Николай Берг - Лагерь живых
— А я хочу с вами остаться!
— Мы сейчас будем этого гуся потрошить. А ты нам будешь мешать.
— Я тут насмотрелась уже. А потрошить — так я помогу, а?
— Получается, что нет. И взять тебя с собой не можем — у нас сегодня еще рейд со стрельбой. Давай, Серега, действуй.
Пока они препираются, осматриваю сидящую в углу девчонку. Вроде цела — следов побоев, синяков разной свежести, мелких ожогов, вероятно от сигарет, и неглубоких порезов много, но так вроде в порядке. Только она в ступоре. В глубоком. Ну да таких сегодня будет много — когда начнут людей из цехов выпускать.
Смущает меня то, что дефибриллятором я пользовался мало. И давно. И практически все забыл. Опять же как-то этого мерзавца надо доводить до клинической смерти — это тоже мне проблема.
Потом надо его несколько раз реанимнуть, ампутировать руки — и чтоб жив еще был. Ну, ампутировать-то это я могу — на оперативке давным-давно насобачился. Тогда мы поспорили со студентами из параллельной группы — правда, в мифе про французскую хирургию или нет, вот я и подготовился. До уровня Ларрея[70], правда, не дошел, конечно, тот, говорят, умел ампутацию сделать быстрее, чем его коллега успевал очки надеть, но, в общем — и я насобачился.
А еще бы неплохо не просто ампутировать, а именно с прикидкой — спасает ли это от заражения при укусе.
— Я приготовила дефибриллятор, — ровным голосом говорит Надежда Николаевна.
— А… клиент?
Не годится тут слово «пациент» никак.
— Готов.
— Вам работа с дефибриллятором знакома?
— Более чем…
В этот момент по нервам бьет истерический визг.
Потом хохот ребят и обиженный голосок эскортной девочки.
Понимаю, что она подобралась к своему мучителю в кису ему насыпать, или что там еще ей в голову пришло, и тут наконец разглядела рядом Мутабора. Он там стоял — наслаждался видом хозяина, примотанного к столу. Теперь девочка не имеет ничего против, чтоб чесать отсюда. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от морфа.
— Все. Приступаем.
Мутабор тащит откуда-то из угла сверток толстого полиэтилена. Становится понятно, как Маста его убивал. Примеряюсь закрыть лицо вивисектору. Меня хлопает по плечу Николаич.
— Давайте-ка лучше я это сделаю. А вы реанимайте потом. Так оно лучше будет.
Неожиданно для самого себя чувствую странно — облегчение. Николаичу неожиданно возражает седоватый сапер:
— Не пачкайтесь. А мне лишний грех не в тягость. Может, наоборот, несколько грехов скостят, когда в котел рогатые запихивать будут. Вы вот, Доктор, лучше скажите — девочка эта — она, может, тоже в разуме?
Он показывает на зомби, прикованную к стенке.
— Нет, к сожалению.
— Уверены?
— Уверен.
— Тогда упокойте ее. Мало ли что, нехорошо мертвую за спиной держать.
Смотрю на Николаича. Он утвердительно кивает. Скорее для набившихся в комнату людей, чем для себя, задаю девчонке несколько вопросов. Чуда не происходит. Обычная зомби. Вытягиваю «Марго».
Сапер морщится от гулковатых в помещении выстрелов. Потом стягивает с вивисектора держалку для кляпа.
— Последнее желание будет?
— Покурить дайте!
— А нету. Не свезло тебе.
Найдя меня глазами, Пендрила кричит во всю мощь легких:
— Вы ничем не отличаетесь от меня! Вы такая же мразь! Совершенно такая же!
Крик осекается. Немного звенит в ушах, и потому глуховатый голос майора-танкиста похож на шепот:
— Да, мы тоже люди.
Тело вивисектора не хочет умирать. Борется за жизнь изо всех сил. Я чуть не пропускаю момент, когда наступает клиническая смерть, — и Мутабор рыком указывает мне на это. Странно, он просто стоит, но как-то видит и чувствует момент остановки сердца. Странно, очень странно.
— Руки поднять вверх, так, чтоб я видела. Всем на шаг назад от стола, — командует Надежда. — Разряд!
Тело на столе дергается, сердце заводится тут же — раздышать вивисектора удается тоже без особой проблемы…
Морф пьет глазами это зрелище. Еще раз. И еще раз.
Тут уже начинаются проблемы. Удается реанимация, но солоно нам она приходится.
— Доктор, растолкуйте Мутабору, что нам не нужно превращать вивисектора в умника. Время поджимает — пора к хирургии переходить.
Я начинаю растолковывать морфу точку зрения «старшого», неожиданно легко мертвяк соглашается. При этом добрая половина нашего отряда, быстро и не сговариваясь, выкатывается из помещения. Вроде взялись Вовке помогать таскать матрасы, но вижу, что рады сбежать. Другие, наоборот, приближаются и дышат в затылок.
