Павел Молитвин - Сумеречный септет
— Похоже, у нас намечается пиршество, — оживленно пробормотал Даниэль, крадучись и, по своему обыкновению, как-то боком подбираясь поближе к костру. — Хорошо поспали, хорошо поедим, глядишь, и вовсе на людей станем похожи.
— Чего-то не хватает, а? — Валентин запустил пятерню в густую черную бороду и задумался.
— Музыки. Правильному пищеварению способствует тщательно подобранное музыкальное сопровождение, — сообщил Десто и полез в рюкзак за приемником.
— Да не мучь ты его, опять только треск да помехи услышишь. Надоело, — остановил его Валентин. Повел из стороны в сторону коротким, похожим на картошку носом и торжественно возвестил: — Знаю! Знаю, чего не хватает, — лаврового листа! Где-то он у меня здесь был… Даниэль, не суй нос в котел, свари лучше кофе.
— И не думал совать. Между прочим, вы заметили, какие тут странные деревья растут? Листья острые и узкие и расположены перпендикулярно земле.
— Точно. А стволы голубые и блестят, будто металлические, даже не скажешь, что это кора. Я о таких и не слыхивал.
— Обрати внимание, они все молодые, после войны уже выросли.
— При чем тут война?
— Да нет, я так просто.
— «Просто»! — передразнил Даниэля Валентин. — Ты смотри, что делаешь, кто же так кофе варит? Это же суррогат, который с молоком пьют, а не кофе!
— Сюда бы Ионату из «Счастливого якоря»…
— Не успел оклематься, а уже по девочкам соскучился?
— Что ты! Просто никто лучше ее в Порт-Андебаре кофе заваривать не умеет.
— Чревоугодник! После стольких дней воздержания ему нужна женщина для варки кофе! Чудовище! — Десто в притворном негодовании воздел руки к небу.
Холодные консервы и влажные галеты, когда мы жевали их, сгрудившись и скорчившись под наспех натянутым тентом, чуть не по колено в воде, не располагали к беседе, и вот теперь, в предвкушении близкого завершения похода и обильного горячего завтрака, словно вознаграждая себя за долгое вынужденное молчание, мы все разом начали болтать чепуху. Видимо, наступила разрядка, и я вдруг тоже почувствовал, что беспричинно улыбаюсь и мне хочется дурачиться и нести лажу. И я уже было открыл рот, чтобы извергнуть поток глупостей, но тут до меня дошло, что среди веселящихся у костра мужчин нет Батисты.
— А где Викаура? Кто видел, куда он ушел?
— Кто ж его знает!
— Придет. Как ложки ко рту поднесем, так и появится.
— Э-ге-гей, Батиста!
— Тихо, здесь я. — Он появился так неожиданно — будто из-под земли вырос. — Пока вы тут гопничаете, я успел отыскать Станцию.
Десто Рейнброд— Шутишь? — спросил Эрнест неожиданно севшим голосом.
— Какие могут быть шутки? — удивился Викаура. Он вскинул на плечо трофейный автомат, засунул за ремень три гранаты с длинными ручками. — Собирайтесь.
— А завтрак? — уныло протянул Даниэль.
— Если они обнаружат нас первыми, завтракать придется на том свете, — сухо обронил Эрнест, набивая карманы патронами для карабина.
Драться с мародерами, которые, судя по всему, захватили Станцию, мне решительно не хотелось. Я вообще человек мирный, а получить ни за что ни про что пулю в живот — благодарю покорно. Рискнуть ползать по здешним топям в надежде сорвать куш — это одно, а ввязываться в перестрелку — это мне совсем ни к чему.
Я всматривался в лица спутников, надеясь, что хоть у кого-нибудь хватит здравого смысла отказаться от участия в этой авантюре, но не тут-то было. Даже Даниэлюшка, агнец кроткий, и тот, вооружившись карабином, рассовывал по карманам штормовки гранаты. Видит Бог, Даниэлюшка с карабином — зрелище уморительное, однако мне-то было не до смеху. Уговаривать этих безумцев одуматься — все равно что пытаться остановить танк голыми руками. Делать нечего, пришлось взять несколько гранат — благо огнестрельное оружие уже разобрали — и изобразить на лице готовность погибнуть, но выбить неприятеля из этой, тьфу, чтоб ей пропасть, Станции. И зачем только я согласился участвовать в разборке архивов Масенды, зачем привлек к экспертизе Эрнеста?..
— Рюкзаки оставим здесь. Идем налегке и тихо-тихо, стрельбы по возможности не затевать, — распорядился Викаура, затаптывая костер. — Сначала понаблюдаем: если там сильная команда — придется уходить, и лучше сделать это незаметно.
