Евгений Гуляковский - Огонь Прометея
На пороге, бледный и задыхающийся, стоял Миранд, зажимая левой рукой глубокую царапину, нанесенную ему во время этой борьбы, и не выпуская из правой своего меча. Глеб должен был максимально использовать случайно полученное преимущество. Миранд отлично владел мечом, и если бы не эта пустяковая рана, по счастью, нанесенная в его правую руку, у Танаева не было бы ни единого шанса выстоять против него в поединке.
Рана — раной, но монах медлил уж слишком долго. И даже не пытался принять никаких оборонительных мер. Он лишь обреченно смотрел на Танаева широко открытыми глазами. У Глеба было несколько долгих, растянувшихся во времени секунд для того, чтобы нанести своему противнику решающий удар, пока тот не опомнился, но и Танаев почему-то медлил. Может быть, кровь была тому виной, кровь монаха, оставшаяся на лезвии его меча, покрытого волшебной шунгитовой пленкой. И теперь он вспомнил, что должно последовать за прикосновением шунгитового лезвия к темной крови! Ее хозяин превратится в кучку пепла. Однако Миранд стоял перед ним живой и невредимый, выходит, он не принадлежал к темным? Что же тогда означал подслушанный Глебом разговор?
— Давай поговорим, прежде чем начнем махать мечами! — хрипло проговорил Миранд, отступая в глубь своей кельи. Почему-то он очень боялся Танаева, и этот непонятный страх буквально парализовал монаха.
«С чего бы это? — подумал Танаев. — Он же знает, какой из меня фехтовальщик, даже левой рукой он мог бы легко отразить все мои атаки. Нет, не меча он боится — чего-то другого!»
— Давай поговорим! — согласился Танаев, демонстративно опуская меч и открывая грудь для неожиданной атаки своего противника, если она последует. Но она не последовала. Миранд тяжело опустился на топчан, отставил меч в сторону и задал совершенно неожиданный вопрос:
— У вас есть дети, господин Танаев?
— У меня нет детей. У меня не может быть детей, если это вас заинтересовало. Но какое это имеет отношение к нашим с вами делам? Давайте лучше поговорим о том, зачем вы похитили принадлежавшую мне вещь, и о том, где вы ее прячете?
— Боюсь, вы меня не поймете... Если бы у вас были дети, тогда да, тогда еще была бы какая-то надежда, а так, вы меня не поймете...
— А ты все же попробуй, я вообще-то понятливый!
— Десять лет назад я был молодым послушником, только что прошедшим первую ступень подготовки в Валаме. Я очень этим гордился и собирался посвятить всю свою жизнь если и не Богу, в которого нынче мало кто искренне верит, то, по крайней мере, той идее, которую олицетворял собой Валам. Идее изгнания захватчиков с нашей земли.
Но молодость брала свое. Получив отпуск после окончания курса, я поехал в Петроводск. Все слушатели валамских семинарий проводят там свои каникулы, ходят по ресторанам, проматывают стипендию, кстати, весьма солидную, которую в Валаме некуда девать. Знакомятся с женщинами и тут же их забывают. Оплаченная любовь недолговечна.
Но я встретил девушку, в которую влюбился...
Миранд надолго замолчал, предаваясь своим воспоминаниям, — и, судя по тому, как ходили желваки у него под скулами, воспоминания эти были невеселы.
— Но ведь обет безбрачия Валамского братства запрещает вам жениться?
— В то время я еще не принял обет и, возможно, не принял бы его вообще, из-за Кэлны.
Через год у нас родился ребенок, а еще через полгода черные предложили мне сотрудничество, полагая, что нарушение монастырского устава достаточный повод для предательства. Но они ошиблись. Я отказался, проигнорировав все их угрозы. И тогда они убили Кэлну. Это было несложно, ведь защитить ее было некому. В то время я полагал, что семья для мужчины второстепенна, а главное — это служение, не важно, кому, Богу или своей несчастной родине.
Главное — сам факт принадлежности к тем, кто добровольно несет на себе крест такого служения.
Они надеялись, что это убийство окончательно сломает меня, видите ли, им очень был нужен свой человек в Валаме. Но они опять ошиблись. Я перешел в военную общину и решил мстить за Кэлну всю оставшуюся жизнь. Было лишь одно обстоятельство, которое мешало осуществиться этому намерению, — ребенок, напоминавший мне о Кэлне, наш общий с нею ребенок. Маленькое, ни в чем не повинное существо.
