Александр Афанасьев - Свободное падение
Потом к ним в дом приходят люди. Их дом… старый совсем, двухэтажный, на окраине города… обшитый потемневшими от времени досками. Его давно было пора снести – да где деньги на новый. Их город – неперспективен, он медленно умирает, здесь не строят высотки, как в больших городах, последний кран здесь видели больше десяти лет назад, а многие живут за счет пенсий стариков. По местным меркам – серьезное подспорье…
Людей много, они приехали на старом, еще желто-синем милицейском «бобике» и новенькой белой «Газели» – один из немногих новых автомобилей в городе. Милиционер – дядя Вова, толстый, кряжистый, не знающий, куда себя деть, и переминающийся с ноги на ногу, – он почему-то не зашел в дом, а мялся у машины, не поднимая глаз. Нервно курящий милиционер – водитель: этот – новенький, с одного из окрестных сел, там получить работу милиционера считается за счастье, на федеральных деньгах зарплата очень большая, а местных денег и нет совсем. Несколько теток… они ходили по дому, зачем-то смотрели его вещи в шкафу и задавали вопросы, как он тут живет и почему у него нет компьютера. Потом одна из теток зашла в комнату и сказала: мальчики, собирайтесь. Последнее, что он помнил, была какая-то серая мать… она не плакала, а просто стояла на кухне в каком-то оцепенении. Он помнил этот момент… ему совсем не было жалко маму, он просто не понимал, что происходит, и думал, что он вернется…
Ему одиннадцать лет. У него и у его брата больше нет дома. И мамы тоже нет – ему об этом не сказали, но он сам узнал. Он живет в большом доме, где много мальчишек самого разного возраста. У него есть спортивный костюм, который ему и всем остальным воспитанникам подарили добрые дяди-спонсоры, которые приезжали недавно. И еще он каждый день по часу играет на компьютере… Компьютер тоже подарили добрые дяди-спонсоры. Только мамы у него больше нет.
Днем они учатся, а ночью пытаются выжить. Ночью к ним приходят старшие мальчишки… и лучше не говорить зачем. Не трогают только его и еще нескольких… они вместе – уже банда. Каждый из них скрывает где-то заточку, спицу или кусок металла с заточенным краем, часть которого обернута тряпкой или изолентой. Еще ночью они дежурят по очереди, как в армии. Ночью нельзя спать всем. Еще он часто дерется, и его сажают в карцер. И один из воспитателей, дядя Миша, бил его папкой по голове. Но совсем не больно…
Ему двенадцать лет. Вчера повесился Федька. Он знает почему, но не скажет – не уследили. Они следят друг за другом, потому что знают, как это тяжело. Федька был из деревни, из развалившегося колхоза, по-крестьянски обстоятельный и рассудительный. Он многое знал – и они часто разговаривали обо всем. Чего Федька и никто из них не знал, так это того, сколько государство выделяет на содержание каждого из них в день. Особенно удивился бы Федька – там, где он жил, столько в месяц получалось. И озадаченно сказал бы – а почему бы эти деньги просто не раздать людям. Зачем эти стены и эти воспитатели? Кому они нужны?
Поскорее бы стать взрослым.
Ему четырнадцать. И он с заточкой крадется по темному коридору – на звуки. Там Николай Михайлович, особенно ненавистный им воспитатель. У него длинные, до плеч, волосы и липкие руки, которые он не считает нужным держать при себе. Он преподает русский язык и литературу – понятные вроде бы предметы, но почти всегда оставляет одного-двух мальчишек после уроков. Николаю Михайловичу конец, но он об этом еще не знает…
Кровь на полу в темноте кажется почти черной. Это – первый человек, которого он убил. Сегодня он намерен вырваться на волю, и возвращаться назад он не намерен. Эта кровь – гарантия того, что он никогда сюда не вернется…
Куда он намерен идти? Да куда-нибудь. Наверное, на юг. На юге теплее и проще выжить. Всегда можно прокормиться. Все беспризорники, как птицы, отправляются на юг.
