Евгений Красницкий - Отрок. Внук сотника (Часть 1-2)
Феофан, впрочем, оправился очень быстро — снова сделался благообразным и улыбчивым.
— А наставнику твоему, Миша, поможем: будет ему грамотка от епископа с увещеванием и разрешением… ну, хотя бы, от части обетов, на время болезни. А старосте вашему… как его зовут?
— Аристарх.
— А Аристарху я сам отпишу, что бы женщину подобрал — в церкви прибираться, а заодно и за домом настоятеля приглядывать, хозяйство его вести. Греха в том нет. Отвезешь грамотки-то?
— Отвезу, конечно!
— Вот и ладно.
Феофан был — сама ласковость и благорасположение. Ну, так ведь и у кошки лапки мягкие, пока когти не выпустит. Знал Мишка цену такой ласковости еще по ТОЙ жизни. И нисколько не обольщался разницей в девять веков — ЗДЕСЬ цена была такой же.
— А вот и друзья твои идут. — Умилился «особист». — Еды-то накупили, музыкантам твоим на неделю хватит! Правильно поступаешь, Михаил, добро сторицей тебе вернется!
— Минька! — Еще издали заорал Демьян. — Мешки тяжелые, пошли, Роська короткий путь знает, чтобы через весь торг не переться!
— Правильно, ребятки, и я с вами пойду. Надо Свояту постращать, а то отнимет у бедолаг ваше угощение, грех алчности все никак обуздать не может. Но я ему помогу!
«Ну, Своята, ты попал! У Феньки сейчас самое подходящее настроение — грешников вразумлять. Получишь по полной программе! А не будь жадиной!»
Роська повел всю компанию какими-то кривыми переулками, но судя по общему направлению, так можно было, действительно, быстрее добраться до ладейного амбара дядьки Никифора.
«А может, не такой уж Своята и жадюга? Скоро Великий пост — никакой музыки и веселья, чем зарабатывать? Потом, правда, Пасха, но дальше полевые работы начнутся, ни свадеб, ни праздников. Долгонько на нынешние заработки жить придется! Наверно, не зря болтают, что скоморохи в тяжелые для них времена и воровством и грабежами на дорогах не брезгуют?»
— А ну, христовы выблядки, стой!
«Блин, накаркал!»
Дорогу попу и мальчишкам загородили четверо угрюмых мужиков. У одного из них в руке был топор, остальные, вроде бы, были не вооружены. Стоило Мишке только подумать об этом, как из рукава ближайшего к Феофану мужика выскользнула гирька на ремешке.
— Давно я тебя, Фенька, пасу, а ты еще и этих щенков мне привел, как по заказу!
— Я тебя тоже давно…
Феофан не договорил, взмахнув непонятно откуда взявшимся у него кистенем — таким же, как и у его противника. Удары оба нанесли одновременно, но Феофан как-то умудрился дернуться в сторону и гирька обрушилась ему на плечо, противник же Феофана рухнул с проломленным черепом, не издав ни звука. Над ухом у Мишки свистнул кинжал, и стоявший напротив него мужик забулькал рассеченным горлом. Мишка, опомнившись, схватился за оружие и метнул его в мужика с топором. Тот ловко прикрылся лезвием, но второй кинжал, брошенный Демкой, ударил его прямо в глаз. Мишка выхватил второй клинок. Последний из нападавших уже заносил руку над сидящим на земле Феофаном. Мишень была неудобной — тулуп можно было и не пробить, шея у мужика была короткая и из-под одежды почти не видна. Пришлось бить в голову. Тать охнул, схватившись за рассеченное ухо, и тут воздух прорезал истошный бабий вопль:
— Убивают!!! Люди добрые, убивают!!!
Последний, из оставшихся в живых, бандит, обливаясь кровью, лившейся из разрезанного уха, бросился бежать.
— Ребята… — было видно, что Феофану совсем скверно, вот-вот потеряет сознание. — Свистите, ребята… как можно громче. Три раза, потом два. И опять, пока стража…
Голова его свесилась на грудь, и Мишка еле успел удержать монаха в сидячем положении.
— Что стоите? — Прикрикнул Мишка не глядя на пацанов. — Свистите! Слыхали: три раза, потом два! — Мишка оглянулся и увидел бледное до синевы лицо Демьяна. — Демка, ты чего? Ранен?
Демка вдруг кинулся в сторону и согнувшись у забора изверг из желудка все лакомства, которых успел наесться на торгу.
«Ну да, впервые в человека железо воткнул, а Роська-то что же?»
Мишка поискал пацана глазами и увидел, что тот направляется к зашевелившемуся бандиту с выколотым глазом. Демкин клинок, видимо, не достал до мозга, и мужик начал приходить в себя. В руке у Роськи тоже покачивался кистень, только поменьше, чем у Феофана и татей. Взмах руки и гирька с хрустом проломила висок раненого.
— Ой, убивают!!! — надрывались уже несколько бабьих голосов.
— Роська, свисти!
Воздух прорезал свист, да такой, что испуганно примолкли даже вопившие бабы. Один сигнал, второй, третий… В конце переулка со стороны торга раздался топот. Первой, однако появилась не торговая стража и не толпа зевак. Тяжело отдуваясь, к месту происшествия подбежал недавний знакомец Антип.
— Мишка, что с Феофаном? Живой?
— Живой, ему кистенем вот сюда попало, может ключица сломана, может еще чего…
— Кто?
— Не знаю, мужики какие-то, может Роська узнал?
— Скоморохи это! Которых стража с торга погнала. Я двоих узнал!
Тут наконец, навалилась толпа зевак, а среди них замелькали и торговые стражники.
— Что тут такое! Кто свистел? Антип, чего тут?
— Силантий, знаешь, где скоморохи стоят? — Антип говорил так, словно имел право приказывать десятнику стражи. — Гони своих туда и вяжи всех! Один из них ранен, видишь как кровью наследил? Тащи их на владычный двор, это — не простая татьба, священника убить пытались. Пусть владыка сам и решает! Да сани какие-нибудь достань, святого отца отвезти нужно. Давай, давай, шевелись!
— Дядька Антип, — встрял Роська — у раненого ухо рассечено, примета верная!
— Слыхал, Силантий? Скажи своим, чтобы покопались там, может, что из ворованного найдут. Все, ступай, двух человек оставь здесь и бегом, бегом, смоются же!
«Похоже, сэр Майкл, зря Вы на Антипа грешили, насчет скупки краденного. Торговая стража барыге так подчиняться не стала бы, это Вам не меты конца ХХ века, пусть даже стражники и не княжьи люди, а нанятые купцами. Авторитет Антипа на чем-то другом держится, может Никифора расспросить? Интересно, все-таки, да и для понимания ситуации полезно».
* * *Суд епископа Феогноста оказался на удивление быстрым. Впрочем, все было настолько очевидно, что пацанов даже особо не стали расспрашивать, тем более, что представлявший интересы несовершеннолетних племянников Никифор, всячески упирал на душевное потрясение пережитое детьми, вынужденными защищать свою жизнь и жизнь раненого священника.
Единственный вопрос, который заинтересовал епископа — зачем у мальчишек при себе оказалось аж по три кинжала. Никифор быстренько разъяснил, что это не оружие, а реквизит для представления одобренного иеромонахом Илларионом. Илларион, естественно, подтвердил, присовокупив, что только искусное владение метательным оружием и позволило отрокам спастись самим и с похвальной отвагой защитить брата Феофана. Самого Феофана, в связи с тяжелым ранением не допрашивали, а факт наличия у святого отца кистеня в рукаве, на суде и вообще не вплыл.