Вивисектор приходит в сознание. Пытается что-то мычать, таращит глаза. Вздрагивает, когда Мутабор, смакуя, откусывает ему пальцы с правой руки. На пол прыскает кровь. Николаич начеку и накладывает старательно жгут.
— Время наложения жгута писать не буду. Хорошо?
— Да, конечно.
— Вы в двух словах — как ампутировать-то?
— Так я сделаю. А вы посмотрите.
— Нет, лучше вы растолкуйте — вдруг нам придется вскорости такое на своих отрабатывать… Те, кому страшно смотреть, — не смотрят. Кто в обморок мог упасть — уже слиняли.
— Ну. Если просто… Выше места разреза — тоже жгут кладем. Режем между двумя жгутами. Это понятно? Хорошо. Грубо говоря, есть такой способ, как гильотинная — это быстро и любой может сделать. Нож лезвием от себя — и перерезаем ткани до кости в ближней к себе половине, потом нож перекладываем лезвием к себе — и так же одним разрезом — дальнюю часть тканей. Мышцы тут же сокращаются, открывают кость. А ее пилим.
— А если отрубить одним махом? Без жгутов?
— Кровопотеря будет большая. И осколки костей останутся. Потом остеомиелит трудно лечить будет. Да и очень непросто одним махом отсечь. Вот еще стоит, перед тем как резать, выкроить лоскут кожи. Чтобы культю прикрыть. Заживать будет лучше, но это уже не гильотинный способ.
— Ясно. Начали!
Краем глаза замечаю, что столпившиеся смотрят внимательно. Как студенты-зубрилы. Ну это понятно. Если выйдет — окажется, что не любое ранение смертельно при укусе. Уже как-то легче на душе будет, когда в драку полезем. Если, конечно, получится.
Ну, Ларрея мы вряд ли посрамили. Однако что наметили — выполнили. Одна рука лежит отдельно от туловища. Вторая — уже с откушенными пальцами зажгутована. Танкист тоже влез в это дело — прикидывает, как лоскут кожи отсепарировать. Как могу — советую.
С улицы слышен женский визг, потом ор в десяток глоток.
Когда грохает несколько выстрелов, Николаич подхватывается на выход.
Мы продолжаем. Прислушиваясь вполуха, спрашиваю у седоватого сапера:
— А вот когда я в обществе кавказцев начал возмущаться трагедией в Беслане и тем, что терроры захватили и убивали детей, мнение кавказских приятелей было таким: «Все верно, детей выбивают сначала — тогда потом мстить некому, безопасно можно гадить». Вы вроде с юга — это так?
— Так. Есть дети — народ жив, нет — и народ кончится. Такого лоскута достаточно?
— Чтоб срез ампутационный прикрыть — не великоват?
— Великоват… С запасом взял. Перестарался. Но это же не страшно?
— Сейчас — не страшно. Своего кромсать — лучше лишней резни не делать. Больно же ему будет, своему-то.
Пила повизгивает по розоватой кости. Все.
— Зря такой огрызок оставили — будет потом болеть. Тут при ампутации надо, чтобы он из мышц не торчал.
— Ага, понял.
— А ручной болгаркой не проще будет кость пилить? — спрашивает майор.
— Проще. Только все попытки применить электропилы и механику разную показали, что кость обгорает и потом культя не заживает вовсе — гноится, остеомиелит добавляется, так что все вручную.
Тянет холодком — зашел кто-то.
— Доктор, «старшой» зовет! Можете оторваться?
— Зашьете без меня?
— Зашьем, зашьем!
Ловлю себя на том, что радуюсь возможности оторваться от этого действа. Не лежит душа. Нет, все понимаю умом, — заслужил вивисектор еще и не такое, его бы потрошить и потрошить, но вот будь моя воля — врезал бы по нему очередью — и все. Без изысков. Жить такому ублюдку нельзя. Но и потрошить его в лучших английских традициях лишнее. То, что Мутабор меня вынудил это делать, не добавляет ничего.
На улице уже стемнело. Народу прибавилось. Причем озлобленного — вижу с десяток мужиков, судя по всему, из освобожденных, которые наперебой чего-то требуют. Наши, уже со вскинутыми автоматами, полукругом охватывают эту группку. Ор стоит серьезный — громче всех надрывается мужик, которого я не видел раньше. Ну да, воняет от них, как от Севастьянова. Из цеха, значит. Сняли саперы мины.
Николаич — пожалуй, единственный, кто стоит спокойно, хотя мужик орет ему чуть ли не в лицо. Замечаю, что сбоку от «старшого» стоит веселый Филя. Такой веселый рыжий всегда перед потасовкой, он вообще не дурак подраться, мы и познакомились-то случайно — когда он из любви к искусству за меня вступился. В одиночку против трех гопов я бы точно не справился, а вот Филя уравновесил шансы.
