Андрей Щупов - Приглашение в ад
Они, не сговариваясь, присели на шпалу. Ондатра, крутанув головенкой в сторону людей, пробежалась до конца импровизированного пирса и не слишком изящно бултыхнулась в воду. Утка недовольно крякнула, и, вторя ей, часто, с подростковыми незрелыми интонациями закрякали утята. Ондатра же пронырнув озеро по диагонали, бойко выбежала на глинистую кромку противоположного берега и, покосившись на людей, снова принялась умываться.
— Елы-палы! Если схватят — все равно ведь отберут… — распахнув сумку, Артур достал четверть буханки хлеба — все, что у них оставалось, отщипнув приличный кусок, бросил в воду. К их удивлению, утиная эскадра маленькими катерами, развернулась на месте и ринулась к хлебу, широкими клювами выхватывая намокающие крошки, тут же торопливо глотая. Заложив вираж над озером, на воду опустилась еще пара уток. Мама-кряква, трепеща от возмущения, принялась отгонять их от корма, теребя за крылья, делая угрожающие выпады. Людей утки по-прежнему не боялись. Значительно больше их занимал дележ. Это казалось действительно странным. Если у Кита на Горке сосредоточена целая армия головорезов, то откуда здесь этот оазис с ондатрами и утками?
— Обидно помирать в таком месте. Ей Богу!
— Как-нибудь не помрем.
— Обещаешь?
Вместо ответа Артур внимательно посмотрел на него.
— Ты знаешь, почему я отправился в экспедицию?
— Как это почему? Надо было — и отправился. Или… Ты хочешь сказать…
— Точно. Набегался я, Вадим. Не было мне резону уходить от Елены. Помнишь Бумбараша? Не хотел человек воевать с белыми. Навоевался.
— И что же?
— Да ничего. Я тоже навоевался. А сюда пошел, потому что точно знал: вернемся.
Артур кинул в воду последнюю горсть хлеба, отряхнул ладони от крошек.
— То есть, как это знал?
— А вот так. Знал — и все тут. Я ведь рассказывал тебе про болото… — умолкнув, Артур снова занялся сумкой. Перекинув через плечо, удовлетворенно хлопнул по кожаному боку. Это была его вечная манера — самое важное выкладывать не спеша, с мучительными для слушателей паузами.
— Понимаешь, если я выкарабкался оттуда, значит, что-то со мной стряслось. Что-то очень серьезное. Просто так оттуда не возвращаются. Пройти ад и уцелеть — все равно что начать жить сызнова. Видишь ли, я вдруг понял, что миром управляют куда более мощные рычаги. Не мы с тобой и не подобные Вию. И то, что случилось с Землей, — все эти наводнения, болезни, выверты природы… — всего-навсего некая иллюстрация. Этакая визитка дьявола, приглашение в ад, я бы сказал.
— Приглашение в ад? — Вадим покачал головой. — Да уж, соблазнительная перспективка!
— Реальная — вот, что важно. — Артур невесело улыбнулся. — А уж, откликаться нам или нет, это пусть каждый наедине с собой решает. Взгляни на этих утят, — им, как видишь, на крах человечества начихать.
— Само собой! — с усмешкой подхватил Вадим.
— Подожди, я ведь о другом. — Артур поморщился. — Видишь ли, какая заковыристая формула получается… Словом, если им нет дела до этого круговорота, то и человечеству тоже в общем и целом нечего горевать. Вот эти самые утята в какой-то степени — мерило всего происходящего.
— Не понимаю…
— Да я и сам, если честно, не очень понимаю. Чувствовать — чувствую, а сказать толком не могу. Но ты вспомни, чем мы жили раньше, что называли цивилизацией. Промышленная глобализация, все по сценарию гиперолигархов, ежедневный терроризм, наркотики. Даже воевали уже не по политическим мотивам, а так — от скуки и внутренней нищеты. Вместо литературы — порнобоевички, вместо политики — неприкрытая клоунада. Мы и мир успели поделить таким же макаром: мир закулисный и мир зала, мир галерки и мир партера. А все ради чего? Ради более или менее мирного сосуществования какой-то сотенки государств. Трудно им, оказывается, дышать одним воздухом. Невмоготу. Вот и получалось, что ни месяца без войны, без провокаций. Как в школе. Младшеклассники дерутся, старшие наблюдают, чтобы все было по правилам. Но правила-то насквозь фальшивые! И война — не драка малолетних пацанов!
— Погоди, погоди! — перебил Вадим. — Все в одну кучу смешал! Мы-то с тобой здесь причем? Мне, к примеру, всегда было плевать на политику. Ты ведь знаешь, я в художники метил. Может, и стал бы в конце концов каким-нибудь лейтенантом от живописи. Каждый выбирал сам — чем жить и кем быть — банкиром там, террористом или художником. Ты про другое лучше скажи: как вяжется твое болото и наше возвращение?
