Алексей Евтушенко - Отряд
– Ну и дела! – не поверил своим ушам Стихарь. – Это ж сколько вам выходит, а, Степан Трофимович?
– А восемьдесят миновало в позапрошлом месяце июне, – охотно ответил тот. – И зубы у меня, как видишь, все пока свои. Удивляться тут особенно нечему, солдат, потому как у нас, в роду Громовых, все мужики меньше ста лет не жили. Да и бабы, впрочем, тоже. Кроме отца моего, Трофима Агафоновича Громова. Но его в самом начале войны убило. Восемнадцатого июня под городом Новоградом-Волынским, что на Украине. Пал, как было сказано в похоронке, смертью храбрых в бою с немецко-фашистскими захватчиками.
– Вы хотите сказать, восемнадцатого июля? – вежливо поправил Карл Хейниц.
– Вот еще! – возмутился Степан Трофимович. – Ты слушай-то ухом, а не брюхом! Я сказал именно то, что хотел сказать. Мой отец, Громов Трофим Агафонович, был убит восемнадцатого июня в бою с вами, немцами, под украинским городом Новоградом-Волын-ским.
– Стоп, стоп, – нахмурился Велга. – Что-то вы путаете, дорогой хозяин, уж извините, конечно. Как ваш отец мог погибнуть в бою восемнадцатого июня, когда война с фашистской Германией началась только двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года, то есть через четыре дня после восемнадцатого?
– Молодые люди! – выпрямился на стуле Степан Трофимович. – Знал я, конечно, что молодежь нынче необразованная, но чтобы настолько… Запомните раз и навсегда. Фашистская Германия напала на Советский Союз в ночь с девятнадцатого на двадцатое мая одна тысяча девятьсот сорок первого года. И я это знаю так же верно, как то, что меня зовут Степаном Трофимовичем Громовым и мне восемьдесят лет.
– Ни хрена себе! – почесал в затылке Стихарь. – Эй, Руди, ты хоть что-нибудь понимаешь?
– Я ничего не понимаю, – откликнулся пулеметчик, – но зато знаю. А знаю я то же, что и ты, а именно: наш многоуважаемый хозяин ошибается. Я уважаю его возраст, а особенно то, как он для этого самого возраста сохранился, но я сам лично переправлялся через Буг двадцать второго числа и запомню этот день на всю жизнь. У нас тогда две трети взвода под этой вашей Брестской крепостью полегло, а еще через четыре дня меня первый раз ранило. Такое не забудешь.
– Что за бред вы несете, юноша?! – рявкнул Степан Трофимович. – Вас же тогда на свете не было! О, господи, воля твоя… Или я с ума схожу, или тут что-то… Юра, ну хоть вы подтвердите!
Юрий Алексеевич, который с хмурым недоумением переводил взгляд с одного спорщика на другого, медленно кивнул своей массивной головой.
– Степан Трофимович прав, – произнес он. – Великая Отечественная война действительно началась в ночь на двадцатое мая тысяча девятьсот сорок первого года, и сей непреложный факт вызывает во мне большое беспокойство.
– Почему? – с напускным спокойствием осведомился Дитц.
– Потому что я отчего-то верю, что для вас война началась двадцать… какого вы говорите?
– Второго, – буркнул Вешняк.
– Да. Двадцать второго июня.
– Я никогда не работал в Генштабе, – задумчиво сказал Дитц, – но у меня там работал один знакомый. Мы с ним как-то здорово нарезались коньяку в сентябре сорок второго года, когда я как раз был в отпуске. Это был мой последний отпуск в Германии, после чего я предпочитал отходить от передовой в польском Львове…
– Львов – русский город, – безапелляционно заявил Велга. – Исторически.
– Не будем спорить, Саша, – великодушно махнул рукой Хельмут. – Пусть будет русский, мне без разницы. Дело не в этом, а в том, что этот мой знакомый по глубокой пьянке рассказывал, что фюрер действительно планировал начать войну в мае, по-моему, как раз двадцатого. Я сейчас точно не помню, потому как тоже тогда изрядно нагрузился. Помешали начать войну в мае различные обстоятельства, а знакомый мой, помнится, все пытался мне доказать, что если бы не перенос начала войны с Россией на июнь, то мы бы взяли Москву.
– Какая херня! – заявил Стихарь. – Никогда бы вы ее не взяли!
– Кто знает… – пожал плечами Дитц. – Наполеон же взял.
– Не взял, а мы сами ее отдали!
– Ладно, не в этом, повторяю, дело. Это я так просто вспомнил, к слову. Этот мой знакомый никогда не бывал на передовой, и я, помнится, тоже тогда психанул и заявил ему, что дело не во времени начала вторжения, а в правильно выбранной стратегии, тактике и бесперебойном материально-техническом снабжении войск. В общем, чуть до драки дело не дошло, и он, если бы не был в стельку пьян, думаю, наутро наверняка бы на меня донес. Впрочем, через пару дней я уже снова был на фронте. А дальше фронта…
– Не пошлют, – заключил Велга.
