Юрий Брайдер - Особый отдел и тринадцатый опыт
— Тогда не будем откладывать дело в долгий ящик. — Цимбаларь стал поспешно собираться, первым делом сунув в карман пачку трофейных долларов. — Счёт времени пошёл уже не на дни, а на часы… Пётр Фомич, отправляйся к своим дружкам из ФСБ и попытайся убедить их в необходимости эвакуировать Адмиралтейский и Центральный районы города. Используй все меры воздействия, вплоть до голодовки и угрозы самоубийства.
— А я сегодня выходной? — обрадовался Ваня.
— Нет, ты пойдёшь вместе с Петром Фомичём и на всякий случай покараулишь у входа. Гостеприимство тамошней публики хорошо известно всем представителям старшего и даже среднего поколения. Задержат для профилактической беседы, а потом выручай его из Тамбовской пересылки… Мы вдвоём отправляемся на рандеву с кандидатом физико-математических наук Саблиным. Хотя я всех этих горе-патриотов терпеть не могу. Они только на митингах орать горазды…
— И сколько это удовольствие стоит? — поинтересовалась Людочка, когда Цимбаларь, резко рванув с места, разогнал свою «девятку» до скорости, в городских условиях совершенно непозволительной.
— Сущая дешёвка, — ответил тот нарочито беспечным тоном. — Сто восемьдесят рубликов в час. Плюс две тысячи рублей залога. Но я думаю, что залогом всё и ограничится. Машина взята на фамилию некоего Василия Ивановича Сверчкова, в природе никогда не существовавшего. Покидая Питер, а это случится не позднее чем через два дня, я оставлю машину вблизи Московского вокзала, поместив на ветровом стекле соответствующую записку.
— А это порядочно?
— А брать по шесть долларов в час за такую колымагу — порядочно? — возмутился Цимбаларь. — Получается сто пятьдесят долларов в сутки! При том, что красная цена ей не больше двух штук.
— Отхватив за просто так кучу денег, ты стал на диво меркантильным, — сказала Людочка. — Каждый доллар считаешь, словно последний жмот… Я думала, вы к моему возвращению торт купите, цветы, фрукты. А утром заглянула в холодильник — там хоть шаром покати. Один дохлый мышонок валяется. И как он туда попал?.. Ты почему смеёшься? А ну быстро рассказывай!
— Честное слово, не могу! Клятву дал. С этим мышонком связана одна забавная история. Причём сексуального характера… Ваня меня убьёт, если узнает, что я проболтался.
— Тогда я сама убью тебя! — Людочка дернула Цимбаларя за ухо. — Признавайся, эта история как-то связана со мной?
— Только косвенно… А убить меня ты не успеешь. Мы уже приехали. — Сбавив скорость, Цимбаларь повернул на институтскую стоянку. — Мне с тобой идти или лучше здесь подождать?
— Лучше подожди… Твой внешний вид не внушает доверия патриотам.
— Ну ты и скажешь! Нормальный вид. — Цимбаларь машинально потрогал своё лицо. — Бывает хуже.
— Ты в зеркало посмотрись! Чёрный, небритый, исцарапанный, с бандитской рожей… Так раньше рисовали пособников американского империализма.
— Это хорошо, что ты про бандитскую рожу напомнила, — оживился Цимбаларь. — Таким козырем грех не воспользоваться… Нам с этим Саблиным возиться недосуг. А в цейтноте позволительны самые рискованные ходы… Ты, главное, вымани его на улицу. Остальное уже мои заботы.
— Возможно, ты и прав, — задумавшись всего на секунду, ответила Людочка. — Время для болтовни и уговоров прошло.
— Вот именно, — подхватил Цимбаларь. — Тише, ораторы, ваше слово, товарищ Макаров!
Заметив, что на ведомственной стоянке нагло паркуется чужая машина, охранник резво покинул свою будочку, однако, узрев, что её багажник продырявлен пулями, сразу вернулся.
Спустя всего полчаса Саблин, сопровождаемый Людочкой, которая придерживала его под локоть, показался из институтского подъезда. Он вышел налегке, без пиджака, по-видимому, собираясь в самом скором времени вернуться.
— Статья получилась весьма содержательной и в чём-то даже полемичной, — щебетала Людочка. — Но чтобы в дальнейшем не возникло никаких недоразумений, вы должны вычитать гранки и лично завизировать текст.
— Раз надо — значит надо. — Саблин согласно кивал. — Только учтите, я не допущу ни единого фальшивого слова, это уже не говоря об идейных компромиссах.
— Думаю, такая принципиальность вам не понадобится, — сказал Цимбаларь, покидая машину и открывая заднюю дверцу. — Здравствуйте, товарищ! Сюда, пожалуйста.