— Да в том-то и дело, что вяжется! А почему и каким именно образом — и сам не могу сообразить. Потому, наверное, и болтаю разный вздор. — Артур нахмурился. — Только вот как на духу могу сказать: еще там в городе — твердо знал, что вернемся.
— И про Панчу знал?
— Нет. Про себя знал, а про вас нет…
— Тихо! — шепнул Вадим. Не поворачивая головы, едва заметно выпрямился. — Философы доморощенные! Вот и проболтали все на свете…
Сохраняя неподвижность, Артур тихо спросил:
— Что-нибудь заметил?
— Не что-нибудь, а кого-нибудь… Лили! Собственной персоной. На том берегу среди камышей. Лыбится, сволочь… — Вадим медленно, с напускным бездумием оглядел озеро. — Что ж, может, оно и к лучшему. Значит, все же сумели мы заинтересовать Кита.
— И что дальше?
— А дальше делаем так: коли уж явился Лили, стало быть, будут и переговоры. Расстегивай ширинку и иди в камыши. Я остаюсь.
— Чего ради — ты?
— Я уже имел счастье быть представленным двухголовому. Значит, быстрее найдем общий язык. И потом — ты ведь должен вернуться, сам говорил.
— Послушай, мы же вместе!..
— Теряем время, Артурчик! — прошипел Вадим. — Шевели костями!..
Все еще несогласный, Артур медленно поднялся с бревна. Почесав спину, двинулся к камышовым зарослям. Играл он не слишком убедительно, но Вадим искренне надеялся, что с того берега лица приятеля не разглядят. Зачерпнув горсть песку, он кинул его в воду. Утки доверчиво метнулись на бросок и, не сразу убедившись, что их надули, с кряканьем, заходили по озеру ищущими кругами. Выждав еще некоторое время, Вадим обернулся.
Пусто. Артур не был дураком и сделал все аккуратно. Во всяком случае Лили они сумели провести. Улыбнувшись, Вадим устроился на бревне поудобнее. Подумалось: нет хлеба, а жаль, — с удовольствием покормил бы озабоченных крякв…
Времени лесная братва не теряла. Гаврики Лили окружили озеро уже через пару минут. Услышав шаги за спиной, Вадим даже не шолохнулся, с нарочитым вниманием продолжая разглядывать уток. Однако заговорил все-таки первым:
— Привет, Лили! Как дышится?
— Ничего, дышу помаленьку, — с готовностью откликнулся пигопаг. Рядом с его жутковатым отражением в воде показались другие небритые физиономии.
— Загораешь, значит?
— Да нет, уток ваших прикармливаю. Чтоб браконьерить сподручней потом было.
— Шутник!.. — Лили фыркнул. — А где второй?
— Нырнул, — Вадим указал на воду. — В озеро. Он у нас любитель понырять.
— Зря. Места тут, сам видишь, дикие — трясины, омуты, змеи. Может, и не вынырнуть, ты подумай!
— Ничего, он парень ловкий, авось, вынырнет…
Удар по темечку был умелым и точно рассчитанным. Гулкий колокол — тот самый из недавнего сна — наполнил звоном голову, и Вадим повалился в водную рябь. Однако упасть ему не дали. Чужие руки подхватили Дымова, грубым рывком взгромоздили на чью-то спину.
— Тащите пока к Горке! — приказал Лили. — А мы вторым займемся. Нечего ему тут разгуливать.
С досадой оглядев камышовую заводь, пигопаг махнул рукой. Словно из-под земли вынырнул услужливый бородач.
— Вытянуться в цепь вокруг болот. И в оба смотреть! Чтобы ни одна пиявка не просочилась! Я буду на левом крыле. Докладывать обстановку каждые пятнадцать минут!
— А если встретим, что тогда? Живым брать или можно того? Пристрелить, значит?…
— Лучше живым. А будет брыкаться, объясните, что дружок его у нас и все такое. Пусть пораскинет мозгами, гаденыш…
Глава 18
Очнувшись, Вадим обнаружил, что лежит на траве. Левая рука — на груди, как у покойника, правая — в какой-то луже. Отдыхая, бандиты опустили его на землю, сами же тем временем, отмахиваясь от невесть откуда взявшихся комаров, засмолили дешевые папироски. Вокруг по-прежнему золотился камыш, и озерцо, немного похожее на то первое, но все же иное — чуть более скромное, без уток и без ондатры, с игривостью катило курчавые облака, пытаясь подражать небу, зеркально воссоздавая иллюзию высоты. Бетонная плита, на которой сидели курильщики, под углом уходила в осоку, скрываясь в мутной торфяной воде, и в воде этой тоже ничего не было — ни мальков, ни пиявок, — одно только плывущее небо.
Потерев затылок, Вадим осторожно сел.
— Славно припечатали, верно? — бородач, стоявший чуть в стороне от куривших, игриво покручивал на пальце парабеллум. — Это я тебя парень. Вот этой самой дурой.
