"Та самая Аннушка", третий том, часть вторая: "Долгий привал" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич
— Мелефиты не умерли! — горячо поддержала её Сашка. — Я прочитала в книгах! Наши интеллектуальные модули нельзя разбить или поломать, они очень прочные! При длительном отключении питания они переходят в режим гибернации, архивируя личность в особую защищённую часть носителя. В этом состоянии наш мозг может пребывать чрезвычайно долго, почти бесконечно, но потом его можно подключить — оп! — мелефит снова живой!
— Не понял, — озадачился я, — то есть мы сейчас разговариваем не с Алиной и Александрой, а с древними мелефитами?
— Нет, — вздохнула негритянка, — их личности не то уничтожены, не то заархивированы. Я не знаю точно. Когда модули готовили к повторному использованию, их отформатировали, но я надеюсь, что резервная копия сохранилась на специальном отделяемом носителе, который есть в каждом из модулей.
— Это можно как-то выяснить?
— Я не рискнула запустить восстановление на себе. В какой-то мере это самоубийство. Если во мне разархивируется тот мелефит, что летел куда-то на дирижабле, что станет со мной, Алиной? Не исчезну ли я как личность? Не будет ли это фактической смертью? Я долго размышляла на эту тему, и решила, что моя жизнь тоже чего-то стоит. Мой опыт, переживания, становление, развитие, осознание себя… Разве я не имею права на жизнь? Справедливо ли будет убить меня только потому, что это помещение… — она постучала наманикюренным пальчиком по синеволосой голове, — раньше принадлежало кому-то другому?
— Полностью тебя поддерживаю, подруга, — сказала Аннушка. — Я бы на твоём месте ни за что не уступила место какому-то древнему хрену. Может, он вообще мудак какой-нибудь, а ты ради него себя сотрёшь. Не, ну нафиг! А ты, Саш, не хочешь пробудить в себе мелефита? В нынешней ипостаси ты и прожила-то всего ничего, много не потеряешь.
— Я тоже думала об этом, — призналась Сашка. — Как только прочитала книги и поняла, что они про меня и для меня. Как Александра Алексеевна я живу совсем недолго, это правда…
— Стоп, — перебила её Даша. — Так ты чья дочь вообще? Я слыхала, что с отцом бывают неясности, но с матерью-то как вышло?
— Александра — биокибернетическая сборка, — спокойно пояснила Алина. — Как и я сейчас. Это биологическое тело, выращенное вокруг кибернетической основы и обслуживаемое интеллектуальным модулем утратившего личность мелефита.
— Мои сны, — добавила Сашка. — Это то, что осталось от той девочки с дирижабля.
— Или то, что каким-то образом просачивается с архивного носителя, — возразила ей негритянка. — Её тело, точнее, его биологическая часть, выращено из генетической основы Лёхи и Аннушки, так что она их дочь. Но основа её сознания — язык, информация о мире, базовый личностный паттерн, — заложены в пустой мозг мной. Без этого она была бы младенцем в теле подростка. Так что она и моя дочь.
— Забавно… — почесала растерянно нос Даша. — Слушай, я вот чего не поняла. Если её тело частично кибернетическое, то она что, никогда не вырастет?
— Я тебе объясню, — вызвалась Сашка. — У мелефитов возраст был дискретный. Точнее, это было пять возрастов, от ранне-детского до взрослого. Мы не росли и не старели так, как люди. Получив тот опыт, который можно обрести в первом детском теле, мелефит-ребёнок переписывался в тело следующего возраста, а модуль-носитель этого освобождался для нового сознания. Поэтому число детей всегда было одинаковым, а вот число взрослых постепенно росло. Устойчивая семейная пара могла подать заявку и, пройдя ряд тестов, получала ребёнка первого возраста с несформированной личностью. И брала на себя её формирование. В окончательном теле мелефит обретал внешность, которую считал соответствующей самовосприятию, принимал на себя социальную ответственность и получал нечто близкое к бессмертию. Если его тело повреждалось, то носитель переставляли в новое. Это была огромная индустрия, части их производства в виде изолированных предприятий существуют до сих пор. Я третьего возраста и не вырасту, если не появится подходящий носитель. Мой интеллектуальный модуль меньшего размера, чем взрослый, так что просто переставить его в новое тело нельзя.
