Александр Марков - Локальный конфликт
— Как будто трудно догадаться. Интервью для газет, журналов, участие в ток-шоу и прочее.
Сергей поморщился. Последние дни он только и делал, что отвечал на всевозможные вопросы, правда назвать это интервью было нельзя, а слово «допрос» звучало обидно для тех, кто его расспрашивал. Все ответы, помимо того, что фиксировались на видеопленку, еще и стенографировались. Техника может подвести, а человек — нет. Но этот процесс отбил у него всякую охоту встречаться в ближайшее время с кем бы то ни было, кто может начать задавать вопросы. Всем, кто обратится к нему с подобной просьбой, он мог бы порекомендовать справиться у спецслужб — не поделятся ли те записанными материалами. Но они редко делились своими архивами. Может, лет так через пятьдесят, когда с них снимут гриф «секретно», а пленка уже так осыплется, что на ней не останется ничего, кроме помех, похожих на падающий снег.
— Не морщись. Известность — тяжкое бремя. В узких кругах к тебе приклеилась кличка «Кавказский пленник». Не очень остроумно, но что поделаешь. Если ты согласишься на эту каторгу, я имею в виду интервью и прочее, то твой день будет расписан по минутам. Прямо как у президента. Не успеешь дать одно интервью, как тебе тут же придется ехать на съемки телепрограммы. Поверь мне, это очень хлопотно. Правда, взамен на пару-тройку недель ты станешь очень знаменит. Придется тебе на это время арендовать автомобиль представительского класса, как и полагается звезде телеэкрана. Я знаю, ты на метро ездить любишь. Пока советую воздержаться. Узнавать будут. Но потом все нормализуется, придет в норму. О тебе забудут.
— Я подумаю.
— Много думаешь. Я тут занялся коллекционированием — сюжеты о тебе записываю. На полуторачасовую кассету уже есть. Думаю, будет еще. Наверняка тебе предложат перебраться на другой канал. ТБВ и РКА зондируют почву. Но я тебя не отпущу. Так и знай. Если уйдешь без моего согласия, станем врагами и тебе при встрече руку не пожму.
— У нас же крепостное право отменили в девятнадцатом веке.
— Э, — Валерий Петрович сощурил веки, — никто его не отменял. А предложение поехать в любую точку мира остается в силе в любом случае.
— Спасибо. Я подумаю.
На улице стало теплее. Шел густой снег. Казалось, что снежинки за то время, пока они падали с небес, успевали разрастись, превратившись во что-то разлапистое, огромное, и если бы земля находилась чуть ниже, они успели бы стать такими большими, что каждая из них могла накрыть дом или улицу, а людей — тем более. Тогда ходить по улицам станет опасно, все будут сидеть по домам, пережидая непогоду, уставившись в окна. Снежинки настойчиво лепили маску на лице, но она быстро таяла, стекая слезами по щекам. А у зимы уже не осталось сил, чтобы превратить их в лед.
Снег мохнатыми шапками и шубами висел на скелетах деревьев, точно хотел нарастить на них плоть, которую слизнула осень.
Черные фонарные столбы за всю их долгую жизнь красили многократно поверх старой, местами уже опавшей или отслоившейся краски. Поверхность их стала шероховатой, похожей на стройные стволы деревьев, увидев которые заготовители корабельного леса захлопали бы в ладоши от восторга. Спиливать их пока бы не стали, подождав немного, когда они еще чуть подрастут, тогда они сгодятся на мачты для фрегатов. Сруби их сейчас, так на срезе насчитаешь штук семьдесят годовых колец, но за это время они не прибавили и сантиметра, а наоборот, стали чуть ниже, погрузившись на несколько сантиметров корнями в землю и в асфальт. На вершинах у них росли грозди виноградин, тускло светящихся внутри, как будто сок, который содержался в них, напитался солнечными лучами и теперь, когда солнце ушло, потихоньку расставался с ними. Эти деревья вывели специально для города. Но модель была старой. Они отгоняли от себя тьму всего метра на два. Под столбами скапливалось резко очерченное, словно загнанное в ловушку, окруженное со всех сторон, пятно света. Шагни в сторону — и потеряешься в темноте, будешь ходить на ощупь, пока не наткнешься на шершавую стену какого-нибудь дома.
Пятна эти постепенно разрастались. В виноградинах разгорался какой-то мистический огонь. Если спрятаться в подворотне и следить за ним, то станешь свидетелем таинственных и загадочных событий.
