Антон Антонов - Время войны
А тем временем разведка Сабурова, как ни в чем не бывало, докладывала, что боевые действия на Целине продолжаются и западная группировка усиливает натиск, рассчитывая уже сегодня замкнуть котел, в котором окажутся сотни тысяч целинских солдат.
Но что самое удивительное, по каналам особой службы продолжали приходить отчеты об отгрузке пленных в уплату «Конкистадору» и ядовито напоминали маршалу, что сотый день уже завтра, а отгружено всего чуть больше половины от тех 10 миллионов, которые Тауберт поклялся дать концерну под страхом лишения головы.
А полевое управление легиона с нескрываемым злорадством подливало масла в огонь. Мало того, что отгрузить недостающие миллионы пленных за сутки в принципе нереально, но даже для того, чтобы хоть как-то поправить ситуацию, нет свободных кораблей. Ставленники маршала Тауберта на востоке Шельман и Юдгер, получив под свое начало фаланги Зеленорецкого направления, наломали таких дров, что довели дело до эвакуации.
Сами гердианцы еще вчера захватили корабль с пленными и улетели в неизвестном направлении, что и не странно — на оптовых невольничьих рынках за сотню тысяч рабов можно получить очень круглую сумму. И похоже, Эсмерано был в доле, потому что иначе угнать корабль им бы не удалось. Но суть не в этом.
Эвакуацию на свой страх и риск пришлось проводить генералу Жукову, хоть он и был отстранен от должности начальника полевого управления. А кроме того, ему пришлось заново налаживать отношения с амурцами, поскольку Шельман и Юдгер в полном соответствии с мудрыми предначертаниями маршала Тауберта не удержались от вооруженного конфликта с союзниками.
Теперь Жуков перебрасывал южную группировку на северный берег, в устье Амура, и начштаба легиона отдал на эти цели все свободные челноки. Адмирал Эсмерано почему-то не возражал, так что отгрузка пленных остановилась совсем.
И Тауберт не мог ничего изменить, потому что потерял контроль над особой службой, а значит, и над всем своим легионом.
А когда он уже окончательно решился отдать приказ о штурме лидера особой службы, к маршалу вдруг подошел старший компьютерщик флагманского звездолета.
— Я проверил дважды, ошибки быть не может, — без предисловий начал он. — Никакие хакеры не могли получить приоритетный доступ к системе. Это абсолютно исключено. Базовый компьютер флагмана недоступен для несанкционированного проникновения извне. Я не говорю уже о брейне…
Челнок с головорезами из отдельной фаланги рейнджеров уже отстыковался от флагмана и разворачивался на боевой курс.
— О чем он говорит? — спросил маршал у своего адъютанта, метнув раздраженный взгляд на компьютерщика. В компьютерных терминах маршал путался даже в спокойной обстановке, а теперь и вовсе не понял ни слова.
— Очевидно, нас отключили от контроля не хакеры, — пояснил адъютант.
— А кто?!
— Наверное, те, у кого есть приоритетный доступ.
57
Подполковник Голубеу так и не дождался машины из Уражайского окружного управления. Из города она вышла, но на фильтрационный пункт так и не пришла.
О том, что Уражайское шоссе перерезано, стали говорить сразу после полудня, но первые сообщения оказались ложными. Пробки действительно были, потому что трассу постоянно бомбили с воздуха, но до полной остановки движения дело не доходило.
Потом стали появляться кочевые разведгруппы противника на бронемашинах. Первым делом они перерезали железную дорогу в нескольких местах и не давали ее восстановить. Что касается шоссе, то удерживать его подолгу кочевым группам не удавалось. Чтобы выбить их с дороги, целинцы не жалели солдат, да и сами разведчики то и дело бросали занятые позиции, чтобы перехватить колонны, которые пошли в объезд.
Но кончилось все это закономерно. Прорвав целинскую оборону на флангах, главные силы противника вырвались на оперативный простор и перерезали шоссе окончательно и бесповоротно.
Внушительная масса целинских войск снова оказалась в котле.
Они еще продолжали по инерции идти вперед, не встречая организованного сопротивления, но смысл этого движения был потерян с того самого момента, как клещи легиона сомкнулись у атакующих за спиной.
Если бы повернуть эту массу в сторону, то ей не стоило бы труда пробить истощенные фланги легиона — ведь Бессонов бросил все боеспособные силы вперед, на острие атаки. Но для этого сначала следовало нащупать слабину, а целинцы даже не думали об этом. Они рвались к перешейку, где их ждали минные поля и укрепленные полосы.
