Евгений Гуляковский - Огонь Прометея
— Один из которых уже сбежал!
— Здесь так трудно работать! У них нет секретов друг от друга, и это проклятое поле враждебной нам энергии высасывает из меня все силы! Я болен! С каждым днем я все сильнее чувствую приближение конца!
— Перестаньте стонать, брат Миранд! Вы в прекрасной форме, удалось же вам проучить этого негодяя, посмевшего бросить вызов нашему властелину! Ваши старания не останутся не замечены, вознаграждение уже ждет вас!
— Кому нужно это вознаграждение, если я умру?
— Вы знали, на что шли, когда согласились на эту миссию. Возьмите прибор, захваченный вами, и спрячьте в надежном месте, эта комната мне не нравится, здесь плохо пахнет... Я все время чувствую чье-то присутствие! Вы уверены, что за нами не подсматривают?
— Это невозможно! Охранные заклятия накладывал сам Деркок, когда был здесь с проверкой!
— Да. Он великий маг. Очевидно, на этот раз я ошибся. И все-таки, возьмите прибор и пойдемте отсюда.
— Почему бы нам сразу его не уничтожить?
— Потому, что ситуация может измениться. Потому, что с его помощью мы можем шантажировать федеральную тварь, потому, наконец, что мне приказано сохранить этот прибор и доставить князю для исследований. А нам с вами надлежит выполнять приказы!
Недовольно ворча, Миранд направился к полке, взял картонную коробку с таким желанным и таким недосягаемым для Танаева передатчиком и вышел, вслед за своим гостем, из комнаты.
Окаменевший в стене Танаев остался один.
Глава 39
Бывают состояния, в которых ощущение времени исчезает. Именно в таком положении оказался Танаев. Он не знал, как давно его враги покинули комнату, замуровав своим колдовством его астральное тело в стене настолько прочно, что даже мысли стали вязкими и тяжелыми, словно налились свинцом.
Он думал об ожидавшей его незавидной участи с болезненным равнодушием. В самом деле, какая разница, что произойдет с его телесной оболочкой, лишившейся своего содержания, и когда именно обнаружат в его келье бездыханный труп неудачника, осмелившегося замахнуться на задачи, недоступные простому смертному.
Но даже сейчас, в том отчаянном положении, в котором он находился, сквозь свинцовую тяжесть мыслей, запертых в замкнутой оболочке его астральной головы, пробивались досада и сожаление о том, что из-за его оплошности погибнут люди, тысячи ни в чем не повинных людей.
Никто не мешал ему отправить эту проклятую радиограмму вчера, или даже еще в Петроводске, после того как он убедился в том, что там живут нормальные люди, не подвластные черной заразе, окопавшейся на юге... Возможно, кто-то из жителей подземного города уцелеет после бомбардировки, но все равно они недолго протянут. Все внешние источники, поддерживавшие их существование, будут уничтожены, а монастырь, в котором он сейчас находился, вообще будет стерт с лица земли! И это еще не все. Федеральный космический флот попадет в ловушку. После этого рейда от него останутся лишь жалкие остатки. Весь дальнейший ход противостояния захватчикам изменится.
Интересно, что скажут о нем потомки, когда им станет известно имя человека, у которого была возможность предотвратить катастрофу, но он этого не сделал... Если на Земле вообще останутся потомки, после той огненной бани, которая ее ждет.
— Я слышу твое отчаяние, сын мой! — Это был голос, далекий, как равнинное эхо, едва пробивавшийся к Глебу сквозь каменную преграду, сковавшую все его тело. Но это был голос! Первый живой звук, который он услышал, с того момента как черный колдун произнес свое заклинание, сковавшее стену стальными оковами.
— Продолжай свои усилия, не останавливайся! Мне необходима твоя помощь!
«Какая помощь? Какие усилия? О чем толкует этот странно знакомый голос?»
— Продолжай бороться, сын мой! Без твоей помощи я не смогу пробиться к тебе!
— Кто ты? — Но Глеб уже знал ответ. — Что я должен делать?
— Звать меня, помнить об огненном зерне, заложенном в твоем сердце, раздувать огонь, хранящийся в твоей душе, не давать угаснуть священному пламени, тысячелетия назад принесенному мною на Землю... Очень редко, раз или два за тысячу лет, рождались люди, в сердцах у которых тлела искорка моего пламени. Но пока жива эта искорка, жива и надежда!
— Да, я помню, порой из этой искорки рождалось пламя, испепелявшее половину мира!
— Надо осторожнее обращаться с огнем!