— Пичалька, — озадаченно прокомментировала Даша, — ну ничего, ты мне такой больше нравишься. Смешная. А выросла и стала бы занудой небось…
* * *
Отловили меня у Кройчека, которого я навестил, чтобы передать привет от Криссы, заверить, что дочь его в полном порядке, цветёт и пахнет, учится и растёт в профессии и вообще умница-красавица, всем на зависть. Душой не покривил, девушка правда талантливая и симпатичная, хоть и невеличка. Про Кардана рассказывать не стал, мало ли как отец отреагирует на то, что дочь крутит любовь с кибером на железных ногах? У всех свои пределы толерантности. Да они, может, и разбегутся ещё, чего зря родителей нервировать? Крисса уже взрослая, сама разберётся.
У самого Кройчека дела идут хорошо, все подъёмники заняты, а в соседнем боксе технические роботы Алины монтируют ещё три. Расширяется, значит, бизнес.
Грёмлёнг порадовался вестям, повыспрашивал подробности, похвастался, что оказался самым продуманным предпринимателем на Терминале, потому что не свалил, когда все его бросили, а верил в Алину и не ошибся. Теперь аренда подорожала на порядок, а он успел почти задаром заключить договор на три дополнительных бокса. Оборудование, инструмент и расходку привезут на днях караваном, теперь это быстро и даже относительно дёшево, потому что прямой маршрут и можно делать заказы. Кто молодец? Он молодец! Правда, одной семьёй это не потянуть, но он уже послал весточку дальним родственникам, будут у него в найме, а он будет им начальник. Поди плохо? Я заверил, что да, хорошо, и Кройчек — голова, палец ему в рот не клади. Я бы вот не положил бы.
Вестником оказался всё тот же Пеший, который приходил ко мне в квартиру на Родине. Он давний порученец консигнатора, мужик невзрачный, но недооценивать его не стоит. Рассказывали, что он не просто портфель за боссом носит, а ещё и людей для него режет. Ножом. Большой, говорят, мастер. Но, может, и врут, конечно. Сталкерам верить — себя не уважать. Хуже рыбаков, ей-богу.
— Здаров, Лёха, — сказал он.
— И тебе не хворать, Пеший.
— Теперь-то найдёшь время со Злобным перетереть?
— А что, он здесь, что ли?
— Да, в гостиничке здешней поселился. Не ради с тобой повидаться, конечно, тут большие дела стали делаться, пригляд хозяйский нужен. Так что, пойдёшь?
В интонациях отчётливо прозвучало «добром пойдёшь, или как?», но я не испугался. Здесь Злобный не хозяин, ничего он мне не сделает. Какие бы ни были ко мне претензии, они точно не перевесят бизнес-перспектив Терминала, так что не станет он рисковать тем, что Алина его отсюда просто выкинет.
— А схожу, — согласился я. — Поздороваюсь.
Пожалуй, выяснять, с чего консигнатора так разобрало, лучше тут, в дружественной мне юрисдикции, а не когда на меня очередную засаду где-нибудь устроят.
Злобный арендует один из дорогих номеров в недавно открывшейся части отеля. Этажи с такими хоромами были закрыты за полным отсутствием спроса, стояли на консервации: караванщикам подавай что попроще и подешевле. Но Алина (в любой из своих ипостасей) отлично умеет получать прибыль, так что сервисные киберы быстро привели апартаменты в порядок. Номер в несколько комнат с кабинетом — практически мини-офис с проживанием.
— Здравствуй, Лёха, — сказал Злобный, — присаживайся.
— Спасибо, Роман Терентьевич, пешком постою.
Сидеть, имея за спинкой стула Пешего, которому до меня только руку протянуть, не хочется. Мало ли как разговор пойдёт. Злобный недовольно поморщился, но настаивать не стал.