72-я саперно-артиллерийская фаланга потрудилась на славу и оставила ударным частям генерала Казарина сто километров превосходных оборонительных позиций.
То, что «казаринцы» не хотели их оборонять — это другой вопрос. Пока целинцы будут корячиться на минных полях, его десять раз можно решить — не мытьем, так катаньем. Не зря же генеральный советник «Конкистадора» засел в штабе у Бессонова и не выходит на связь даже с маршалом Таубертом. Наверное, у него есть дела поважнее.
Надвигается сотый день. Завтра война может кончиться — бесславно для легиона и безболезненно для «Конкистадора». Тот же генеральный советник нажмет кнопку — и маршал Тауберт останется без головы. Конечно, он и так безголовый, но метафора в любой момент может смениться реальностью.
Плохо только, что одновременно с Таубертом голову потеряют все генералы, каждый десятый старший офицер, каждый сотый младший и один из тысячи рядовых.
Но подполковник Голубеу по другую сторону фронта ничего об этом не знал. Он только что получил приказ немедленно расстрелять своих особой ценных пленников, и наверху не слушали никаких возражений. А значит — не будет никакого громкого дела с разоблачением обширной агентурной сети Амура в целинской народной армии, и сам Голубеу не прославится, как инициатор этого разоблачения, и не сможет легко и просто восстановить вое положение в Органах и свою репутацию, подмоченную пребыванием в окружении.
Голубеу еще не понял, что снова находится в окружении, а потому проигнорировал одну деталь категорического приказа: «расстрелять немедленно». И решительно добавил.
— Казнить их перед строем боевого пополнения!
Он так и не дошел до ямы с пленниками, чтобы допросить их — все время отвлекали текущие дела и дурные вести, а сделать это надо было обязательно. Ничего не поделаешь — ценных пленников придется уничтожить, но ценные сведения можно сохранить и использовать в более удобный момент.
Но подполковнику снова не повезло. Полк, состоящий целиком из новобранцев, в темноте на кого-то нарвался, а на кого, и сам не понял, но все равно драпанул так, что только пятки сверкали. И заградительной службе пришлось их останавливать и приводить в чувство.
Голубеу этому обстоятельству даже обрадовался. Будет перед кем расстреливать шпионов для поднятия боевого духа. А заодно можно и нескольких трусов и паникеров расстрелять. Чтоб другим неповадно было.
Но допрос Никалаю и Иваноу пришлось отложить до утра. Подполковник Голубеу слишком устал.
58
Слух о том, что 13-ю фалангу, памятуя о ее карательных подвигах, решили поставить место заградотряда позади войск генерала Казарина, облетел соединение молниеносно. Что и немудрено, поскольку компьютерная сеть легиона кроме официальных каналов предусматривает еще и частные мейлы и чаты, не говоря уже о голосовой связи.
— Да они что там, совсем сдурели! — неслось со всех сторон, и полковник Шубин, к которому в конечном счете стекались все возмущенные реплики, охотно подтверждал:
— Точно. Сдурели, и еще как!
Но вешать всех собак на Ставку не получалось. Удержать перешеек требовал Бессонов, а ему легионеры в массе своей доверяли. Но конфликтовать с союзниками из ударных частей Казарина 13-я тоже не хотела категорически.
— Если там бунт, то пусть ими занимается особая служба, — говорили все, кто хоть немного представлял себе разделение труда в легионе.
О том, что особая служба занята чем-то другим, внизу никто не знал. Сюда доходили только смутные слухи, которые главным образом касались «органов полиции». Якобы Страхау получил приказ отправить своих лучших бойцов на орбиту, а для чего — неизвестно.
Но наперегонки с этим слухом летел другой. Будто бы «страховцев» перебрасывают на фронт для подавления бунта в ударных частях и несения заградительной службы, а 13-ю выдвигают на передовую.
Но и это была не последняя новость 99-го дня. На ночь глядя пронесся слух, что «страховцы» тоже взбунтовались на почве нежелания приближаться к фронту.
А генерал Казарин тем временем передавал по открытым каналам сети сообщения о том, что в его частях нет никакого бунта. А есть только сидячая забастовка. Его солдаты отказываются открывать огонь по кому бы то ни было до тех пор, пока Пал Страхау и другие виновники сожжения Чайкина не будут смещены со своих постов.
