Владимир Добряков - Сумеречные миры
— Ну, как твои успехи?
— Да как тебе сказать…
— Все ясно, значит, есть проблемы. В чем дело? Обрисуй кратенько.
Пока я «кратенько обрисовываю», Лена задумчиво допивает кофе и наливает вторую чашку:
— Кофе, конечно, не тот. Вряд ли я смогу тебе чем-нибудь помочь. Совершенно нет времени. А вот Кэт, она сможет. Это для нее — пара пустяков. Это даже к лучшему. Укрепит в ней чувство собственной значимости и на время отвлечет от бредовой затеи стать хроноагентом. Обратись к ней.
— Придется, — соглашаюсь я.
— Ну, спасибо за обед. Вечером, часиков в девять, я — у тебя. Жди.
Киваю, и Лена исчезает в Нуль-Т. Прибираюсь на столе, выкуриваю сигарету и выхожу на связь с Катрин.
Подробно объясняю ей, в чем дело. Она внимательно слушает.
— Понимаешь, Кэт, я что-то не так сделал, а что — не могу понять. При моделировании картина получается такая, что черт ногу сломит. Да вот, посмотри сама.
Катрин, изучив «странное» поведение самолетов, говорит:
— Похоже, Андрей, что здесь имеет место сразу две личностные неопределенности. Они касаются и самого Курта, и его напарника. Ты вводишь их в систему как постоянных членов, а ведь идет война. Возможно, послезавтра их не будет в живых. Поэтому и происходит такая свистопляска. У меня есть немного времени, попробую причесать твою систему.
Примерно через час Катрин приходит ко мне. Мы пьем кофе, и она объясняет:
— Дело было в том, то ты ввел исходные данные на текущее время, а ведомого Курта Вольфсдорфа завтра ранят. С кем он будет дальше летать, неизвестно. Но ясно одно, он — командир звена, и ведомый у него будет. Я отсекла все нелинейности, вызванные этой неопределенностью, и детерминант получился положительным. При моделировании картинка получается четкая. Смотри.
На мониторе пара «Мессершмиттов» атакует «В-29». Второй заход, третий… Два левых мотора горят. «В-29» теряет высоту, пламя охватывает всю плоскость, перебрасывается на фюзеляж. Экипаж покидает самолет. Но пилот и штурман остаются на местах. Они пытаются удержать машину и направить ее к далекому берегу Германии. Но вот, видимо, перегорели тяги управления. «Суперкрепость» переворачивается и с воем устремляется вниз. Отваливается левая плоскость, и то, что осталось от грозного бомбардировщика, кувыркаясь, падает в море.
— А дальше опять неопределенность, — поясняет Катрин.
На экране начинается уже знакомое мельтешение самолетов.
— Я попыталась вычислить ситуацию, но неопределенностей столько, что ничего путного не получается. Более того, детерминант все время остается мнимым.
— Думаю, это уже несущественно. Сразу после боя с «Суперкрепостью» мы пойдем на свой аэродром. Даже если нас и собьют по пути американцы ли, англичане или русские, это уже ничего не изменит. Бомба уже лежит на дне моря, а второй у них в Европе нет. Покуда ее доставят из Америки, Красная Армия возьмет Берлин, и война кончится.
— Пожалуй, ты верно рассуждаешь. Дальнейшая судьба Вольфсдорфа и его ведомого никакого влияния на ход боевых действий и исход войны не оказывает.
— Хорошо, Кэт. Тогда я докладываю Магистру, что операция разработана. Ты не будешь ничего иметь против, если в качестве ведомого я назову ему кандидатуру Андрея?
— Никаких возражений. Мне так даже спокойней будет.
— Тогда договорились. Дублером пойдет Генрих, он тоже бывший летчик.
— Желаю удачи. Пойду, скажу Андрею. Пусть готовится завтра на работу.
Оставшись один, выкуриваю сигарету, чтобы привести в порядок мысли. Сосредотачиваюсь и начинаю тщательно, стараясь не упускать ни малейшей детали, составлять план операции. Часто отрываюсь от компьютера. Хожу по комнате, курю, пью кофе. Сейчас я «закрыт» от всех отвлекающих факторов. Компьютер заблокирован от внешних вызовов. В систему можно войти только с санкции Совета Магов. Такая же ситуация и с Нуль-Т.
К двадцати часам план моей первой самостоятельной операции готов. Чтобы унять волнение, подхожу к бару и выпиваю рюмку коньку. Затем выкуриваю сигарету. Только после этого вызываю Магистра.
— Ну, как дела? — спрашивает он вместо приветствия.
— План и обоснование готовы.
— Покажи.
Несколько минут он молчит, бегло знакомясь с планом и обоснованием. Потом неожиданно спрашивает, точнее, утверждает:
— А матобеспечение тебе Катрин делала?
Вздыхаю и сознаюсь:
— Есть такое дело. Система в основном моя. Она только указала мне, как раскрыть одну неопределенность, из-за которой у меня детерминант все время получался мнимым.
