Александр Золотько - Оперативник
— Мы, — кивнул Токарев, и показалось Ивану, что говорит он через силу, борясь с безмерной усталостью. — Мы поняли, что если так будет все идти и дальше, то толпы хлынут в офисы Службы Спасения… Если не будет страха, то…
— А как же свобода выбора?
— В задницу твою свободу! Я не стану ждать, не стану своим бездействием помогать Дьяволу! Не стану! И мы придумали галат!
— И нашли людей, которые искренне поверили в эту чушь, — подсказал Круль. — И готовых ради этой чуши пойти в ад?
— Да, нашли! Ведь мы и сами…
— Вы сознательно выбрали ад, а они, убивая и насилуя, искренне полагают, что обретут вечное блаженство. Почувствуйте разницу, между прочим…
Тогда, в подземелье, во время хамсина, Ивану было легче. Он не был связан. У него в руках было оружие, рядом — товарищи, и можно было преодолеть вязкий ужас, думая о задании, просто нажав на спуск пистолета, всадив в голову своего сослуживца дюжину пуль. Сейчас… Сейчас Иван готов был закричать. Больше всего ему хотелось бежать отсюда, бежать прочь из комнаты, пропахшей смертью и страхом. Бежать-бежать-бежать…
На лбу Круля выступили капельки пота. Но предавшийся все говорил и говорил, повышая голос, приближаясь к крику — к истерическому крику.
— Вы натравливали христиан на предавшихся. Христиане и сами легко начинали погромы, но все-таки вы делали для этого гораздо больше. Вы натравливали галат на Конюшню, наводнили Святую землю и Святой Город своими боевиками, чтобы отпугнуть людей от входа в Ад, заставить их задуматься, прежде чем согласиться на экскурсию от «Кидрона»… Это ведь вы неоднократно пытались спровоцировать схватку всех против всех в Святой земле, чтобы ввести сюда международный контингент, чтобы разрабатывать Святую землю, как нефть в Персидском заливе, аккуратно, размеренно, уничтожая любого, пытающегося нарушить порядок. Вначале вы уничтожили бы Службу Спасения здесь, потом, указав на прецедент и упомянув, что ничто не делается кроме как Божьей волей, призвали бы перенести опыт на всю оставшуюся Землю… И выжгли бы такое перспективное начинание Дьявола. Вы потому и деятельность Конюшни всячески саботировали. И Охотников за демонами начали резать, чтобы демоны дорвались, наконец, до обычных людей, наполнили Святую землю и выплеснулись в остальной мир…
— Ваши демоны! — выкрикнул Токарев. — Порождения Бездны!
— Наши, — согласился Круль. — Наши, чьи же еще? Странно получается, мы всячески стараемся их из Ада не выпустить, держать, так сказать, границу на замке, а вы… Это же вы распространяете те идиотские книги по вызову демонов, заключению договора с Адом? Не нашего типового, а того, позволяющего якобы демонами и Дьяволом повелевать. Это для чего? Для того, чтобы дискредитировать всю кампанию, всю маркетинговую политику «Дьявол не врет».
— Да-да-да! Вам нужен покой, нужно строгое выполнение Акта Двенадцати, который заключен неправильно. Не равнозначно. С вашей стороны его подписал Дьявол, а с нашей стороны — люди! Всего лишь люди, которым показалось, что с Дьяволом можно договариваться, что они, эти люди, знают замысел Господа… — Токарев вскочил со стула и прошел по комнате. — Предатели. Тупые предатели!
— Вы бегайте, любезный, бегайте, — противным голосом сказал Круль. — Вы так забавно выглядите на бегу… Так симпатично и потешно.
Токарев подошел к нему, замахнулся, но не ударил, снова сел на стул.
— Почему предатели? — Круль облизал губы, его глаза тревожно бегали, Иван попытался понять, куда именно смотрит предавшийся, но ничего особенного не заметил.
На Ивана смотрел Круль, на Токарева, поднимал глаза к потолку или опускал их к полу. Что же с ним происходит? И что происходит с Иваном, с этой комнатой, с этим миром?
— Смешной вопрос для верующих людей — нужно ли лечить больного?! — Голос Круля сорвался, захрипел, но Круль не замолчал. — Если он болен — значит, Господь хочет что-то сказать, намекнуть, испытать веру, наконец. И лечить — значит нарушать эту самую волю Господа. Но если вылечивается болящий, то по воле Господа или вопреки ей? Не простой ведь вопрос, это сейчас он может показаться обыкновенным, а матери, у которой умирает ребенок, каково? Молиться, не имея ни какой гарантии, или сходить в нашу Клинику, получить помощь, спасти жизнь самому дорогому существу? И всего лишь ценой отказа от журавля в небе. Полагаете, такой уж сложный выбор? Для матери?
Воздух сгустился, превратился в душное желе, заполнившее все пространство между стенами, полом и потолком, лезущее в глотку, забивающее легкие, склеивающее веки.
