Николай Берг - Лагерь живых
— Так саперы нам, как разведгруппе, положены, а водолазы еще имеют задачу, к которой и нас потом пристегнут. Здесь склад их амуниции по дороге — надо будет загрузиться. Да и заработали наши саперы сегодня рублей пятьсот — теперь те, что в группе усиления, продолжат. У них даже и собака есть.
— Какие пятьсот рублей? — не понимаю я.
— По установленным расценкам за разминирование взрывоопасного предмета первой степени сложности платят пятнадцать рублей пятьдесят четыре копейки, второй степени — десять рублей тридцать четыре копейки. Вот и считай.
— Это шутка?
— С чего это? Я даже знаком с одним человеком — тот на таких расценках в Чечне заработал двести тыров[72] рублей. «Жигули» купил потом.
— А собака что — такая ценность и «сверхдевайс»?
Андрей удивляется еще пуще.
— В Чечне снайпер-дух получал за убитого офицера — два тыра зеленых, а за саперную собаку — шесть тыров. Вот и считай. У кронштадтских собачка — как раз так тыщ на пять… Не совсем обучена и опыта маловато, но — уже помощница.
— А в Петергоф полезем?
— В Петергоф пока нет. В Рамбов[73] — да, полезем. Но сначала с МЧС разбираться надо — пока их не прикроем — с Красной Горки никуда. Разве только недалеко.
Андрей хитро подмигивает.
Мы выкатываемся маленькой разношерстной колонной — впереди БТР, за ним окаянный джипик, КАМАЗ с кунгом и замыкающим рычит танк. Вовка прет по каким-то дорогам, о существовании которых я и не знал.
Очень скоро обнаруживается, что и Вовка — тоже. Колонна заехала в какие-то кусты, в два человеческих роста, дорога и кончилась. Вылезаем, чтоб убедиться, что это обычная «левая свалка». Тупичок завален всяким строительным мусором в пластиковых мешках. Обсуждение вариантов затягивается, Вовка настаивает на том, что он тут проедет, Николаич уже сомневается в этом, а подошедший Семен Семеныч с ходу выдает одну из своих баечек:
— Меня в свое время удивил эпизодик — в Артмузее есть традиция — наши пушки стоят с гордо задранными вверх стволами. А вражеские — хоботы печально склонили вниз. А тут надо было поставить на экспозицию немецкий шестиствольный миномет. А у него, заразы, стволы в принципе не опускаются. Ну, нельзя ему иначе никак. И так корячились и этак — все равно вверх смотрят. Позвали мужика, который с этим «девайсом» дела имел во время войны и даже стрелял. Пришел, спрашивает — целостность важна, он подлежит консервации? Это в случае войны часть музейного добра идет в армию. Хранитель отвечает — нет, куда ему. Тогда мужичок берет фомку, лезет под агрегат, пыхтит. Откуда-то снизу отваливается со звоном кусок металла, и миномет печально свешивает стволы. Так и сейчас стоит…
— Это вы к чему? — недоумевает Николаич.
— Дело надо поручать тому, кто в нем разбирается.
Вовка открывает рот, но Семен Семеныч его опережает:
— Я — местный, да еще и охотник. Если помните. Есть ли возражение?
— КАМАЗ не бронирован.
— А у кабанов ружей нет. И больше мы вряд ли кого встретим.
— Ну а если кто из благоизбранных уцелел?
— Им в тех местах делать нечего. Да и вряд ли прыгнут — колонна все ж не простая, танк за километр слыхать.
— Получается так — что на ваш страх и на наш риск.
— Годидзе! Не глянете — что там с вашими протеже?
В кузове, наполовину забитом матрасами, — все по-старому. Хозяин еще жив, Мутабор рядом, как кошак у мышиной норки. На открывшуюся дверь не реагирует никак.
Внутри БТР тепло. Сидим кучей, тянет подремать, но чертов Вовик заранее предупредил — будет болтанка. Так что задремлешь — долбанешься башкой. «Курсантеры» наконец-то завели разговор про баб. Это как-то встряхивает присутствующих, и дремота на время отходит.
Таких разговоров я уже наслушался, служивые такие темы любят, и, что странно, чем неопытнее — тем гуще рассказы.
Настраиваюсь на типовое ведение разговора, и тут тот самый Ленька, дружок нашего Рукокрыла-Званцева, неожиданно признается — очень жалеет, что не успел пройти курсы пикаперов. Ну, сложно ему знакомиться.
— Да все это хрня, как говорит Мутабор! Ничему толковому там не учат, — заявляет в ответ Сергей, и как-то слишком уж уверенно.
— Да ну? — возражает Ленька.
— Точно! У меня приятель прошел обучение. По паре телок в неделю снимал! Весь страх как рукой сняло, — поддерживает дружка Званцев-младший.
