Денис Лукашевич - Братские узы
Краска мигом отхлынула от лица мессира Фаттиччели.
— Что?… Что ты задумал со своим мутовским отродьем?!
— Нет, убивать его не надо — только исправить. Сделать хорошим!
Крысолов на миг отвлекся, посмотрел преданно и чуточку недоуменно на Пса.
— Еще сложнее!
— Я тебе помогу.
Архиепископ подскочил из кожаного начальственного кресла — перуны проснулись в пронзительных глазах бывшего прима-генерала. Того и гляди сожгут, как сухой валежник.
Пес перестал улыбаться — лицо застыло гипсовой маской. Уперся взглядом в переносицу потомка итальянских эмигрантов. Тот замер — лицо пошло сизыми пятнами, глаз выпучились, брыли-складки мелко задрожали.
— Сядь.
Пауло будто потерял контроль над телом. Парализующая волна поднялась из желудка, подступила к горлу и захлестнула с головой. Беспредельный животный ужас полностью подчинил его своей воле. Казалось, пистолет под рукой, протяни ладонь, достань оружие… Два выстрела, как на учениях. Два трупа. Два все еще живых трупа, которые должны стать мертвецами. Мальчик-убийца и инквизитор-сатана. Отправляйтесь в ад, черт побери!
Но почему же обер-капитан стоит, не шелохнувшись? Почему медлит? Почему рука застыла на полпути? Он и сам не знает, как ответить. Просто не может, и все. Просто страшно, до мокрых штанишек страшно.
А мессир Фаттиччели уже и вовсе потерял свой естественный цвет. Надулись щеки, приобрели явственный синюшный оттенок, кипит пена на губах и текут слезы из глаз, топят пышущие молнии. Прима-генерал уже бьется всем телом, руки, массивные, что грабли, мозолистые и грубые, скребут твердую столешницу, оставляя глубокие борозды и полоски крови от сломанных под бешеным напором ногтей.
А бледные все смотрят. Глядят, выпучив от натуги зенки, словно на странного зверя дивятся. И страх. Боязнь невероятной, бесовской силы волнами расходится от них.
Архиепископ уже не бьется, что припадочный. Тихо хнычет, оплыв в кресле. Тягучая слюна сочится из уголка рта, а глаза бессмысленно смотрят перед собой. Ничего в них нет, гулкая пустота, которая только и ждет того, чтобы наполниться. Набрякнуть новым смыслом и новой личностью.
Вот уже появляются первые признаки человеческого рассудка. Глаза глядят осмысленно… и преданно. Как верный пес на своего хозяина.
Пес судорожно выдохнул, покачнулся — ему пришлось опереться об спинку гостевого кресла, крайне неудобного, узкого и твердого, что сидение электрического стула. Дрожащей рукой инквизитор утер холодный пот, выступивший на белой коже, глаза его лихорадочно, но довольно блистали.
— Тяжело… — Слова давались ему с трудом, ворочались непослушными валунами. — Вот так всегда: ни одно чудо не дается без усилий! Не так ли, братец?
Бледняш молчал. Лицо застыло посмертной маской, скалилось судорожной улыбкой. Пауло бы многое отдал бы за то, чтобы ни разу в жизни не видеть ее. Сквозь повязку, укрывавшую культю, проступили широкие красные пятна.
А за столом, широко расставив могучие руки, поджав толстые губы, восседал грозный Фабио Фаттиччели. Он в нерешительности перевел взгляд с Бледняша на Пса, и обратно, скользнул широкими зрачками по обер-капитану. На мгновение взор архиепископа затуманился, но тут же обрел полную ясность. Мессир Фаттиччели медленно, скрипя непослушными мускулами, поднялся.
— Я к вашим услугам. Что вам угодно?
— Мне многое, очень многое угодно! — Пес опять улыбался. — Готов ли ты пойти за мной в деле спасения веры?
— Всегда.
Наконец-то Пауло очнулся от своего ступора. Сейчас бы выхватить пистолет, верный «Глас Иерихона» калибра девять миллиметров, пули со стальным сердечником, способные расплескать содержимое человеческой головы по стене, украшенной многочисленными наградами. Сыграем в героя, да?
Нет, не сейчас. Обер-капитан Пауло Сантьяго, отличник Инквинатория вполне ясно осознавал, что после первого же выстрела в кабинет ворвутся либо охранники архиепископа, либо архаровцы Пса, его верная Свора, что разорвут его на части получше настоящих собак.
Поэтому ждем и наблюдаем. Пусть Пса обманет его верный нюх, пусть проглядит тайные мысли, гуляющие в чернявой голове обер-капитана.