Ему шестнадцать. У него нет документов, но это мало кого волнует. Он осел в одном крупном городе, там идет подготовка к Олимпиаде и очень нужны рабочие руки. Настолько нужны, что на документы не смотрят. Иногда менты останавливают людей и спрашивают документы, но его не трогают. У него есть койко-место в общежитии, где он живет с другими людьми, которые приехали, чтобы заработать. Есть место, где он прячет заработанные деньги, по меркам его родного городка, он теперь просто богач. Но что делать с ними – он не знает. Положить в банк? А как же документы? Без документов, наверное, нельзя…
С ним работают другие люди, не такие, как он. Они другие, они плохо знают русский и часто спрашивают его, как называется та или иная вещь и что надо сказать в том или ином случае. Постепенно он учит их язык, чтобы проще было общаться. А еще они мусульмане и молятся Аллаху. А их прораб – христианин. Он выглядит так же, как они, но он христианин, потому что армянин. Часто ругается по-армянски, и никто этого не понимает. Чтобы давать задания бригаде и спрашивать с нее – надо, чтобы кто-то был старший и знал русский, потому что прораб хоть и армянин, но хорошо знает русский. Он теперь и есть старший – в шестнадцать лет. Прораб говорит ему, что надо делать, а он говорит бригаде. И когда что-то надо кому-то из бригады – например, отправить деньги домой или получить медицинскую помощь, – он тоже говорит. Получается, что он старший, и все это признают. В шестнадцать лет он старший у нескольких десятков мужиков.
Они строят дороги и тоннели. Строят дома – настолько большие, что это кажется невероятным. Стройка только начинается, но фундаменты огромные. А картинки, на которых изображено то, что будет построено здесь… это так красиво, что иногда щиплет в носу. Он почти не вспоминает о своем родном доме – ему больше некуда возвращаться.
В бригаде его зовут Саша-джан и относятся очень уважительно. Ему интересно, что пять раз в день они все молятся… ну, не все, но большинство. Сначала ему это казалось просто глупостью: ну зачем стоять на грязном коврике и биться лбом об землю. Понятно, что хоть об землю бейся, хоть об стену – не прошибешь. Но постепенно он начинает интересоваться религией. И потом человек из его бригады – таких было несколько, держались они обособленно – дает ему книжечку. На обложке написано: шейх Файзан. Истинная салафия…
Он мало читал… после уроков литературы Николая Михайловича чтение внушало ему отвращение, он сразу вспоминал о нем. Но эту книжечку прочитал – и думал о том, что написано, несколько дней. А потом подошел и спросил – нет ли еще. Ему дали еще несколько брошюр – все они были напечатаны издательством «аль-Ансар» на русском.
В его жизни никогда не было Бога. Никто не призывал его к Богу… его мать не крестила его. Но иногда он задумывался… почему все так. Он не задумывался над понятием «несправедливость» – просто ему казалось, что мир несколько неправильно устроен. Зачем, например, строить такие стадионы или такие дороги в теплом краю, когда в тех местах, откуда он приехал, не строится жилья для людей и люди живут в деревянных домах, крытых потемневшим от времени тесом. Почему все так плохо и несправедливо было в интернате, почему никто не вмешался. Разве все это правильно?
И еще – он хотел, чтобы не быть одному. Он устал от того, что он все время один.
Так он стал ходить на небольшую квартирку, которая располагалась в одном из старых районов Сочи, далеко от всего этого строительства. В этой квартире не было мебели – просто ковры. И метки на стене – это направление на Мекку. Они собирались здесь все вместе и молились. А потом говорили об Аллахе, о шариате и о несправедливости, которая правит миром. Смотрели диски с проповедями, которые приносил один из братьев – он знал арабский и хорошо переводил. Говорили на русском… кто-то знал его хорошо, кто-то плохо, кто-то совсем не знал, и братья, знающие, переводили. Получалось, что плохо – везде. Один из братьев рассказал, что он приехал из далекой страны, которая за горами и за морем. Там еще теплее, чем здесь, но жить плохо, очень плохо. Работы нет, только кирпичи можно лепить и продавать, и еще есть работа на полях, собирать хлопок. За нее деньгами не платят, но дают рис и муку. Один большой начальник положил глаз на его сестру, и сестра пропала. Отец пошел разбираться – и тоже пропал…
И так было у многих. У другого брата – брат говорил плохо про начальство и его забрали, а через несколько дней вернули тело. В закрытом гробу, вскрывать было запрещено, но они его вскрыли и ужаснулись увиденному. Брат был весь красный и в каких-то пузырях… местные любили пытать кипятком…
Везде была несправедливость. И постепенно он приходил к мысли, что с этим надо что-то делать…
Ему семнадцать. Он и еще двое братьев шли сделать намаз, когда увидели, что один из братьев бежит им навстречу и машет руками. Он сказал, что на квартире полиция. И что идти туда нельзя и в городе больше оставаться тоже нельзя. Надо уходить…
Они переплыли море на каком-то сухогрузе и оказались в стране, где есть ислам, но братья сказали, что это плохой ислам, такой, который хуже джихалии. В этом исламе есть бида’а, нововведения, и местные муллы делают все, чтобы мусульмане не боролись за справедливость, а подчинялись власти. Но к счастью, здесь есть и настоящие братья – и они помогут перебраться туда, где ислам настоящий.
![Ульяна Соболева - Пусть меня осудят...[СИ]](/uploads/posts/books/124/124.jpg)