— Хорошо. Я посмотрю все как следует и через часок-полтора сообщу тебе решение.
Мы отключаем связь. Я вспоминаю, что к девяти часам придет Лена, и мы проведем этот вечер и ночь вместе. Вспоминаю и то, как совсем недавно она раскритиковала меня за отсутствие в моем гардеробе домашней одежды для нее.
Халат я ей тогда сделал. Надо что-то еще. Открываю Каталог на разделе «Женская домашняя одежда». И опять, как и в прошлый раз, у меня рябит в глазах от обилия моделей. Ну их в схлопку. Выбираю наудачу комнатные кожаные тапочки с меховой отделкой, несколько фасонов чулок и гольфов. Тапочкам задаю голубой цвет, а чулкам и гольфам — голубой и белый. Все это укладываю в шкаф возле халата, а тапочки ставлю у камина.
Надеваю спортивный костюм и выхожу во двор. Холодный ветер несет мелкие, колючие капли дождя вперемежку со снегом. Погода — лучше не придумаешь.
Минут двадцать бегаю по лесным дорожкам, потом во дворе дерусь с поленьями. Между столбами возле поленницы я натянул кусок толстой резины. Швыряю в него поленья. Они отлетают по замысловатым, непредсказуемым траекториям. Задача простая: перехватить отлетающее полено и сбить его на лету ударом руки. Через пять минут сбрасываю куртку и майку. Продолжаю тренировку голым по пояс. От меня валит пар, несколько раз падаю, поскользнувшись на сырой земле. Вскакиваю и продолжаю…
Все, хватит. Подбираю мокрые майку и куртку и иду домой. Там меня уже ждет Лена. Она сидит у камина с чашкой чая в руке. Подруга уже переоделась в подготовленный мной «гардероб». Голубой халатик, белые гольфы и голубые тапочки очень идут ей. Вдобавок она перехватила волосы белой лентой. Выглядит она очень уютно, по-домашнему.
— Времечко мое! — восклицает она при моем появлении. — Кто это тебя так? Я слышала, что ты во дворе воюешь с кем-то, да так яростно, что я даже побоялась выглянуть.
Коротко рассказываю ей о своей системе тренировки. Глаза у Лены загораются:
— Здорово! Чего только наши ребята не придумают! А можно мне попробовать?
— Только не сейчас, — отвечаю я и ухожу в душ. Выходя из душа, тоже облачаюсь в домашнюю одежду.
Первым делом смотрю на таймер: двадцать один ноль девять.
— Магистр на связь не выходил?
— Нет еще. А что ты ждешь?
— Он смотрит мой план операции.
— Уже сделал? Расскажи.
— Подожди. Не знаю, как ты, а у меня после тренировки — зверский аппетит. Поужинаем, заодно все расскажу.
— Смотря чем угостишь.
Подхожу к синтезатору и, задумавшись на минуту, творю свиные отбивные, запеченные в тесте, с жареной картошкой и яичницу с сыром. Голод, видимо, придал моим ощущениям и воображению такую остроту, что едва я открываю камеру синтезатора, как Лена заявляет:
— Не глядя, соглашаюсь! Давай все сюда.
В камине горит огонь. Освещение пригашено. Мы сидим у камина и ужинаем. Со стороны ни за что не подумаешь, что дело происходит в «сказочной» нуль-фазе и что сидящие у камина в халатах и тапочках муж с женой обсуждают за ужином детали операции по предотвращению атомной бомбардировки доживающего последние дни Третьего рейха. В эту идиллию вторгается сигнал вызова. Подхожу к компьютеру. Это Магистр.
— Так. Вижу, вы вдвоем? Не будет возражений, если я присоединюсь к вам и немного побрюзжу?
— Не будет, приходи, — откликается Лена не оборачиваясь.
Брюзжать Магистр начинает еще в кабине Нуль-Т:
— Ничего себе, они ужинают! Да еще так мило. И нет им никакого дела до старого Магистра, который вынужден проводить свои вечера в мрачном, холодном одиночестве. А несчастному, старому Магистру тоже хочется иногда ощутить чуточку домашнего тепла, уюта и заботы…
Он выходит из Нуль-Т и сразу присаживается на диван, продолжая брюзжать:
— Хотя разве дождешься заботы от тех, за кого болеешь день и ночь, чьи ошибки и проколы покрываешь, за чьи огрехи в работе выдерживаешь головомойки от руководства…
Не давая ему добрюзжать, мы с Леной подхватываем его под руки, бережно ведем к камину и усаживаем в кресло. Но Магистр не унимается:
— Конечно, когда ты напомнишь им о своем существовании, совесть у них просыпается… иногда. Не спишь, не ешь, кусок в горло не лезет, когда думаешь, как они, как справляются. Вот так и помрешь от физического и нервного истощения, а они даже цветов на могилу не принесут…
Поток «красноречия» прерывается, когда я извлекаю из синтезатора еще одну отбивную. У Магистра мгновенно загораются глаза, и он привстает, глядя в сторону синтезатора.