— Понятно, — ответствовал за всех Эрнест, а Валентин — поэт наш доморощенный — изрек очередной свой перл:
Готовы все? Труба зовет.
Веди, Батиста, нас вперед! —
и весело осклабился, будто на гулянку приглашал.
Предводительствуемые Викаурой, мы медленно начали взбираться по склону пологого холма, у основания которого провели ночь. Не знаю, как других, а меня, несмотря на то что весь он порос высокими деревцами и разглядеть нас среди них было мудрено, все время преследовало чувство, что вот-вот в брюхо мне вкатят порцию свинца, и я невольно ежился и втягивал голову в плечи.
Я старался держаться позади и потому последним увидел Стену. Она росла и ширилась, пока не встала перед нами грозным монолитом. Ровная, огромная, несокрушимая, неприступная, словно выросшая здесь по воле Творца. Лишь кое-где из-под покрывавших ее разводов грязно-зеленых лишайников и голубоватых мхов выступал ноздреватый серый бетон, напоминая, что все это создано людьми.
Не заметив поблизости ничего подозрительного, мы подобрались к самой Стене и остановились у ее подножия.
— Сильна… — Валентин тихонько присвистнул, а Викаура сказал:
— Высота метров тридцать. И ни одного окна, ни одной двери.
— Отгородились! — буркнул Эрнест, опуская карабин. — Можно попытаться влезть, но без специального снаряжения…
— Судя по изгибу, периметр кольца будет не меньше пяти километров. Как ты полагаешь, Валентин?
— Может, и побольше.
— Значит, должен быть проход, — удовлетворенно заключил Викаура.
Вслушиваясь в их спокойные голоса, я пытался прогнать страх, но избавиться от ощущения, что за мной следят и с минуты на минуту грянет выстрел, я не мог. Черт бы побрал Эрнеста с его завиральными идеями! И зачем, спрашивается, мне понадобилась эта Станция — жил бы и жил себе спокойненько. Имел жену, дочь, да и вообще неплохо оборачивался — так ведь нет: все чего-то не хватало!..
— Двинемся в обход? — спросил Даниэлюшка, беззаботно вскидывая карабин на плечо, и, словно объясняя этот жест, добавил: — Я пока чужих следов не заметил.
— Заметишь еще, — пообещал я, нисколько не сомневаясь, что уж за этим-то дело не станет.
— Поживем — увидим. — Эрнесту явно не понравилось мое «карканье», но время для выяснения отношений было неподходящее, и он лишь раздраженно мотнул головой: — Пошли.
Мы долго брели вдоль Стены, соблюдая все меры предосторожности; мне уже стало казаться, что конца ей не будет, как вдруг перед нами открылся трехметровый проход в форме гигантского кольца, будто вырезанный сказочным великаном. С минуту мы стояли молча, позабыв об опасности, потрясенные размерами циклопической конструкции: толщина Стены была едва ли меньше ее высоты.
— Колоссально! — с нескрываемым восхищением произнес Валентин, а я, на мгновение позабыв терзавшие меня страхи и дурные предчувствия, подумал, что, пожалуй, игра стоит свеч, и попытался прикинуть объемы рабочих помещений, заключенных в Стене…
— Чтобы съесть яйцо, надо его съесть, — проворчал Валентин себе под нос и первым шагнул к проходу, заросшему низким кустарником.
Поколебавшись, я последовал за ним. Мне вовсе не хотелось заслужить репутацию труса, а оставаться на месте было так же опасно, как и идти вперед. Тем более на вид кустарник казался непроходимым, и я готов был поклясться, что люди давненько уже здесь не хаживали.
ВалентинПродравшись сквозь кустарник, сделавший проход в Стене почти непреодолимым, мы по команде Батисты растянулись в цепь и снова двинулись вперед, готовые к любым неожиданностям, но вокруг было по-прежнему тихо.
Хилый подлесок стал быстро редеть, и вскоре в промежутках между деревьями показался большой, матово поблескивающий ангар, стоящий на самой макушке холма, отделенного от нас неглубокой лощиной. Чуть левее ангара к земле припало длинное низкое здание с глухим высоким цоколем и рядом узких, похожих на бойницы окон на втором этаже. Над его крышей, прямо по центру, высился целый лес ржавых искривленных мачт с погнутыми антеннами и сетью провисших и кое-где порванных тросов.
— Это и есть Станция? — спросил Батиста, останавливаясь и с недоверием указывая в сторону неказистых строений. Эрнест пожал плечами, и Батиста продолжал не то с разочарованием, не то с упреком в голосе: — А я, признаться, представлял все это иначе: светлые коттеджи сотрудников, стеклянные полусферы куполов, словом, что-то этакое, фантастическое.
