Михаил Тырин - Синдикат «Громовержец»
Пакля продолжил путь в одиночестве. Ему было тяжело в жилете и шлеме, солнце раскаляло землю, но он а упрямо шел.
И наконец попался на глаза майору Дутову, который по случаю воскресенья ехал на дачу на служебной машине.
Первое, что сделал Дутов, — это насмерть перепугался и собрался дать по газам. Но получше разглядев жалкую фигуру, он понял — пугаться вроде бы нечего. Настал черед для удивления и возмущения.
Через двадцать минут майор ворвался в вагончик командира спецбатальона «Стрепет». Паклю, который глупо улыбался и пускал слюни, он тащил за шиворот.
— Вот он — ваш секретный противник, — с яростью выпалил Дутов и швырнул Паклю на пол. — Вот с кем вы тут сражались все это время и рушили дома.
— Это что?.. — пробормотал оторопевший полковник.
— А вот игрушечное оружие, от которого вы отстреливались из пулеметов, — Дутов грохнул о стол пневматическим пистолетом.
— Объясните! — потребовал полковник, невольно переходя на «вы».
— Объясняю, — злорадно усмехнулся Дутов. — Полторы сотни ваших солдат не смогли поймать одного придурковатого наркомана, который достал где-то каску и бронежилет. Вот он — на блюдечке с голубой каемочкой. И никаких военных секретов!
Из вагончика Дутов вышел с прорезавшимися волевыми складками около рта. Полковник некоторое время разглядывал невменяемого Паклю, который умильно сучил ножками на полу.
— Допросить, — сказал полковник заместителю, хотя было неясно, приказ это или вопрос. Через некоторое время он добавил: — Так, на всякий случай…
ЭПИЛОГ
Больница стояла на отшибе, среди зеленых садов и деревянных домиков. У входа курили старики в синих истрепанных пижамах. Тяжело сопела, изнемогая от жары, большая собака.
Кирилл, поднимаясь по лестнице, ждал, что сейчас его вытолкнет вон какая-нибудь сердитая врачиха. Но второй этаж был пустым и тихим, там не стоял даже столик дежурной сестры.
Облупленная дверь палаты была настежь открыта.
Хрящ валялся на кровати с книгой, сосредоточенно шевеля губами.
— Привет, — сказал Кирилл, обводя взглядом пустые кровати. — А тебя одного, что ли, поселили?
— Ага, как же… — фыркнул Хрящ. — Тут еще трое дедов гнездятся. Один орет по ночам всякую хреновню, другой воздух портит, третий вообще…
— А чего читаешь? — Кирилл присел на соседнюю кровать.
— А-а… — Хрящ отбросил книгу в сторону. Это был учебник немецкого.
— Н-да… — Кирилл снова оглядел уныло-голубые стены палаты. — Не очень тут весело. Кормят хоть?
— Да кормят.
— На, — Кирилл вытащил из пакета небольшой магнитофон и несколько кассет. — Развлекайся. И вот наушники еще, чтоб дедов не волновать.
— От-тана! — обрадовался Хрящ. — Чего хоть за записи? А спицу принес?
— Ага, — на одеяло легла длинная велосипедная спица. Хрящ тут же схватил ее и принялся пихать ее под гипс, чтобы почесать ногу.
— Кайф, — сказал он. — Ну рассказывай, как там городок?
— Да чего рассказывать… Стоит городок, не падает.
— Паклю-то не видел больше?
— Паклю? — Кирилл вздохнул. — Паклю в дурку отвезли — от наркоты лечиться.
— В дурку? Давно пора, — одобрительно сказал Хрящ.
— Ага… Пельмень вот к нему ездит иногда, яблоки всякие возит.
— А Поршень?
— А чего Поршень… Ходит всю дорогу с разбитой рожей. Только зарастет — ему опять расшибают. А вообще, давно не видно его. Тут какие-то братки на «Фордах» приезжали, его спрашивали. Не знаю, в общем…
— Ясно… — Хрящ замолк, перебирая кассеты.
— Когда домой отпустят? — спросил Кирилл.
— Говорят, через недельку. Но это неточно.
— Я попрошу батю, чтоб он на машине отвез. А тебя вообще-то не спрашивали, где так угораздило? — Кирилл постучал пальцем по гипсу. — Что ты докторам сказал?
— Да с докторами-то я договорился. Тут из милиции приходили…
— Да ты что? Ну и…
— Да ничего. Сказал, что упал, — Хрящ пренебрежительно махнул рукой. — Упал так упал — им только легче.
— А по правде как было? Я ж еще не знаю толком.
— Да так… Это ж я стрельнул в потолок, чтоб вы смогли вылететь через дырку. Потом по мне стрельнули. Помню только, железяки на мне звякнули. Потом как швырнуло на штабеля, как посыпалось сверху… Нога пополам. Так что, — подвел итог Хрящ, — это я вас всех спас.