Я не мог уделить его воспитанию достаточно времени и не мог перевести его в Валам. Детей не принимают в монастырские школы, пока им не исполнится четырнадцать лет, таковы правила...
— Вы хотите сказать, что они... Что вашего сына тоже?..
— Они не настолько глупы. Среди них есть неплохие психологи, и черные не хотели получить в моем лице беспощадного врага. Вовсе нет, им нужен был человек, каждый день дрожащий за жизнь своего сына и готовый ради того, чтобы сохранить ему жизнь, на любое предательство... Они отравили его отваром тэкурэ — это яд, привезенный ими с одной из проклятых планет. Он не убивает сразу. Он не убивает вообще, если отравленный раз в месяц принимает противоядие.
— И за это противоядие...
Миранд с горечью утвердительно кивнул головой.
— Но почему они не заразили вас своей черной кровью, как проделывали это сотни раз со всеми своими посредниками?
— Потому что здесь, в Валаме, существует поле неподвластной им силы. Своим невидимым огнем оно сжигает все черное зло. Даже их лучшие маги, прикрытые защитным плащом заклинаний, не выдерживают здесь больше недели.
Им нужен был предатель, способный находиться здесь постоянно, вот поэтому они выбрали меня и оставили в неприкосновенности мою человеческую кровь.
— Зачем ты рассказываешь мне все это? Почему именно мне?
— Потому, что устал нести на себе этот тяжкий и позорный груз, потому, что настал срок, о котором говорилось в древнем пророчестве: «Придет человек с далекой звезды и откроет дорогу к божественному огню». Эта дорога находится здесь, под нами. И если вы действительно тот человек, о котором говорилось в пророчестве, если вы сможете вынести этот огонь на поверхность, время черных на нашей земле закончится.
Я не знаю, насколько это верно. Но зато я знаю, как панически они вас боятся. Они делали все, чтобы помешать вам дойти до Валама, но вы все-таки прошли, разрушив все их ловушки, и вот теперь они пытаются остановить вас уже здесь, с моей помощью.
Мне было приказано любой ценой похитить у вас ценную для вас вещь, вещь, которой вы по-настоящему дорожите. Определить, что именно следовало похитить, оказалось довольно просто.
— Вы пытали Альтера?
— Для этого не нужно было его пытать. Левин своим колдовством способен проникнуть в разум любого человека... Конечно, процедура эта болезненная, но это все же не пытка...
— Где он сейчас?! Он жив? — Танаеву с трудом удалось подавить вспышку гнева и заставить себя говорить спокойно, по крайней мере до тех пор, пока этот неожиданно раскаявшийся человек добровольно делился с ним ценнейшими сведениями. Если только вся эта сцена не разыграна специально... Танаев почувствовал, как от этого предположения у него перехватило дыхание, и тут же он вновь взял себя в руки, сообразив, что правда, которой так охотно делился с ним Миранд, действует вернее любой лжи.
— Он жив. Находится на третьем уровне заброшенных монастырских подвалов, там, где его никто не будет искать и куда вы сейчас, несомненно, броситесь. А чтобы это случилось наверняка, мне приказано вам сообщить, что в его камере находится похищенная у вас капсула с передатчиком!
— То есть ты хочешь сказать, что меня там будут ждать, что все это специально подстроенная ловушка?
— Ну, разумеется, вас там будут ждать! И, разумеется, вы оттуда не вернетесь!
Вся напускная подобострастность и раскаяние неожиданно покинули Миранда. Теперь в его глазах светилась только ненависть.
— А почему ты так уверен, что я сейчас не подниму на ноги все монастырское братство и разом не покончу со всеми вашими кознями?
— Вряд ли вы захотите плодить бессмысленные жертвы. Лунное затмение наступит лишь через неделю, а до той поры, до возвращения Александера, никто из здешних монахов не сможет справиться с Левином. Колдовству его обучал сам Хорст! Говорят, вы с ним однажды встречались...
— Так, может, и мне стоит подождать возвращения Александера?
— Что ж, подождите. К тому времени с Федеральным флотом будет покончено, а дорога, ведущая к божественному огню, закроется навсегда. И тогда ничто уже не сможет помешать всевластию черных на этой планете.
Глава 40
Танаев и Годвин спускались по закрученным каменным лестницам все ниже и ниже. Иногда пространство освещалось редкими факелами, иногда темнота полностью смыкалась вокруг, и тогда Годвину приходилось ориентироваться только по звуку шагов быстро идущего впереди Танаева, который даже в полной темноте не сбавлял хода. Наконец задыхающийся Годвин не выдержал:
