Яна Завацкая - Эмигрант с Анзоры
— Двадцать шесть лет.
— Ты — пилот этого детища Неизреченной Грязи, и ты сжег завод в Луриэ и уничтожил часть нашей биологической фабрики? — спросил Кор. Я ответил утвердительно.
— Какую роль в экипаже выполняли двое других лервенцев? — резко спросил Кор.
— Они должны были меня охранять, чтобы я не сбежал и выполнял задание.
— Откуда же ты явился, зури?
— Я жил на Квирине. Захотел повидать Родину, ведь я родился в Лервене. В Лервене меня поймали и силой заставили выполнять боевое задание. Квирин к этому не имеет никакого отношения, — добавил я поспешно.
— Эта машина Люцифера, на которой ты летал — произведена на Квирине?
— Да, — ответил я, — это моя личная машина. Я приобрел ее и на ней хотел повидать Родину.
— Но такая машина не может самостоятельно преодолеть расстояние между Квирином и нашим миром, — заметил Кор.
— Да, — согласился я, — меня доставили друзья на большом корабле, по моей просьбе. Через два месяца они должны меня забрать. Если я не поднимусь на ландере, они улетят.
Можно, конечно, наоборот, припугнуть их квиринским оружием. Но мне этого не хотелось делать. Не хотелось впутывать ребят и вообще — Квирин. Если меня убьют, это чисто анзорийское дело. Все это, от начала до конца, придумано мною. И если кто-то из-за этого должен пострадать, то только я один.
Я жалел даже о том, что связался с Валтэном — лучше бы ему всего этого не знать… Ведь теперь они будут искать меня, и рисковать собой. В успех этого поиска я все равно не верю.
— В общем и целом мне известно о тебе все, зури, — холодно сказал Кор, — ты умрешь…
Он поднялся из-за стола, оказавшись довольно крупным и грузным мужчиной. Подошел ко мне, держа в руке какой-то металлический предмет вроде короткого копья. Приставил это копье к моей грудине острием.
Признаться, я все-таки ждал какой-то преамбулы. Камеры смертников там, зачитывания приговора, эшафота, завязывания глаз, предсмертной молитвы… ну хоть слов каких-нибудь. Но что меня просто вот так зарежут, как куренка… Я стиснул зубы от ужаса. Кор погружал орудие в мое тело. Вначале я отшатнулся, но двое охранников тут же подхватили меня сзади. Копье двигалось очень медленно… боль была невыносимой. Я явственно ощутил, как рвется кожа, как начинает течь кровь… И вот это — УЖЕ ВСЕ?! Вот сейчас Я УМРУ?! Этого не может, просто не может быть… о, как больно, как невыносимо! И в этот миг другая, ужасная мысль вдруг пронзила меня — я только что убил огромное количество людей, не подозревавших обо мне, не успевших подумать и подготовиться к смерти… Сейчас в Бешиоре день, все рабочие были на местах. Я уничтожил целый завод и еще часть биофабрики. Да, я лервенец, идет война — но что за чушь, какой я лервенец на самом деле… я должен был умереть и не соглашаться на эту гнусность. Почему, почему я не поступил так? Невозможно поверить, но эта мысль была до того явственной, до того пронзительной, что и собственную смерть я перестал ощущать. Я думал совсем о другом, умирая… Я чувствовал невыносимую боль, меня надевали, точно цыпленка, на вертел, но боль существовала как бы отдельно от меня — я был в тот миг ВИНОЙ.
— КТО ТЫ?– услышал я вдруг. Я не ответил — потому что ничего, кроме крика, не вырвалось бы из губ, а мне не хотелось кричать. И вмиг острая боль прекратилась. Сознание мое помутилось, я стал падать назад — меня подхватили.
Странно, но боль прекратилась совсем. Как будто и раны не было. Только что у меня было ощущение, что копье уже вошло в сердце, что кровь выплеснулась фонтаном…
— Кто ты? — повторил Кор. Я скосил глаза вниз — ничего… даже тельник не порван. Никакой крови. Но не мог же я так ошибиться! Не истерик же я…
— Квиринец, — ответил я тихо, — простите меня. Я не хотел убивать ваших. Я не хотел. Я знаю, что мне нет прощения. Убейте меня.
— Квиринец, — пробормотал Кор. Он сделал какой-то знак и вышел. Меня повели вслед за ним. Никакой боли я не ощущал, только странную слабость в ногах. Впрочем, оно и понятно — после пережитого потрясения…
Мы ехали в закрытом лифте, потом шли по коридору — похоже, подвал. Куда меня ведут? Я перестал бояться чего-либо. Боль? — но все, чем можно было причинить мне боль, осталось в том кабинете. Смерть — я заслужил ее. Какой бы она ни была…
Кор толкнул дверь и сам сделал шаг назад. Меня, со связанными по-прежнему руками, толкнули вперед. Дверь тихо задвинулась за мной.
