Вадим Панов - Дикие персы
— Хватит бредить.
— А ты прекращай тогфа всем тут рассказывать — ик! — что я рыфаю тут.
— Здесь нет никого. — Конец зевнул. — Некому рассказывать.
— А этот? — Кувалда кивнул на эрлийца.
— Этот тебе не этот, — пробурчал брат Ляпсус, пытаясь распилить на закуску обнаруженное под стулом яблоко. — «Этот», между прочим, ведущий хирург Московской обители, и тебя, придурка, раза три уже штопал, между прочим, а в следующий раз могу плюнуть…
— Не нафо.
— …прямо туда, где зашивать надо…
— Не нафо!
— …и ты от перитонита загнёшься, — мстительно закончил эрлиец.
— Мля, Ляпсус, я вефь сказал, что извиняюсь — ик! — переполошился великий фюрер. — И ты вообще не этот!
— То-то же.
Ведущий хирург довольно улыбнулся и так качнулся на стуле, что едва не опрокинулся. К счастью, управляющий успел подхватить летящего на паркет приятеля и вернуть его в вертикальное положение.
— Ты бы лучше меня не бултыхал, — со смиренной вежливостью попросил эрлиец. — Дело в том, что перегрузки вызывают дурноту.
— Здесь ещё не убирали, — хихикнул Птиций.
— Ты отдаёшь мне город на разграбление?
— Для друга не жалко.
— Выпьем?
— Охотно.
Эрлиец попытался наполнить бокалы, но из опустевшей бутылки не пролилось ни капли.
— Э-э…
— Кончилось?
— Да.
— А ведь была почти полная…
Двадцать шесть с половиной секунд приятели глядели друг другу в глаза, а затем синхронно повернули головы на шумное причмокивание. Смешанное с не менее шумным прихлёбыванием. Великий фюрер торопливо допивал коньяк, опасливо косясь единственным глазом на недовольных собутыльников.
— Пусть он что-нибудь скажет, — предложил эрлиец.
— Я не обезьянка, — обиделся Кувалда. — Ик! Я не стану говорить по приказу!
— А кем ты себя считаешь? Мне научно интересно.
Великий фюрер многозначительно икнул, вытер тыльной стороной ладони губы и не нашёл ничего лучше грубости:
— Заткнись.
— Ты когда-нибудь лечил Шапкам депрессию? — осведомился у приятеля Птиций.
— Только лоботомией. — Эрлиец задумчиво повертел в руке десертный нож. — Я ведь хирург.
— У меня есть ятаган, — предупредил одноглазый.
— Ты его при входе сдал, — хихикнул конец, извлекая из-под стола свежую бутылку.
Диалог о способах лечения депрессии изрядно забавлял управляющего, а вот Кувалда воспринял его предельно серьёзно.
— Вилкой зарублю — ик! — но лоботомии не фамся.
— Не дастся он… — презрительно протянул Ляпсус. — Да ты понятия не имеешь, сколько надо заплатить, чтобы такой специалист, как я, занялся твоей вшивой лоботомией. Тем более в походных условиях. — Эрлиец получил в руку бокал, но продолжал разглядывать нож. — Без электрической пилы…
Монолог был прерван перезвоном хрусталя.
— Кто тебе мою лоботомию фоверит? — пробормотал дикарь, с завистью наблюдая за тем, как в докторскую глотку рывком уходит порция коньяка.
— То есть шкуру твою штопать можно, а голову нет?
— В голове у него депрессия, — напомнил Птиций.
— Почему — ик! — в голове? — не понял великий фюрер.
— А где? — заинтересовался врач. Даже изрядное подпитие не мешало эрлийцу заниматься любимыми научными исследованиями. — В каком месте у тебя особенно сильная депрессия?
Кувалда поразмыслил, прикинул, что его беспокоит в первую очередь, постеснялся признаться и вынужденно согласился:
— Фа, в голове, — а затем, решив усилить впечатление, добавил: — И ещё мозг.
— Какая прелесть! — не сдержался эрлиец. — «И ещё мозг»!
— Ляпсус!
— А что ещё?
— Тихо! — велел Птиций и повернулся к дикарю. — Из-за чего депрессируешь?
— Галопируешь! Ха-ха-ха…
— Ляпсус.
— Есть повоф.
— Грассируешь… — Последняя доза коньяка оказалась, очевидно, лишней.
— Что за фигня?
— Планируешь.
— Пусть он замолчит, а то ничего не скажу.
— Ляпсус!
Но медицинское светило не слышало ничего, кроме собственного остроумия.
— Фонтанируешь!
— Кувалда, он молчит.
— Он орёт!
— Прогрессируешь!
— Это алкогольная галлюцинация.
— У нас не бывает. Ик!
— Не морочь мне голову, — поморщился конец. — Скажи лучше, в чём твоя проблема?
— Я не знаю, что фарить королеве на свадьбу, — пригорюнился одноглазый.
— Аналогичный случай приключился после магической дуэли Жоржа де Кулона и фаты Велизары, — неожиданно припомнил брат Ляпсус. — Приносят мне на стол рыцаря, а я понятия не имею, чем его ведьма нафаршировала и что на меня из него выскочит, если я вскрытие начну…
— И что выскочило? — заинтересовался конец.
— Самонаводящаяся «Шаровая молния».
— Врёшь.
— Молодец, — осклабился хирург. — Давай зачётку.
— А на меня всем наплевать, — всхлипнул Кувалда. — Ик!
— Рыдать нельзя.
— Тогфа скажи, что фарить королеве?
— А что ты дарил в прошлом году? — осведомился Птиций.
— Она тогфа не женилась, — припомнил великий фюрер.
— Я где-то слышал, что женщины ходят замуж, — произнёс Ляпсус, сосредоточенно плеща коньяком вокруг бокала.
— Женщины идут туда, куда мы их с собой берём, — строго заметил Птиций, спасая от эрлийца бутылку. — Но ты прав: королева — невеста неопытная, в том году с ней ничего такого не происходило.
— В том году у неё был день рождения.
— И всё? — удивился Кувалда.
— Что и всё?
— И в том гофу больше не было?
Ляпсус выпил то, что успело попасть в бокал, после чего, ни к кому конкретно не обращаясь, констатировал:
— К нам затесался идиот.
— Не ссорьтесь, любимые, — попросил Птиций. И пристально взглянул на фюрера. — Расскажи, что ты дарил королеве на день рождения?
— Мы ей всегфа на фни рожфения налоги приносим, а вечером кого-нибуфь вешаем в её честь.
— Похвальная экономность.
— Фа, мы такие.
— А подари ей ограбление века, — вальяжно предложил эрлиец.
— Ляпсус, он же всё воспринимает всерьёз. — Несмотря на обилие выпитого, в конце ещё оставалась толика здравомыслия.
— Ограбление кого? — уточнил Кувалда.
— Да вот хотя бы Птиция, — не стал привередничать хирург. — Ограбь его в честь Её величества и добычу принеси на праздник как бы в подарок.
— Какую фобычу? — уточнил одноглазый.
— Перстни, цепи, голову и семейную тайну, — живо перечислил развеселившийся хирург.
Последний пункт задел дикаря за живое. Он точно помнил, что до семейной тайны концов мечтали добраться все Великие Дома, и понял, что лучшего подарка Её величеству не сыскать. Оставалось прояснить один чисто технический момент:
