Игорь Гринчевский - Американец. Путь на Север
«Ага! – сказал я себе. – Значит, у нас будут не Барби и Кен, а Сиси и Франц! Или, вернее, пока только Сиси. Если выпустить в продажу куклу правящего императора – могут неправильно понять. А вот куклу любимой жены, особенно, если сделать куклу похожей на юную Сиси, в которую он и влюбился, он должен понять и одобрить».
Из мемуаров Воронцова-Американца«…Разумеется, Натали приехала не только мои разработки посмотреть. Она помогла и с дизайном. Нарисовала, какой должна быть моя кукольная Сиси, платья для нее, выбрала цвет…
Кроме этого мы обменялись и отчетами. Я отчитался Союзу в ее лице. Как идут дела на нашем заводе, а она сообщила мне, как у нас идут дела с остальными членами Союза. Дела шли, честно сказать, хорошо. Половина заводов уже получила новое оборудование, отзывы были в основном положительные, ну а неразберихи всюду хватает.
Однако… И тут начиналась тревожная часть. Я мог бы и сам догадаться. Англичане, понимая, что мы вытесним их с местного рынка соли, начали принимать превентивные меры. Для начала организовали наезды на наш Союз. Но Дмитрий Михайлович при помощи губернатора сумел их отбить. Потом пришли сигналы от Рабиновича и его племянника Марка, что обнаружен осторожный интерес к нашим финансам. Но и тут англичанам ничего не обломилось. Денег пока хватало, а те векселя, что я выписывал (не все ж ассигнациями платить, верно?), имели срок погашения не раньше чем через полтора года.
Наталья попросила Марка разузнать, кто именно проявляет такой интерес. Оказалось – один из помощников вице-губернатора. Причем – вот ведь сюрприз – родной племянник Аристарха Лисичянского, «приятеля» Дмитрия Михайловича.
И вот тут и начиналось самое тревожное. Судя по всему, Лисичянский-младший и его покровители-англичане, вычислив, что «корень их бед» лежит во мне и моем производстве и не найдя других методов борьбы, начали вербовать бандитов. Нетрудно догадаться зачем. Метод конкурентной борьбы тут прост – «красного петуха» пустят, и все! И радуйся, если сам не сгоришь. Ту же лесопилку Беляевых, уж на что они в этих краях авторитетны, по словам Натальи, сжигали трижды.
А его обороты всего лишь сотнями тысяч рублей в год исчислялись. Мы же со своим Союзом собирались лишить англичан выручки за сотню с лишним тысяч тонн соли. Это два миллиона рублей в год. Огромные деньги по нынешним временам! За такую сумму многие на преступление пойти готовы. И не на одно!
Так что я тем же днем вызвал Карена с ребятами, и мы вместе упорно думали, как нам уберечься от поджогов, от грабительских налетов и все такое прочее. И как тушить, если что.
Той же ночью несколько десятков стариков, из тех, кто на заводе работать уже не мог, но зрение имел хорошее и не слишком страдал от стариковских немочей, были посажены нами в охрану. С ружьями, само собой. Пацанов и подростков подрядили в дальние дозоры, чужаков высматривать. Ну а мы с Тищенко и остальными господами инженерами приспособили три насоса из имеющихся, так чтобы их можно было использовать как пожарные гидранты.
Главную же ударную силу, то есть себя и ребят Карена, я расположил возле нефтехранилища и склада целлюлозы. Если это загорится – все прахом пойдет.
Как оказалось, Натали со своим предупреждением успела в последний момент…»
Побережье Белого моря, неподалеку от села Сороки, 26 сентября (8 октября) 1898 года, понедельник, на рассвете
– Пустите, сволочи! Пустите! – Я рванулся из рук Карена и Тищенко, как раненый кабан. Не помогло, держали крепко. – Пустите, говорю! Мне без нее и жить незачем!
Я клял себя последними словами! Уж не знаю, сколько бандитов и где именно набрал Лисичянский-младший, но они оказались редкостными профессионалами в своем мерзком деле. Во-первых, пришли они не по суше, где их легко вычислили бы, а с моря. Туда же и ушли, кто сумел.
Основной удар, как я правильно вычислил, они нанесли по нефтехранилищу и складу готовой продукции. В каждое из этих мест устремилось с десяток бандитов. Вернее, про нефтехранилище могу сказать точно. Именно десяток их там и был. Мы вдвоем с Ашотом положили всех, кто пришел, так что пересчитали их точно. У склада готовой продукции Карен и остальные его парни положили пятерых. Остальные успели отступить. Правда, мы заплатили за это жизнью одного из армян. Еще двое были ранены.
На заводе бандитам удался только поджог «конторы», как ее называли местные, то есть административного корпуса, в котором, кстати, и я жил. И не только я, но и все заводские инженеры.
Но и этот пожар разгореться не успел. Те работники завода, кто умел обращаться с ружьишками, были нами предупреждены, и потому прибежали на звуки перестрелки. Видя, что численное преимущество от них ускользает, бандиты отступили. Так что мы по-быстрому задействовали свой импровизированный «брандспойт»[147], и быстренько потушили разгоравшийся пожар. И плевать, что вещи да перины промокли. Высушим! Главное – мы сумели отстоять завод.
И стоило мне так подумать, как кто-то рядом охнул: «Ох, мать честная! Как же там горит-то!»
Горело действительно знатно. Как оказалось, бандиты поджигали не только завод, но и склад древесины, стоявший неподалеку. Поскольку он не относился к заводу, я, разумеется, о его защите и не думал. А между тем стенка в стенку с этим складом стоял двухэтажный дом для «господ Ухтомских». И Натали, которая должна была завтра отплывать, ночевала как раз в этом доме.
Я молча рванул туда. Народ, весь, скопом, попытался устремиться за мной. Хорошо, Тищенко и Карен одновременно сообразили, что завод без присмотра оставлять нельзя, и половину народа задержали.
Но к моменту, когда мы добежали, дом пылал так, что потушить его при помощи одних только ведер нечего было и думать.
– Пусти, говорю! – снова рванулся я.
– Да куда ты рвешься, дурья башка?! – заорал на меня Карен. – Я бы и сам пошел, но ведь не пройти же!
Действительно, оконца у дома, по моде этих мест, были маленькие, и расположены очень высоко, а первый этаж дома был на метр с лишним приподнят над уровнем земли, так что забраться через окно не получилось бы. А дверь была надежно заперта изнутри. Мы уже пытались и прорубить ее, и тараном выбить. Черта с два! Такую только из пушки надо!
Из пушки… Ага! Я огляделся. Мой винчестер валялся метрах в семи. Надо же, что значит привычка к оружию! Любимую бежал спасать, а винтовку все равно с собой взял, не бросил!