Иван закрыл глаза, снова открыл, несколько раз моргнул, пытаясь восстановить зрение, но свет от ламп расползался в радужные блики, фигуры Круля и Токарева превращались в размытые пятна.
— Только мы стоим у Дьявола на пути! — крикнул Токарев.
— Мы знаем, — ответил Круль. — Мы это прекрасно знаем. Мы знаем, что вы так думаете. Но вовсе не факт, что так на самом деле. Не факт! Вы не можете знать воли Господа, его планов. Может, он использует Дьявола для того, чтобы покарать зло в вашем обличье? Помнишь: «Я часть той силы, которая вечно стремится ко злу, но делает добро?» Или как-то так, не помню. Может, все перемешалось, и теперь Дьявол сражается на стороне добра, а отринувшие и галаты — на стороне зла?
— Этого не может быть! — Токарев все-таки не выдержал, вскочил и ударил Круля по лицу. — Этого. Не. Может. Быть.
После каждого слова Токарев бил раскрытой ладонью предавшегося по лицу. Широко размахиваясь, с явным удовольствием.
Брызги крови летели в стороны.
— Дьявол несет зло! И мы его остановим! Даже ценой своих душ!
Иван смотрел, не отрываясь, в лицо Круля. Взгляд того продолжал блуждать, но на губах появилась улыбка. Подобие улыбки: очень трудно улыбаться, когда тебя бьют по лицу. Каждый новый удар сносил улыбку, но она снова зарождалась в уголке окровавленного рта. И снова исчезала.
Куда же он смотрит? Зачем спровоцировал Токарева, неужели не понимает, что ТэТэ не сорвется, не убьет его, что номер этот дешевый мог пройти только с палачами-галатами. Куда он смотрит?
Твою мать! Иван чуть не вскрикнул. Он пытался понять, куда Круль смотрит, а нужно было смотреть совсем на другое, нужно было заметить, куда он избегает смотреть. На Токарева смотрит, на Ивана, на потолок, на пол, снова на Токарева. Он не смотрит за спину Ивана, туда, где, кажется, истерзанные тела Хаммера и Яна.
Круль все время смотрел туда, раньше смотрел, когда галаты собирались его пытать, просто взгляда не отводил. А сейчас… Сейчас старательно обходит то место взглядом, избегает туда смотреть. Наконец испугался?
И еще одно, сообразил Иван. Память сыграла с ним глупую шутку. Он испытывал весь ужас в подземелье не во время нападения демона, нет. В тот момент он ничего не чувствовал, даже собственного тела не ощущал. Ужас захлестнул его перед появлением демона, перед тем как засветились жутким огнем глаза Сереги.
Он чувствовал приближение демона, ощущал, как порождение ада направляется к ним, выбирает жертву. Чувствовал, но не осознавал. А теперь…
Токарев что-то кричал, продолжая наносить удары, Круль что-то кричал в ответ, плевал в лицо отринувшему кровью, а тот, не вытирая, все бил и бил.
Шорох за спиной. Тихий звук, будто влажную тряпку потащили по кафельному полу.
Иван зажмурился, превращаясь в слух.
Еще шорох. Влажный шлепок. Шорох. Легкий скрип, словно чем-то твердым провели по стеклу.
Круль смотрит только в глаза Токарева. Только туда. Он не дает Токареву оглянуться, отвлечься хоть на секунду, выплевывает вместе с кровью ругательства и оскорбления, полностью завладев вниманием ТэТэ.
А шаги приближались. Вот они поравнялись с Иваном, тот скосил глаза вправо и увидел окровавленную руку, изуродованную окровавленную руку, пальцы с кровавым мясом на месте вырванных ногтей, вены и сухожилия, не прикрытые кожей.
Обе руки были вытянуты вперед. Обе изуродованные, окровавленные руки.
До Токарева было всего пять шагов, но тело Яна двигалось медленно, с трудом удерживая равновесие и крохотными шажками. Странно было то, что оно вообще двигалось, переставляло изуродованные, изодранные до костей ноги и не падало.
Наверное, что-то в лице Круля изменилось. Или Токарев просто почувствовал приближение угрозы. Или услышал, как сломанная кость стопы царапнула пол.
Токарев оглянулся. Мельком, через плечо. Потом резко обернулся, шарахнулся в сторону, побледнев и пытаясь широко открытым ртом вдохнуть воздух.
Ян — то, что от него осталось, — двигался к Токареву, скрюченные пальцы рук шевелились, тянулись к горлу, как в старом кино.
Круль засмеялся, истерическая нотка прозвучала в его смехе.
— Янек, давай! — крикнул Круль. — Давай, Янек!
В руке у Токарева оказался пистолет. Только что не было и вдруг возник, как по волшебству. Выстрел. Пуля ударила Яна в голову. Иван зажмурился от брызг.