Голос надолго замолк, и Танаев стал думать о том, что этой неосторожной фразой мог обидеть своего могущественного покровителя. Но через какое-то время голос вернулся, и Танаеву показалось, что он стал немного ближе.
— Дети часто играют с огнем, твоя раса еще слишком молода!
— У нас принято считать, что за проступки детей отвечают их родители! Зачем ты позволил моим предкам взять в руки Огненный меч?
Затем, что мужество и знания рождаются только в горниле пламени!
Стены монастыря неожиданно содрогнулись от могучих подземных толчков, ритмичных, как шаги великана.
Даже в своем нереальном, астральном мире Танаев почувствовал всю мощь и сокрушительную силу приближавшихся к нему шагов и застонал от собственного бессилия, от того, что не смог противостоять судьбе и позволил ей вновь увлечь себя в водоворот событий, из которого был лишь один выход — сквозь боль и кровь...
Рядом сверкнуло бесцветное, почти невидимое пламя. Танаев думал, что пламя, прожигающее бесцветную стену, тоже должно быть бесцветным, и удивился гладкой, как галька, поверхностной мысли, за которой, тем не менее, скрывалось нечто важное...
Если он сумеет притянуть это пламя немного ближе к себе, но не настолько, чтобы нанести собственному телу необратимые повреждения, ему, возможно, удастся освободиться...
Сделав это открытие, он сосредоточил всю свою волю на том, чтобы представить себе это невидимое пламя, представить настолько полно и ясно, чтобы оно стало видимым...
Он мог это сделать, потому что однажды, по воле богов, в его руки попал крохотный язычок небесного пламени, способного прожигать горы и разрушать замки радужных князей.
И вот через мгновение, а может быть, через вечность, он почувствовал, как сжимавшие его каменные оковы постепенно теряют свою твердость.
Вместе с этим ощущением пришла боль, но он принял ее с радостью, потому что она разрушала сковавший его каменный склеп, внутри которого до сих пор не было никаких ощущений, и боль стала первым вестником его освобождения.
Превозмогая ее, Глеб сумел вырваться из каменного плена наружу и оказался в коридоре. До последнего момента он надеялся увидеть, хотя бы издали, того, кто вот уже дважды возвращал ему бесценный дар жизни и надежду... Но ничего не увидел. Здание все еще содрогалось от подземных толчков, но шаги великана, принесшего Глебу спасение, уже затихали вдали.
— Кто ты?! Ответь мне! Я должен знать!
— Ты знаешь... — долетел до него голос, похожий на раскаты грома, уже затихавшего среди горных вершин. — Надеюсь, ты сумеешь правильно воспользоваться моим даром, человек...
— Смогу я когда-нибудь увидеть твое лицо? Смогу я когда-нибудь поблагодарить тебя за все, что ты сделал для моих соплеменников, за священный огонь Олимпа, за жизни, освещенные этим огнем?
Но только свист ветра, прилетевшего с далеких и невидимых отсюда гор, был ему ответом.
* * *А потом, сквозь постепенно отступавшую пелену, он увидел обычное человеческое лицо. Лицо бывшего наемного убийцы, который стал его другом. Первой мыслью Глеба была мысль о том, как неожиданны и непредсказуемы бывают повороты судьбы.
— Ты провел без сознания целых четыре часа! — не скрывая радости, сообщил Годвин. — Я думал, ты уже не вернешься... Монахи выгнали меня из коридора, в дверь все время стучат, я не открыл запора, но если ты им не ответишь, они сломают дверь.
С трудом разминая затекшие члены, Танаев поднялся на ноги, взял шунгитовый меч и распахнул дверь. В коридоре никого не было, лишь вдалеке мелькнула чья-то тень. Кому-то очень хотелось подобраться к его беспомощному телу, нетрудно было догадаться — зачем.
— Возьми оружие и следуй за мной! Мы должны догнать этого человека!
— Ты узнал, где они прячут Альтера?
— Нет. Но у нас еще остался второй способ, тот, который предложил ты! Этот человек должен многое нам рассказать!
И они помчались по коридору, стараясь не потерять из виду темную фигуру, мелькавшую впереди.
Танаев опередил Годвина и настиг убегавшего в тот момент, когда тот уже захлопывал дверь своей кельи.
Выбросив перед собой руку с мечом, Глеб успел вставить лезвие в узкую щель закрывавшейся двери и не позволил беглецу задвинуть засов.
Затем, используя меч в качестве рычага, он приоткрыл дверь настолько, что сумел ухватиться за ее край, и рывком распахнул ее.
