Роман Юров - «Ла»-охотник. В небе Донбасса
— Витя, ты чего, — Таня отшатнулась. — Что с тобой? Ты заболел?
— Не знаю, — он обреченно вздохнул. — Перенервничал наверное… пойдем домой!
Из-за плохо тянущей трубы по землянке витал горьковатый дымок, смешиваясь с табачным смрадом, он висел в воздухе сизым туманом. По ногам рассевшихся по лавкам летчиков терлась эскадрильная кошка — Дуська. Было сухо, тепло, спокойно. В углу расселся Зайцев, пытаясь настроить, терзал струны невесть-где раздобытой гитары. По столу шлепали истертые, замызганные карты — Ларин и Котом сошлись в "Дурака". Рябченко развалился у печки, вытянул ноги, пытаясь просушить угодивший в лужу унт. Улитка с Самойловым сошлись в шахматы, собрав вокруг остальных.
— С вольтов, вольтов заходи, — пряча улыбку в разросшихся усах, подзуживал Славка своего оппонента.
— Ось тебе вольты! — Сергей шлепнул по столу червовой девяткой. — Ось тебе ще!
— А я вот так!
Зайцев закончил возиться с колками и ударил струнам и тут же заиграл что-то красивое, печальное.
— Тише там! — Виктор с неудовольствием оторвался от книги, — расшумелись. Дай-ка. — Он забрал у ведомого гитару, звякнул по струнам. Пальцы действовали неуклюже, но действовали, получилась вполне осмысленная мелодия. Захотелось вдруг спеть. Спеть свое, родное… Победно оглядев свое воинство, Виктор прокашлялся:
— Сейчас я вам исполню. Вы такого и не слышали.
Он ударил по струнам и запел. Запел стараясь изо всех сил. Получилось! Его летчики слушали, округлив глаза, и никто не смеялся, никто не критиковал. Это… это был успех!
Белый снег. Серый лед. На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутный на ней. Город в дорожной петле.
Ларин не выдержал первым. Он закашлялся, заперхал, затряс плечами. Лицо его сделалось красным, на глазах выступили слезы.
— Командир, — застонал он, — командир, не надо. Ну, пожалуйста. Ты уж извини, но это… — Он согнулся пряча лтцо и беззвучно вздрагивая.
— Я учора Дуське на хвост наступыв, — Мрачно добавил Кот, — вона так же орала…
— Дурни, — обиделся Виктор, — ни хрена вы не понимаете…
— Мабуть так! — Сергей, нимало не смущаясь, заглянул в карты Ларину.
— Хрен с вами. — Сабин бросил гитару и злобно сопя, полез за папиросами.
Некоторое время в землянке было тихо, потом Кот, с довольным клекотом швырнул на стол последнюю карту.
— Як я тэбэ, а? Хе-хе-хе. Казав же: — нэ сидай грать с бацькой!
Славка нахохлился.
— Не честно, ты жульничал!
— А ты мене поймав? — торжествовал Кот. — Давай, як уговаривались.
Славка обиженно поджал губы и полез под стол. Раздалось жалкое блеяние.
В землянку, внеся с собой запах ветра и сырости, ввалился Соломин.
— Узнаю красу и гордость ВВС, — засмеялся он сходу. — Нашу третью, примерную эскадрилью видно сразу. Всегда дисциплинированы, всегда в учении. Отличники боевой и политической подготовки. Сульфидин у нашего коновала вы сперли?
— Куда нам до второй, — огрызнулся Саблин, — это не твои ли орлы писаршу из БАО обесчестили всем коллективом?
В землянке засмеялись. Рекомая писарша была страшной и на танцах ее никто никогда не приглашал.
— Ладно, — Лешка стер улыбку. — Вы тут долго сидеть собрались? Или адъютант ваш мух не ловит совсем? Мы через десять минут летим…
…- Ольха, Ольха, ответь Деду! Ольха, ответь Деду!
Радио молчало, лишь потрескивали в эфире разряды да периодически доносились короткие, лающие команды на немецком.
— Ольха, ответь Деду!
Вылет по тревоге оказался вылетом в никуда. Шестерка истребителей прибыла в требуемый квадрат, а вот делать дальше Виктор не имел ни малейшего представления. Станция наведения молчала, и оставалось только ходить по кругу, тем более, что никаких указаний не поступало.
— Сирень, я Дед! Сирень, ответь Деду!
Не добившись успеха с дивизионной станцией наведения, он запросил полк. Эффект оказался аналогичным. Если в полку если его услыхали и ответили, то услышать ответ не удалось — далеко.
На западе поблескивал темными свинцовыми водами Днепр. Оттуда, загромождая небо, свинцовой стеной ползли осенние облака. Эти облака не нравились — могучие, плотные, они могли замаскировать приближение вражеских машин, заставляли нервничать.
— Двадцать второй, набери еще метров двести.
— Я двадцать второй, принял.
По левому крылу проплыла наполовину сожжённая деревня, серая петля дороги по которой ползли букашки машин, необработанное пшеничное поле с черной блямбой-пятном посередине — следом падения самолета. Наша территория, отсюда до линии фронта километров десять. Зачем приказали лететь в этот квадрат? Уж если бы нужно было перехватить бомбардировщиков, то это стоило делать иначе — встреть их заранее, по другую сторону линии фронта, да и наряд усилить…
— Дед, мессы, мессы! — испуганный вопль Славки прозвучал как гром среди ясного неба. Впрочем, было от чего — из-за светло-серого облака, словно зерна из дырявого мешка, сыпались вражеские истребители. Их было много, они выныривали друг за другом, и всей своей кагалой кинулись на верхнюю, Ларинскую пару.
— Двадцать второй, — скомандовал Виктор, — отходи под нас.
Немцы охотно отпустили Ларина и дружно набросились на четверку Саблина. Их было много, машин девять — десять.
— Кот, слева заходят. Отбиваю. Славка, греби высоту!
— Не могу, — почти простонал Ларин, — четверо зажали.
— Тяни к нам! Ольха, я Дед! В квадрате веду бой с худыми. Прошу помощи! Ольха!
Впереди выскочила пара "Мессеров". Их тонкие, украшенные свастикой хвосты были недалеко — метрах в трехстах, они удалялись медленно, неспешно, вызывая естественное желание довернуть и поливая огнем догнать и сбить. Прием был старый.
— Кеша, сзади сверху еще двое. Разворот! Кот смотри хвост.
Атаковавшие "Мессера" проскочили и шустро потянули вверх, чтобы над самым облаком развернуться и атаковать снова. Численное превосходство и большая высота позволяли им быстрей занять выгодную позицию, быстрей реализовывать все свои преимущества.
— Ольха я Дед! Прошу помощи…
Справа из-за облаков вывалилась девятка "Хейнкелей", затем еще одна, еще и еще.
— Дед, атака.
Черные кресты мелькнули на фоне облаков, перегрузки сдавили грудь, и завертелась карусель воздушного боя. Истребители носились друг за другом, ревели моторы, стучали пушки, перечеркивая небо белесыми линиями трассеров.
— Я Дед, пробую набрать высоту!
Вторая девятка "Хейнкелей" уже разворачивалась, отбомбившись. Деревеньку, служившей им целью, заволокло пылью, скрыв, словно стерев ее с лица земли. Третья и четвертые девятки была на подходе — их серые, грозные силуэты, росли, увеличиваясь в размерах, вот только атаковать их пока не получалось. Две четверки мессеров, прочно захватив высоту, держали инициативу, заставляли обороняться.
