруг Демку. — Сейчас истины великие вещать начнет!
Отроки вновь радостно заржали, а Мишка почувствовал, что начинает потихоньку заводиться.
— А ну, тихо всем! — рявкнул он в полный голос. — Над кем смеетесь, сопляки?!
— Сам сопля… — Демка закашлялся и зажмурил глаза, потому что Мишка плеснул ему в лицо квасом из кувшина. Потом, не дожидаясь, пока двоюродный брат протрет глаза, перегнулся через угол стола и, схватив Демку за уши, ткнул его лицом в столешницу.
— Забыл, как старшим внимать надобно? — Мишка слегка ослабил хватку, потом опять приложил кузена «фейсом об тейбл». — Молча! И! С почтением! — Выкрикивая каждое слово, он приподнимал демкину голову и снова опускал ее на крышку стола. Если бы Демьян не умудрился подсунуть под голову руку, нос у него был бы расквашен непременно. — Благодарить! Должен! Жизненным! Опытом! С тобой! Делятся!..
— Будет тебе, Михайла! — Илья ухватил старшину Младшей стражи за рукав. — Хватит, убьешь!
Мишка, забыв о собственных поучениях, чуть не двинул Илью локтем, но в последний момент спохватился. Отпустив Демьяна, скомандовал:
— Встать, невежа! Винись перед старейшиной!
Сияя ушами, как стоп-сигналами, Демьян поднялся с лавки и невнятно прогундосил:
— Винюсь. Не держи обиды, Илья Лукич…
— Ладно! Садись. — Илья хлопнул Демку по плечу и обратился сразу ко всем: — Что ж это за Совет у нас? Еще и не договорились ни до чего толком, а уже одному в ухо двинуть довелось, другого мордой по столу повозить. Не знаете? Зато я знаю! — Бывший обозник сделал пузу, вздохнул и «обрадовал» господ советников: — Дети вы еще! Слов нет: умные, храбрые, сильные, но… наглые! Такое дело сами поднять собрались! Я вот послушал вас и, только не вздумайте смеяться, устрашился! Вы себе даже половины трудностей, забот и опасностей не представляете, а думаете, вообще, черт знает о чем! Нет, это ж надо! — Илья в сердцах хлопнул себя ладонью по колену. — Важнее дела для них нет: гнать девок из крепости или наоборот, еще зазывать!
Старейшина Академии оглядел враз притихших отроков, задержался взглядом на подобравшемся, как перед схваткой, Дмитрии и на зло щерящемся Демьяне и, совершенно неожиданно для Мишки, дал слабину:
— Нет, я понимаю: у самого в вашем возрасте только девки на уме и были…
«Тревога, сэр! Илья никогда и никем, кроме жены, не руководил! Если сейчас провалится, авторитет старейшины Академии умрет, не родившись! Вмешаться немедленно, как угодно, но заставить Илью показать мальчишкам силу жизненного опыта, который не заменишь ничем! Первое — прервать пошедший не в ту сторону монолог… любой банальностью, даже глупостью, пока пацаны не почувствовали его неуверенность!»
— Ну, Илья Фомич, молодость — такой недостаток, который сам собой проходит со временем! — Мишка вальяжно улыбнулся и оглядел ребят, как бы предлагая им всем вместе оценить юмор и мудрость афоризма. — Но мы-то для того тебя и упрашивали старейшиной стать, чтобы ты нас, как раз, о трудностях, заботах и опасностях упреждал. Да еще и советовал, как нам глупостей не натворить. А если кто себя очень умным считает и к словам старейшины со вниманием и почтением прислушиваться не желает… — Мишка согнал с лица улыбку и добавил в голос металла, — …или обижаться на правду вздумает, то, значит, он и впрямь дите малое и в Совете Академии ему делать нечего!