Глава 19. Клейденское гостеприимство
Вертолет трясло и било в воздушных потоках, но он не сдавался, нес вперед свой драгоценный груз — людей, замкнутых в тесной десантной каморе. На полпути к Клейдену навстречу машине сорвалась целая стая странных существ с огромными кожистыми крыльями. Твари били длинными острыми клювами корпус, пытались проковырять стеклянный колпак, накрывающий кабину, царапали черное покрытие кривыми когтями. Анджею удалось отогнать их только после нескольких головокружительных воздушных маневров и залпа автоматических пушек. Существа с разочарованными воплями отправились искать более беззащитную добычу. Больше во время путешествия над Познаньской пустошью их никто не беспокоил, только внизу разворачивалась картина страшного запустения и больной природы. Низкорослый лес пробивался сквозь руины безымянных городов, серая гладь гнилых земель, заселенная черт знает чем, сухие русла мертвых рек и заплесневевшие озера, превратившиеся в топкие болота.
Мелькнула под днищем тонкая блестящая полоска Одера и пропала в незнамо откуда натянувшихся тучах, зарядил мелкий осенний дождь. Водяная крупа барабанила по корпусу и навевала грустные мысли и черную тоску. Люди в страшной тесноте практически друг с другом не общались, перекидывались лишь редкими словами. Веллер то спал в беспокойном сне, то дрожал от лихорадки, но явно шел на поправку, Войцех с невероятным флегматизмом проводил все это время в неком подобии полусна, отвечая на вопросы невпопад, лишь Марко то и дело поднимался к Анджею, рассматривал проплывающий внизу пейзаж и сверялся с показаниями многочисленных циферблатов, болтал о всякой ерунде с Анджей, что то и дело клевал носом.
Только на второй день на приборной доске загорелась красная лампочка, тревожно запиликал звонок, возвещая о том, что топливо уже на исходе. Стальная «стрекоза» и так была молодец: без передышки пересекла Теократию, всю Познаньскую пустошь и сдалась только на границе с Клейденом, землях вольных поселенцев, кого чем-то не устроила жизнь в республике. Конечно, теперь им приходилось терпеть недальнее соседство с пустошью и бороться с зарослями паучьих тополей. Может, им удастся найти топливо или, на крайний случай, более привычный транспорт, едущий в центральные области Клейденской республики.
Теперь начинал захлебываться и мотор, пищанье звукового сигнала стало постоянным и надоедливым, будто огромный комар жужжит над самым ухом, машина то и дело зарывалась тяжелым носом в воздушные ямы, опасно кренилась к земле, кашляла и сипела турбина над головой.
— Вот и все, — с потаенной грустью в голосе сказал Анджей, вытягивая ручки штурвала на себя после очередной попытки «стальной стрекозы» зарыться в неуправляемое пике. Поляк снизил скорость до минимума, опустился практически к самой земле, пугая редкие стада худосочных коров. — Долетались.
— Спасибо и на этом, — довольно хмыкнул Марко. — Я и не думал, что мы дотянем практически до самого Клейдена. Теперь дело за малым. Ты только попробуй дотяни вот до того хуторка — попробуем на вкус клейденского гостеприимства. Может быть, у них найдется немного топлива.
Вертолет завис совсем низко над землей, разгоняя воздушными волнами тучи пыли и павшей листвы, и тяжело плюхнулся на выдвинувшиеся шасси. Погудел немного двигателем и затих. Только через непродолжительное время остановились и винты.
Осень давно и надежно оккупировала окружающую местность. Серая земля укрыта желтым саваном пожухлой травы, на которой паслись худые, аж ребра выпирают, коровы со скорбным видом двигая застрявшими в бесконечном цикле жевания челюстями. Глупые животные уже давно забыли, что минуту назад с испуганным мычанием неслись сломя голову прочь от вертолета. А вот пастушок не забыл.
Парализованный страхом он вжимался в сухой ствол мертвого дуба, растерянно хлопал большими круглыми глазами, по серебряной клейденской марке каждый. Ему бы бежать сломя голову прочь, вопя на всю округу о пришествии страшного дракона, да видимо ноги отказали бедняге.
Стоило Веллеру, ставшему жутким красавцем с половиной лица, покрытой запекшейся кровью, появиться из брюхо «стальной стрекозы», как мальчуган сдавленно всхлипнул и провалился в беспамятство.
— А я только собирался сказать «привет»! — грустно улыбнулся наемник. При этом часть корки треснула и по подбородку побежала красная дорожка. — Опять кровь! — с раздражением утерся Веллер.
— Без рук, братец, а то какую-нибудь заразу занесешь. Дай, я тебя перебинтую. — Марко занялся братом, и через несколько минут тот с перебинтованной головой смотрелся хоть не так страшно.