Я увидел.
Это было Оно.
Часто говорят о непереносимом ужасе, который внушает дэггер. Говорить об этом можно сколько угодно, но вот пережить… один только раз… я даже и не понял, кто передо мной. Или что. Слов больше не было. Не было жизни и не было возможности ускользнуть в небытие. Только Оно.
Я не могу описать Это словами… туша? Черно-серая? Почти бесформенная? Толстая шкура? Мерзкие маслянистые глазки — я видел три, не знаю, сколько их всего. Нет, все это неописуемо, потому что главное — ужас. Ужас! Ощущение полной невозможности, несовместимости пребывания с этой Тварью в одном и том же участке пространства… И ложноножка — щупальце Твари — протягивается ко мне. Я всем телом ударился в дверь, не сводя глаз с Чудовища…
Я не помню, как очутился в коридоре. Какими милыми, родными показались мне бешиорцы.
— Чего же ты испугался? — обратился ко мне насмешливо Кор. — Это существо — лишь отражение мерзости твоей оболочки… Каждый видит в нем лишь себя.
— Дэггер, — прошептал я на линкосе — собственно, я не знал анзорийских слов для обозначения дэггера. Способность соображать возвращалась ко мне. Дэггер!
Но это же значит…
Меня снова привели в камеру. Развязали. Я лег на нары и принялся осмысливать пережитое.
Мне вспомнился Дэцин, который искал на Анзоре следы сагонского присутствия. Отец Таро, вроде бы, занимался тем же. Как вы ошибались!
Сагоны есть на Анзоре, но вовсе не в Лервене. Никто, кроме сагона не может управлять дэггерами. Нет, могут еще люди, находящиеся под сагонским влиянием, эммендары. Вас обманул наш Цхарн… но существует ли он на самом деле? Скорее всего, это просто выдуманный персонаж. А вот дэггер — реальность. И сагонская технология, наше орудие наказания, скорее всего, просто перекочевало в Лервену из Беши.
И еще — я помнил возникшее внезапно чувство собственной вины. Это было так, как будто кто-то вдруг промыл мне глаза… спала какая-то пелена. Я понял, как должен был поступить. Не соглашаться атаковать заводы… ни за что. Да, меня убили бы. Что это значит — меня могли убить много раньше… вся моя жизнь такова, что прекратиться может каждую минуту. Даже более того — я ведь и живу как бы не вполне законно. У меня до сих пор такое ощущение. Я должен был остаться с Арни и Таро. Вместо них. Почему же я испугался теперь?
Да нет, я не потому согласился, что испугался смерти. Мне еще и не начали угрожать… я согласился потому, что почувствовал себя лервенцем. Общинником…
Меня похвалили! Родина ценит меня! Неважно, что ценит она меня всего лишь за то, что я единственный, кто может водить эту смертоубийственную машину. И никакого значения не имеет вся боль, которую мне пришлось пережить перед этим — бессмысленная пытка, только потому, что мелкому начальнику так захотелось, а ему это позволено. И смерть моих друзей никакого значения не имеет. Я предан Родине, я лервенец. И предательство Пати…
Мне оказывается, так хотелось, чтобы меня похвалили!
Мне так хотелось жить в ладу и мире со своей Родиной-матерью. Ведь Родину, как и мать, не выбирают. Если бы я встретил, предположим, свою мать — я совсем ее не помню, но если бы? Разве я не отдал бы все за то, чтобы она любила меня?
В бессилии я ударил кулаком по стене.
Ради того, чтобы меня похвалили, я убил много людей. Ведь я квиринский ско, я видел совсем другую жизнь. Я видел Вселенную. Я знаю, что в Галактике часто убивают людей — ради своих прихотей, ради своего честолюбия, ради ложно понятых ценностей. И моя-то работа всегда заключалась в том, чтобы убийств этих становилось меньше. И вот теперь… что же я сделал?
Какое значение имеет на самом деле этот конфликт Беши и Лервены? Какая разница для Квирина, для всей Галактики, кто победит? Да никакой — ровным счетом. И если бы хоть Лервене угрожала реальная опасность… наоборот, опасность угрожала Беши, и я со своим ландером помог бы Лервене одержать полную победу… Если победят наши — бешиорцев частью уничтожат, частью загонят в Общины, их веру запретят… ну да, неправильную, идиотскую веру — но ее запретят. Если бы победили бешиорцы, запретили бы Цхарна, вместо Общин создали бы Поселения, разница небольшая.
Зачем, за что я убивал этих людей? Они ничего не ждали. Они зарабатывали свой кусок хлеба. Женщины… подростки… простые рабочие. Они гибли в огне. Я знаю, я видел, как гибнут в огне. И самое ужасное — я ни разу даже не задумался о них!
