Олег Лукьянов - Хроники затерянной эры (трилогия)
Я почувствовал, как сдавило грудь, как навалилось чувство одиночества, отчужденности, отрезанности от остального мира…
— Эльва, а что это за точки рядом с нашим кораблем? Вон, смотри, кажется, они мигают.
— Это система сторожек, сэр.
— Что это такое?
— Сканеры. Пираты установили их перед тем, как покинуть «Сердце Эльвы».
— Зачем? — спросил я, насторожившись.
— Они фиксируют состояние корабля, активность внутри и на его поверхности, а информацию передают прямиком на флагман флота корсаров.
Под ложечкой противно засосало.
— Значит, они в курсе, что я тут?
— Да, сэр.
— И они вернутся?
— Именно так, сэр.
— Они убьют меня?
— Вероятность этого девяносто девять и девять десятых процента, сэр.
Я запустил руку в шевелюру и задал очередной вопрос:
— А что будешь делать ты?
— После вашей смерти, сэр, если десантники не уничтожат остальные биологические материалы, я создам нового временного капитана. В любом случае ваша смерть будет не напрасной — вы сэкономили огромное количество энергии, так что, если вы продолжите работу, мне представится возможность выстроить и запустить гипервременной зонд, который позволит передать координаты корабля в Центр Управления ОСА… Должна вас поблагодарить. Спасибо, сэр!
Глава 2
Крещение
Каюта бывшего капитана, а теперь уже моя, была оформлена в стиле феодального зала рыцарской эпохи. Стены были обиты лакированными досками, на которых висело множество гобеленов и картин в золотых рамках. Все они имели общую тему: сражения рыцарей друг с другом и с мифическими тварями — драконами и эльфами — или демонстрировали красоту и величие древних замков. Но одна картина явно выбивалась из этого ряда, вдобавок размещалась она на самом видном месте, что лишь подчеркивало ее неуместность.
Из золоченой рамки на меня осуждающе смотрел пожилой мужик с седыми висками, изображенный в полный рост. Каждая морщинка и складочка кожи была прописана неведомым художником с фотографической точностью и достоверностью, серые глаза казались живыми. Вместо рыцарских доспехов на нем был боевой скафандр — по крайней мере, я так решил, разглядев шесть красных фонарей, двумя рядами опускающихся с грудной пластины на живот, и толстый пруток антенны, растущий прямо из наплечника. На конце этой антенны перемигивался огромный светодиод.
Серебристый, украшенный черными причудливыми символами в стиле кельтских рун, скафандр мне очень понравился. Возникало ощущение, что он не занимает много места — скафандр плотно облегал фигуру, но в то же время казался несокрушимым, верилось, что человека в нем убить невозможно. Правда, голова мужчины оставалась непокрытой. Интересно, как выглядит шлем?
— Эльва, а кто это?
— Это бывший капитан, сэр.
— Я же просил, не называй меня «сэром» — от этого зубы сводит.
— Но, сэр, обращение к капитану иначе чем «капитан» и «сэр» запрещено уставом.
— Ну, называй тогда капитаном.
— Не могу, сэр, поскольку вы — временный капитан.
Я возвел было очи к потолку, но на ум пришла простенькая хитрость, и я не преминул ею воспользоваться:
— В таком случае обращайся ко мне — «временный капитан». Ясно?
— Да, временный капитан.
— А слово «временный» опускай как лишнее — поскольку на его произношение тебе придется затрачивать дополнительное время. Поняла?
В каюте повисло молчание. Рассеянно оглядывая предметы антиквариата, бросая алчный взгляд на огромную деревянную кровать со свисающим красным балдахином, я напряженно ждал ответа. Когда я уже было решил, что случилось одно из двух — компьютер раскусил логическую ловушку или же просто завис, он вдруг ожил и заговорил:
— Это не противоречит уставу. Я поняла, капитан.
— Хорошо, чередуй «капитан» и «сэр».
— Приняла, сэр.
— Супер… Эльва, я хочу такой же скафандр, как у него, — произнес я, указывая пальцем на картину.
— Капитан, вынуждена отметить, что это не скафандр, а боевой доспех поколения САУ-12. Я уже докладывала: все склады экипировки и амуниции разрушены. Шкафы с комплектами индивидуального применения также разграблены. Исправных боевых доспехов какой бы то ни было модели на корабле не имеется.
— Мощные пираты, однако… Ты сказала, что наш корабль занимает площадь целого материка, а почистили они его сверху донизу…
— Я этого не говорила, капитан.
— Неважно. А что там с неисправными скафандрами? Их можно восстановить?
— Сэр, на корабле не осталось обслуживающего персонала, а роботы с этим не справятся, проще выплавить новый.
— Ну, так чего ждешь? Выплавляй.
— Капитан, единственная оставшаяся функциональной фабрика по вашему приказанию загружена на сто процентов мощности. До окончания производства ракетной установки типа МС-2 остается сорок две минуты. Прикажете заморозить производство и перенастроить его на литье боевого доспеха САУ-12?
Я почесал затылок. Совсем забыл, что не более чем пять минут назад намеревался продать свою жизнь подороже и приказал Эльве восстановить одну из фабрик за счет оставшегося на остальных оборудования, чтобы построить стационарную ракетную установку — оптимальную по сочетанию боевых характеристик и сроков изготовления. Конечно, учитывая, что на «Эльве» до встречи с флотом корсаров было установлено более трех тысяч различных орудий, приходилось признать: производство одной «пукалки» окажется бессмысленным. Но что-то не давало мне, сложив руки, ожидать врага, а потом бессильно поднимать белый флаг. Если мне суждено умереть, то я хотя бы умру в бою. Может, глупо, но других вариантов все равно нет.
— Нет, Эльва. Поставь доспехи в очередь.
— После зенитки ЛЗ-116?
— Перед зениткой и после ракетницы.
— Вы хотели сказать, ракетной установки, сэр?
— Да.
— Выполнено.
Я наконец перестал пялиться на антикварный столик и расставленные на нем позолоченные канделябры, шкатулки и прочие предметы, уже в мое время вышедшие из обихода.
Подойдя к зеркалу в вычурной раме, я хотел полюбоваться зеленым костюмом, прекрасно сидящем на стройном спортивном парне, однако вместо этого уставился в свое лицо. На ухоженной когда-то коже лежит печать усталости в виде пугающей бледности, запавших щек и синяков под глазами. Взгляд пустой и какой-то даже бессмысленный. Даже волосы, в прошлом — предмет моей гордости, стали теперь тусклыми и безжизненными. На душе заскребли кошки: всю сознательную жизнь я тщательно следил за своим внешним видом, и вот чем все закончилось!