— Подождите! — Саблин встрепенулся, словно петух, догадавшийся вдруг, что его ждёт не кормушка, а хозяйский топор. — Я никуда не собираюсь ехать. В чём дело?
— Это вы раньше не собирались, — вкрадчивым тоном произнёс Цимбаларь. — А сейчас ваши планы неожиданно изменились и чудесным образом совпали с нашими. Поэтому садитесь в машину и не вздумайте артачиться. Поверьте, это в ваших же интересах.
Саблин, сослепу не разобравшись, с кем имеет дело (его очки торчали из верхнего кармана сорочки), попытался что-то возразить и даже упёрся руками в грудь Цимбаларя, но уже в следующее мгновение оказался на заднем сиденье «девятки», причём на дальнем от дверки месте.
— Поведёшь ты. — Цимбаларь перебросил ключи Людочке. — А я проведу с товарищем учёным небольшую политбеседу.
Правила игры требовали, чтобы жертве похищения завязали глаза, и Цимбаларь не стал нарушать эту добрую традицию, за неимением ничего лучшего воспользовавшись галстуком самого Саблина.
Этот приём был хорош ещё и в психологическом плане — человек, утративший такой важнейший источник информации, как зрение, заодно теряет и присутствие духа. Недаром говорят: без языка калека, а без глаз мертвец.
— Вам не причинят никакого вреда, — втолковывал Цимбаларь похолодевшему от страха Саблину. — Вы будете обеспечены полноценным питанием и комфортабельными бытовыми условиями. По прибытии к месту назначения вы сможете связаться по телефону с родными и близкими. Более того, ваши услуги будут щедро оплачены… Взамен от вас потребуется лишь одно: научные знания. Ну и некоторая, скажем так, склонность к интерпретации не совсем ясных текстов.
— Как это понимать? — Несмотря на пережитый стресс, Саблин всё же оставался прирождённым естествоиспытателем.
— В рукописных текстах, которые вам скоро будут предоставлены, не хватает ряда фрагментов, вполне возможно, весьма важных. Надеемся, что вы сможете как-то восстановить или хотя бы домыслить их.
— Ничего не понимаю… Эти бумаги побывали в огне?
— Хуже! Дабы между нами не осталось никаких недомолвок, буду предельно откровенен. В течение некоторого времени эти важнейшие научные документы использовались в туалете вместо подтирки.
— Какое варварство! — вырвалось у Саблина.
— Увы, таковы традиции нашего великого народа. Говорят, что матросы, штурмовавшие Зимний, подтирались парчой и батистом, тем самым как бы выражая свой социальный протест.
— Это клевета! — патетически воскликнул Саблин, но, вспомнив о своём нынешнем положении, сразу умолк.
— Вас, безусловно, интересуют политические взгляды, которых мы придерживаемся, — продолжал Цимбаларь. — Но как раз сейчас это решающего значения не имеет. В опасности, скажем прямо, находится весь Петербург. Это связано с серией взрывов, недавно прогремевших в городе и его окрестностях. Вам предоставляется реальная возможность положить конец этим злодеяниям и тем самым спасти немало человеческих жизней.
— Но зачем надо было действовать подобными методами? — Саблин начал понемногу успокаиваться. — Ведь мы могли договориться как-то иначе.
— В том-то и беда, что договариваться у нас просто нет времени. Очередной взрыв должен произойти послезавтра. И на сей раз не где-нибудь в Пушкине или под Литейным мостом, а в историческом центре города. Можете представить, какими последствиями это грозит.
Они вернулись в пустую квартиру, что уже само по себе было дурным знаком. ФСБ до сих пор относилась к числу немногих официальных заведений, куда войти было гораздо проще, чем потом выйти обратно.
В дальней комнате, где все шторы на окнах были задёрнуты, с глаз Саблина сняли повязку. Первым делом он пожелал сделать несколько телефонных звонков — сначала коллегам в институт, чтобы не беспокоились, а потом домой жене, чтобы не ждала к ужину.
Затем Саблин без промедления приступил к изучению шестопаловских записок, уже разложенных Людочкой на столе.
— Почерк какой-то знакомый, — констатировал он. — А вот состояние документов действительно оставляет желать лучшего… Ну что же, начнём, с вашего позволения!
— Уж сделайте такое одолжение. — Цимбаларь церемонно раскланялся.
— Как я понимаю, рассчитывать на уединение мне не приходится?
— Сейчас это невозможно, — извиняющимся тоном произнёс Цимбаларь. — Мы с напарницей будем поочерёдно находиться в этой комнате. И нам так спокойнее, и вам веселее.
— А если я попрошу, чтобы ваша напарница задержалась здесь как можно дольше? — поинтересовался Саблин, не чуждый чувства прекрасного.