Надо взобраться на столб, сорвать одну ягоду, взять ее с собой тогда темнота будет расступаться. В милицию заберут раньше, чем вскарабкаешься на этот столб. Да и дело это очень трудное, ствол-то гладкий, не ухватишься ни руками, ни ногами. Сергей вспомнил, как в Уфе на сабантуе видел человека, который зарабатывал деньги тем, что ловко взбирался на высокий шест и там на его вершине показывал разные акробатические трюки. Он и на этот фонарный столб успел бы залезть до того, как о хулиганстве его сообщили бы в отделение милиции и сюда приехал патруль.
Улицы заносило снегом. Он уже доходил до щиколоток, а дворники, вероятно, собирались сейчас все вместе, накапливали силы для решающей битвы, которая решит исход этой войны. Они не спешили и, отражая каждый год несколько подобных набегов, знали, когда надо нанести главный удар.
Сергей все никак не мог адаптироваться в этом мире, и если уже не пугался автомобильных потоков, как дикарь, впервые попавший в город, то относился к ним с настороженностью, стараясь переходить улицу, когда машины были далеко или на светофоре загорался зеленый свет.
Но машины были редкостью, скорее исключением, чем правилом, точно эта улица переместилась лет на десять назад, когда о такой проблеме, как автомобильные пробки, никто еще не задумывался.
Идти домой не хотелось. Он чувствовал, что при той концентрации всевозможных средств связи, которыми напичкана его квартира, сегодня его обязательно найдут, даже отключи он телефоны — обычный и мобильный, пейджер, компьютер, знакомые все равно изыщут способ, чтобы выразить ему свое сочувствие и поддержку.
Выгонять в такую погоду машину из гаража жалко. Она ничем не провинилась, могла заартачиться и не завестись. Но «Мерседес» завелся с первого же оборота, откликнувшись на первый же поворот ключа зажигания утробным урчанием, с удовольствием проглатывая бензин, которого ему не давали отведать уже с месяц.
Сергей смотрел на подсвеченную зеленым и красным панель уже проснувшихся приборов и не понимал, что же ему делать дальше. Он лишь знал, что ему не стоит возвращаться домой, будто это — проваленная явка, где его поджидает группа захвата, лучше и вовсе на какое-то время — на недельку или даже на месяц, уехать из города. Он стал жалеть, что сразу же не согласился на предложение Валерия Петровича, не ткнул пальцем в глобус прямо у него в кабинете, но ехать к нему опять уже не хотел, да и ушел он, наверное, с работы, не ночует же он там.
Машины тянулись друг за другом угрюмой усталой вереницей. По бокам их обступали фонарные столбы, отмечая границу, переступать которую им было не дозволено. Почти касаясь друг друга бамперами, они пробирались через снежные заносы, уткнувшись в то и дело вспыхивающий красными предупредительными сигналами затылок впереди идущей машины. Лишь те, кому удавалось пробиться к краям потока, ускользали на примыкающие улицы.
Сергей подрулил к обочине, остановился. Он не знал, как оказался в центре города, ведь хотел поехать совсем в другую сторону. Неужели все дороги этой ночью ведут в центр?
Правая передняя дверь отворилась, в салон кто-то заглянул и спросил.
— До Предтечной.
Сергей вздрогнул, повернул на голос голову и только сейчас понял, что встал прямо возле голосующей девушки. Он секунду с интересом рассматривал ее лицо, совсем забыв ответить ей. Пауза эта слишком затянулась. К счастью, девушка подумала, что он прикидывает, сколько с нее взять за услугу, пришла на выручку, сразу же ограничив поле для размышлений.
— Семьдесят.
— Предтечная — это где? — наконец нашел, что спросить Сергей. За свою жизнь он успел неплохо визуально изучить город, но большинство названий улиц не задерживались у него в голове. Предтечная была из их числа, хотя что-то смутное всплывало из памяти и он не сомневался, что бывал на этой улице.
— Метро Калининградское. От него минут пять. Я покажу.
— Хорошо. Садитесь, — кивнул он.
Подвозил он кого-нибудь часто. Но денег развозом не зарабатывал. Ему вполне хватало на жизнь зарплаты и премиальных.
У девушки были две распухшие полиэтиленовые сумки с эмблемами круглосуточного супермаркета. Она поставила их в ногах, точно хотела, чтобы они всегда оставались на виду. Но вряд ли там оказалось бы что-то ценное, о чем надо беспокоиться каждую секунду, если, конечно, девушка не была гурманом. Когда она села в кресло, аккуратно подогнув полу длинного пальто, салон машины тут же наполнился запахом духов, мягким, приятным, не таким вульгарным, который распространяла висевшая на зеркале заднего вида ароматная оранжевая елочка. Стало уютно. Такого ощущения Сергею никогда не удавалось добиться.