– Именно.
Во время всего этого разговора Степан Трофимович сидел с приоткрытым ртом и выражением совершенного обалдения на лице, которое делало его похожим на рано постаревшего мальчишку.
– Успокойтесь, дорогой хозяин, – сказал ему Юрий Алексеевич. – Не надо так волноваться, вы не сошли с ума. Наши друзья действительно воевали в Великой Отечественной войне по разные стороны линии фронта. Господа, – обратился он к Велге и Дитцу, которые сидели рядом, – позвольте я вкратце изложу Степану Трофимовичу вашу историю? Вам наверняка ее уже надоело рассказывать. А если что не так скажу, вы меня поправите.
– Валяйте, – милостиво кивнул Дитц, – но учтите, что лично я все равно ни черта не понимаю.
– По-моему, господин обер-лейтенант, – тихо, но так, что услышали все, сказал Карл Хейниц, – это другая Земля.
– Другая… что ты имеешь в виду?
– Я давно хотел сказать, да все сомневался, а теперь вижу, что сомневался зря. Созвездия здесь чуть-чуть другие, чем у нас. Другая конфигурация. Это почти незаметно, но в этом "почти" все и дело. Я хорошо знаю звездное небо и заметил разницу.
– А по-моему, – встрял Валерка, – нормальные созвездия.
– Нет, – покачал головой ефрейтор, – ты плохо смотрел. А тут еще эти несовпадения по датам… Есть такая безумная теория – теория множественности измерений.
– Скорее это гипотеза, а не теория, – поправил Холод.
– Пусть гипотеза. Если ей следовать, то таких планет, как наша Земля, – да что там планет – Вселенных! – должно быть несколько. Они могут быть идентичны, а могут и незначительно различаться. В общем, по-моему, мы и попали в такое вот иное измерение.
– И как это ты такой умный и до сих пор живой? восхитился Майер.
– Зря иронизируете, – сказал Юрий Алексеевич. – Вполне возможно, что Карл прав, потому что такая теория действительно существует, а как-то по-другому все эти несоответствия объяснить… даже не знаю. Разве что предположить, что вы инопланетные шпионы. Отряд радостно засмеялся.
– Голова кругом, – признался Велга. – А я – то думал, что после всех наших приключений меня трудно будет хоть чем-нибудь удивить.
– Может быть, старому человеку наконец объяснят, что здесь происходит? – слабо подал голос Степан Тро-фимович. – А то ведь эдак и крыше съехать недолго.
– Какой крыше? – испуганно спросил Карл Хейниц и с опаской поглядел на потолок.
ГЛАВА 11
Они вышли в предполагаемую точку месторасположения ракетной базы к одиннадцати часам утра на третий день, считая от ночевки в доме Степана Трофимовича Громова. Вышли все: Велга, Дитц, Малышев, Шнайдер, Стихарь, Майер, Вешняк, Хейниц, Юрий Алексеевич, Степан Трофимович, умная собака по кличке Барс и внучка Степана Трофимовича Аня – прелестная девушка лет восемнадцати от роду, с ярко-зелеными громадными глазами, россыпью веселых веснушек на круглом лице и густейшей гривой волос, которые своим цветом затмевали даже шевелюру Курта Шнайдера.
На Аню они наткнулись на острове посреди страшного Ведьминого болота поздним вечером первого дня.
Через болото их вел Степан Трофимович. Еще утром он поведал о нем отряду и предложил свои услуги.
– Место это жуткое, – рассказывал он, – и сколько там в свое время народу сгинуло, никто не считал. Но враг наш зато туда не сунется – пойдет в обход, а это крюк километров эдак в пятьдесят. Соображаете? Аня, конечное дело, дорогу через топь знает, но не думаю, что им скажет. Зачем ей? Да если даже и скажет, они все равно ей не поверят и в болота не полезут. Страшно там живому человеку. Тем более что торопиться им особенно некуда. Кругом пойдут. Точно. А мы – напрямки. На болоте, ближе к северному краю, островок есть сухой.
– На нем переночуем, а послезавтра будем на месте.
– Значит, мы должны опередить противника, Степан Трофимович? Это точно?
– Как бог свят. Ежели только какие-нибудь крылатые черти их через болото не перенесут.
– Крылатых чертей не бывает, – авторитетно заявил Майер.
– А какие же тогда бывают? – удивился старик Громов. – Крылатые они и есть. Да только вряд ли они в это дело вмешаются. С чего бы? По моим прикидкам, должно часов шесть-семь у нас быть в запасе. Если, конечно, ничего не случится.
– А вы знаете, где база?
