Карен Трэвисс - Остров выживших
Это получилось у него не сразу; затем он обнаружил, что окутанный бархатом пейзаж изменился. Корпуса машин были помяты, и, присмотревшись, он обнаружил, что у них не было ни шин, ни стекол в окнах.
— Черт! — выругался он. — Ребята, мне кажется, мы дошли до границы пожара. Гляньте.
Едкий, отвратительный запах гари ворвался в кабину. В отдалении над какими-то зданиями поднимались столбы дыма, словно черные перья на фоне серого неба. Снаружи не было никаких цветов. Цвета были только внутри «Броненосца» — голубые огоньки, желтые предупреждающие сигналы, красные аварийные рычаги, — и это только усиливало впечатление нереальности происходящего. Дом как будто смотрел черно-белый фильм. Реальная жизнь многоцветна. Сознание Дома не хотело верить в то, что видели его глаза.
— Пад? Пад, остановись. Маркус, ты должен на это посмотреть.
Пад остановил БТР и открыл все люки. После этого они смогли выпрямиться и оглядеться. Дом всматривался в их лица, стараясь убедиться в том, что он не сошел с ума, и понял, что — нет.
— О черт!.. — Маркус медленно покачал головой, как он делал в самые худшие минуты, словно не мог найти даже самых простых слов для выражения своих чувств. Плечи его поникли. В конце концов он выдавил: — Они просто испепелили все.
Дом вынужден был слезть на землю, чтобы взглянуть на мертвый город поближе. Он знал: ему не понравится то, что он увидит, но выбора не было. Он попытался пробраться между машинами, но это было невозможно — их как будто побросали друг на друга в одну гигантскую кучу; он не сразу понял, что баки их взорвались от сильного жара и перед ним находится то, что осталось после череды взрывов. На фоне светлого клочка неба вырисовывался силуэт какого-то грузовика: от прицепа остался лишь металлический скелет. Пока Дом не заметил в машинах ничего напоминавшего трупы.
Маркус вызвал его по рации:
— Дом, иди сюда.
Да, Дом уже сделал все, что от него требовалось. Подобная картина тянулась на многие километры, а они еще даже не добрались до первого города, на который был нацелен удар лазера. Дом побрел обратно к БТР.
Пад в очередной раз чистил линзу перископа.
— Мне нужно отлить, потом поедем обратно. Ты не против, Маркус? Либо мы выезжаем на «Кентаврах», либо пусть ждут, пока пепел осядет, и высылают «Воронов». Это дурдом какой-то.
Маркус проворчал что-то неопределенное. Пад направился к обочине и расстегнул ширинку.
— Ты как, Тай? — спросил Маркус. Они вернулись в «Броненосец» и принялись ждать. — Не может быть, чтобы вся планета превратилась в такое. «Молот» не мог сжечь каждый квадратный сантиметр поверхности. — Он взглянул на свои перчатки. — Всего несколько островов. Черви не могут добраться до всех остальных, и их не трогали.
Значит, Маркусу известны кое-какие детали. Дом представил себе их разговор с отцом: как Маркус пытается выудить хоть какую-нибудь информацию для отряда, как они обмениваются репликами из трех слов.
— Я не могу ничего изменить в прошлом, — произнес Тай, — поэтому я просто двигаюсь дальше.
Дом завидовал его способности к подобному отрешению. Однако, подумал он, Тай просто пытается сам себя в этом убедить. В следующее мгновение тишину нарушил хруст угольев под тяжелыми ботинками.
— Черт! Черт! — Пад вскочил в «Броненосец», словно их обстреливали. — Черт!
— Эй, что случилось? — Дом уже подумал было, что водитель увидел приближающийся пожар. — Что там такое?
— Там сплошные трупы. — Пада трясло. — Я остановился отлить у стены, посмотрел на землю; сначала я подумал, что это обгорелые деревяшки, пластмасса или я не знаю что, но это были трупы. Это были люди.
Он рухнул на водительское сиденье, на ощупь шаря по рычагам, как будто забыл, как с ними обращаться. Маркус протянул руку и поймал его за запястье.
— Успокойся, Пад. Я поведу.
— Я в порядке. Сейчас, только одну минуту.
— Я знаю. Пусти меня.
Падрик был отнюдь не из слабонервных и не так легко уступал кому-то, но он пустил Маркуса за руль и сел, спрятав лицо в ладонях. Всю дорогу до города он сидел так, не поднимая головы. Их «Броненосец» в тот вечер последним вернулся на базу. Когда они въехали в ангар, солдаты-тыловики как раз счищали грязь с других машин.
— Да, мы поняли, — сказал один из них, когда Маркус спрыгнул на землю. — Там все плохо.
Пад, добравшись до передней части «Броненосца», прислонился к нему. Маркус остановился, и Дом с Таем тоже.