— Ага. А до того? — дергает меня нелегкая за язык.
— А до того вообще с девчонкой заговорить не мог!
— Ну-ну. То есть был мальчонка, стесняющийся и боящийся женщин. Так?
— Точно!
— Считал он их за что-то необъяснимое. Не поддающееся пониманию и жутковатое в своей таинственности. А тут ему объяснили на пальцах, что все девки — шлюхи и представляют собой три дырки на ножках. Ничего таинственного, ничего мистического, ничего загадочного, ничего, достойного уважения. Три дырки, легкодоступных к тому же. Брякнулась женщина с пьедестала. Так?
— Не так. Он их бояться перестал! — упирается Рукокрыл.
— Он, пикапер, продолжает их бояться. Потому и снимает по десятку за неделю, раньше это называлось комплексом донжуана, то есть паническая боязнь ответственности и неумение строить нормальные отношения с противоположным полом. А доказать себе, что он крут — охота. Вот и получается — замена количеством качества. Только это фигня.
— Хрня! — подсказывает заинтересованно слушающий Серега.
— Ну можно и так. Я уж не говорю о том, что частая смена половых партнеров чревата боком — как нам говорили на занятиях по кож-вен болезням — в среднем каждый тринадцатый партнер дает новое заболевание. А когда нас учили — еще не было такого разгуляева. Вот и прикинь — девок пикапер по определению уважать не может — потому как они либо тупые давалки, если дают, либо заносчивые стервы — если не дают. И пикапер стопудово уверен, если ему не дали — то это не потому, что девчонка себя уважает, а потому, что она просто заносчивая.
— Да ну прямо! — упирается Рукокрыл.
— А простой вопрос — жениться пикапер будет? Уважать жену станет? Он же знает, что все девки — шлюхи. А как насчет детей? Какой из пикапера папаша выйдет? Да никакой — как стерилизованный самец мухи цеце. Жужжит, летает, а потомства нету.
— То есть считаешь, что никакой пользы от такой тренировки?
— По пикаперству? Почему ж никакой. Люди хорошие деньги на дураках делают.
— Да бросьте вы. Вот ведь действительно — для пикаперов все девушки доступны — и что ж получается? Порядочных и нету? — Сергей не на шутку встревожился, а мне только сейчас становится понятно, что нашему Ромео такой разговор ножиком режет.
— Почему нет? Полно. Пикапер не может снять любую. Это недостижимо. Он может просто заговорить с любой, а вот даст она или нет — вопрос открытый. Поговорил с тремя — одна дала. С одной понятно — а две другие кто?
— А у них одновременно ангина и менструация! — продолжает резвиться Филя.
— Сережа, дружище — если ты находишься в публичном доме — там все барышни доступны?
— Да, наверное. Но им же деньги платят?
— Не о деньгах вопрос — доступны?
— Ясен день. Это ж бордель.
— Ну, так и пикапер ищет — где попроще. Так что успокойся. Твоя Светка вне подозрений, да и не станет она такого, как ты, на не пойми что менять.
— Говори, говори… — озабоченно отвечает наш пулеметчик.
— Вообще лучший оргазм у женщины вызывает норковая шуба, — уверенно заявляет Филя.
— Ну тут природа такую вилку устроила, что, может, ты и прав, водоплавающий.
— А то ж, — самодовольно восклицает приятель.
— Что за вилка-то? — Это его копнопатый сослуживец интересуется.
— А возрастная. Парень чем моложе — тем охочее. А у женщин обычно после 35 лет охота просыпается. Нет, они, конечно, могут и в молодости завестись как следует. Но пока молодайку заведешь — семь потов сойдет. А вот когда уже начинаешь стариковать — у них, наоборот, просыпается. Доктор, — а почему, кстати, так?
— А пес его знает. Я так думаю — природа схитрила. Чтоб детенышей растить не мешало. Ну мужички со своей гиперсексуальностью стараются по молодости оплодотворить поболе кого. А у женщин другая задача — дитя выносить и родить, тут секс ей не помощник. А вот вырастила детенышей — уже и оттянуться может по полной.
Некоторое время все молчат, переваривая, после чего Рукокрыл неожиданно спрашивает:
— Вот зомби — тупые и враждебные. Морфы — умные и враждебные. А если их учить, лечить и кормить молочной кашкой, то, может быть, нервная система со временем восстановится и они станут полезными членами общества?
— Ну, вообще-то, может, и возможно. Но, к сожалению, как говорили классики марксизма-ленинизма — «Битье определяет сознание!» Например, европейцы, которые все время к нам лезли, приходили в чувство только после неоднократных увещеваний сапогом в рыло и дубиной по хребту. Да и американцы тоже.