— Ну, с меня литр пива, — почтительно проговорил Кирилл.
Хрящ уставился в окно, где колыхалась черная березовая ветка.
— Кира, — проговорил он, — а ты, когда там был… Вот там, — он показал пальцем в потолок, — с Ираидой-то не виделся?
— Виделся, — кивнул Кирилл.
— И чего?
— Ну чего… Вспоминала тебя.
— Да-а? — Хрящ разволновался. — Ничего не передавала?
— Да, просила передать кое-что.
— Что, говори!
— Просила сказать, что таких дураков набитых она в жизни не видела. Что таких, как ты, надо в банки со спиртом закрывать и показывать за деньги.
Хрящ снова отвернулся к окну и обиженно засопел.
— Да ладно, не плачь, — Кирилл протянул ему небольшой плотный прямоугольник, похожий на календарик. — Вот тебе от нее посылка.
Хрящ вцепился в карточку и подался назад, чтобы Кирилл не подсмотрел.
— Отклеивать надо? — растерянно спросил он.
— Ну отклеивай.
С гипертрофированной осторожностью Хрящ снял с карточки липкую пленку. Его глаза удивленно округлились. Кирилл не выдержал и тоже посмотрел.
На карточке была Ираида — совсем настоящая, живая. Она улыбнулась и начала говорить. Голос был негромким, но очень чистым.
«Сережа, спасибо огромное за папу. Я никогда тебя не забуду. И еще — я про тебя узнала. У тебя все-все будет хорошо. Прощай…»
Она снова улыбнулась и приложила пальцы к губам. Изображение застыло. Теперь в руках Хряща была просто фотография, на которой фантастически красивая девчонка посылала ему воздушный поцелуй.
— Что она узнала? Что? — заволновался Хрящ, едва не подпрыгивая на кровати. Он даже пощелкал ногтем по карточке, помял ее, но Ираида не оживала. — Кира! — взмолился Хрящ. — Про что она говорила? Что у меня будет хорошо?
— Она же сказала — все.
— Но тебе-то она объяснила?
— Ни слова не сказала. Только все вздыхала, что ты не прилетел.
Хрящ откинулся на подушку, кусая губы от досады.
— Ладно тебе… — нерешительно проговорил Кирилл. — Кончай, больным нельзя нервничать, — внезапно он понял, что Хрящ хочет остаться один. — Ну пойду я. Принести еще чего-нибудь?
— Да не знаю… Ты пива вроде обещал?
Кирилл выбрался из больницы и пошел по улице, закинув пакет за плечо. На первом же перекрестке он неожиданно наткнулся на Дрына, который копался в двигателе древнего облупленного «Чезета».
Остановившись, Кирилл некоторое время с усмешкой наблюдал за его стараниями. Потом сказал:
— Салют композиторам. Что, рояль не настраивается?
Дрын обернулся.
— А, привет. Видишь вот, провод вылетает… Обожди пять секунд, подвезу до города.
— Ну подвези, — Кирилл присел на корточки, закурил.
Дрын щелкал плоскогубцами, вполголоса матерясь.
— Как там музыка? — поинтересовался Кирилл. — Играет?
— Да ну на фиг… — пробормотал Дрын, не оборачиваясь. — Рваный нормально такты держит, девочка на «Ионике» тоже терпимо. А Вано на барабанах молотит, как бесноватый. Попробовал Удота посадить — так он, паскуда, сразу мне барабан бычком прожег.
— Тяжелый случай.
— Ага… Может, ты на барабанах посидишь?
— Не-а. Какие мне барабаны — повестка со дня на день придет.
— А-а, у нас Брюхо тоже вот… Вместе пойдете. Ну ничего, я их вышколю, музыкантов этих хреновых, — Дрын поднялся, кинул плоскогубцы под сиденье. — Ну, помчали.
Мотоцикл так звонко трещал, что прочие звуки тонули, как в болоте.
— Ты к Машке? — крикнул Дрын.
— Не, я домой. Машка в город отъехала по делам.
— Все поступает?
— Поступила давно.
— Ну теперь держись, Кира, — засмеялся Дрын.
— С чего это?
— Город! Девка-то красивая… Танцы-жманцы-ресторанцы.
— А ты ее ни с кем не путаешь?
За квартал до центральной улицы Дрын остановил мотоцикл.
— Дальше сам добежишь?
— Добегу, — заверил Кирилл, пряча усмешку. Все понятно: на улице полно людей, и Дрын опасается принародно катать гимназиста. Нет — значит нет, можно и пешком пройтись.
Пройтись не удалось, потому что через десяток шагов мотоцикл Дрына снова оказался рядом.
— Ладно, черт с ними, — сказал он, глядя в сторону. — Поехали.
— Я тоже так думаю, — согласился Кирилл. — Черт с ними, поехали.
— Держись, не падай! — крикнул Дрын, выкручивая газ.
— Не упаду, — заверил его Кирилл.