— Пива хочешь? — спросил Дом. — Пошли, Пад. Давайте хоть раз напьемся до синих соплей.
Падрик прищурил один глаз и уставился куда-то в пространство, как будто целился из винтовки.
— Это так легко.
— Что легко?
— Смерть. Убить человека.
— Какого черта, о чем ты, приятель?
— Я видел ее триста, может, четыреста раз. Потому что я ее вижу, понимаешь? Только я вижу, как умирает человек, в которого я попал, даже он сам этого не видит. Вблизи. Крупным планом. Такая у меня работа. Я нажимаю на курок, и парень падает. Только что он курил или думал о доме, а в следующую минуту — уже покойник, но сам даже не знает об этом. Мозги у него превращаются в кашу — раз, и готово. — Пад щелкнул пальцами. — Доля секунды — и он уже не чувствует боли, ничего не боится. Это хорошая смерть, Дом. Немногие из нас удостаиваются такой привилегии.
Маркус молча смотрел на бывшего снайпера. Пад не сказал ничего нового или шокирующего, но пугал его тон: не депрессивный, а задумчивый, как будто он вдруг решил, что мгновенная смерть — это нечто замечательное. В конце концов он поднялся и быстро вышел из ангара.
— Тай, — сказал Маркус, — ты не приглядишь за ним? Можно по очереди.
— Зачем?
— Тай, он на грани. В таком состоянии люди делают идиотские вещи.
— Он уже увидел то, что должен был увидеть, и этого не изменить, — возразил Тай. — Кто мы такие, чтобы заставлять его жить с тем, что творится в его голове, если мы не можем этого понять?
Тай слегка улыбнулся — казалось, его вообще ничто в этой жизни не трогало, — затем отправился следом за Падриком. Он вовсе не был бессердечным, он просто был фаталистом по природе. Но Дом не мог себе представить, как бы он сам стоял спокойно рядом, пока Маркус приставляет дуло к своему виску, — просто оттого, что человек вправе сам распоряжаться своей жизнью. Разумеется, никто не думал, что Падрик собирается покончить с собой. Скорее всего, он просто хотел сказать, что есть и лучший способ умереть, чем поджариться в машине на обочине. Дом был с ним согласен. Но выражение лица Падрика, эта зловещая радость испугала его.
— Иди домой, — обратился к нему Маркус.
— Ты остаешься?
Маркус едва заметно покачал головой и пожал плечами:
— Нет, лучше пойду повидаюсь с отцом.
Дом почувствовал облегчение — не в первый раз — оттого, что его не пригласили ужинать в поместье Фениксов.
«Королевский Ворон-42», в четырехстах километрах к западу от Эфиры, за границей Тируса, неделю спустя
Такого живописного рассвета Ричард Прескотт не видел никогда в жизни.
Он был так заворожен этой величественной картиной, когда «Ворон» делал вираж, что на мгновение забыл о том, почему небо испещрено перемежающимися полосами кораллового, алого и бордового цветов. Причиной этого были миллионы тонн мельчайших частиц, выброшенных в атмосферу после гигантского пожара.
Несколько секунд в открытой двери «Ворона» виднелось только алое небо, и ничто не портило этого захватывающего зрелища. Затем вертолет выровнялся, устремился вниз, и показался пейзаж — руины зданий, разбросанные по выжженной земле, изменившийся до неузнаваемости промышленный город.
«А вы чего ожидали, профессор?»
Прескотт наблюдал за Адамом Фениксом. К поясу профессора был прицеплен страховочный трос, но он бесстрашно стоял на краю люка, держась за тянувшийся наверху поручень, как солдат, — ведь когда-то и он был солдатом. Прескотт ожидал увидеть у него на лице по меньшей мере потрясение. Ни один человек не мог смотреть на то, что проносилось внизу, и оставаться безмятежным. Но Феникс лишь на миг прикрыл глаза.
— Оружие определенно произвело нужное действие, — произнес он. — То есть уничтожило наше имущество в тылу врага. Мы практически ничего не оставили Саранче. Но это палка о двух концах: теперь в течение нескольких месяцев мы будем вынуждены рассчитывать только на запасенные топливо, продукты и воду. Вы видели, насколько сильно загрязнена территория Эфиры.
Прескотт мысленно добавил ему очков за то, что он не поддавался эмоциям и чувству сожаления о сделанном.
— Адам, начиная работу над программой «Молот», мы уже знали, насколько серьезны будут последствия применения этого оружия.
— Да, но даже я не могу вам сказать, каковы будут далекоидущие последствия. Вы заметили, насколько похолодало? Пыль, висящая в атмосфере, отражает солнечный свет. Климат уже изменился. Загрязнение… мы будем жить с этим десятки — возможно, сотни лет.
