Энн Леки - Слуги меча
— Ты беспокоишься за ее здоровье?
Доктор чуть не подпрыгнула на своем месте от возмущения.
— Не в этом дело! — Вспомнила, с кем разговаривает. — Сэр. — Сглотнула, подождала, но я ничего не сказала. — Она очень волнуется. Похоже, у нее какой-то эмоциональный стресс. Это понятно. Совершенно нормально для салаги-лейтенанта, получившего свое первое назначение. — Говоря это, она осознала, что я, наверное, обладаю исчерпывающим опытом по части того, что является нормальным для очень юных лейтенантов на их первом месте службы. Пожалела, что заговорила, пожалела мимолетно, что пришла сюда, чтобы противостоять мне, обвинить меня. Лишь на мгновение.
— Совершенно нормально в сложившихся обстоятельствах, — согласилась я, однако имея в виду совсем другое.
— И я не смогла помочь ей, потому что вы забрали все до одного препараты, которые я могла ей дать.
— Да, — признала я, — забрала. А в ее организме было что-нибудь, когда она прибыла сюда? — Я уже знала, каким будет ответ, но все равно спросила.
Доктор, удивленная моим вопросом, прищурилась, но лишь на мгновение.
— Она выглядела так, словно что-то приняла, когда пришла в медсанчасть из челнока. Однако, когда я ее исследовала, там ничего не было. Думаю, она просто устала. — Едва заметная перемена ее позы, изменение эмоционального фона, которое я уловила, сообщили мне, что сейчас она размышляет над важностью моего вопроса, над странным несоответствием того, как лейтенант Тайзэрвэт выглядела, на ее профессиональный взгляд, и тем, что сообщили показания приборов.
— Есть ли в ее документах какие-нибудь рекомендации или указания о применении препаратов?
— Нет, ничего. — Казалось, доктор не пришла ни к какому заключению. Не говоря уже о том, к которому пришла я. Но теперь она явно испытывает любопытство, а от былой злости не осталось и следа. — Недавние события оставили тяжелый след в каждом из нас. А она очень молода. И… — Она засомневалась. Наверное, чуть было не сказала, что сейчас уже все на борту корабля знали, как я разозлилась, когда лейтенанта Тайзэрвэт назначили на «Милосердие Калра». Настолько, чтобы перестать петь на несколько часов.
Теперь уже весь экипаж понимал, что это значит. Стал даже находить утешение в том, что есть столь очевидный способ узнать, все ли идет так, как следует.
— Ты собиралась что-то сказать? — ровным голосом спросила я, придав лицу нейтральное выражение.
— Я думаю, она чувствует: вы не хотите ее здесь.
— Не хочу, — подтвердила я. — Действительно.
Врач покачала головой, она не поняла.
— Прошу снисхождения у капитана флота. Вы могли отказаться взять ее.
Я могла отказаться взять ее. Оставить на стыковочном причале дворца, когда уходил челнок «Милосердия Калра», и не вернуться за ней. Я всерьез раздумывала об этом. Я уверена: Скаайат поняла бы это и ухитрилась бы обнаружить, что ни один пристыкованный в порту корабль не может подбросить юного лейтенанта на «Милосердие Калра», пока не станет слишком поздно.
— Ты дала ей что-нибудь?
— Кое-что, чтобы она уснула. У нее был конец дня. Вот и все, что я смогла сделать. — Это и сердило доктора, а не только мое вмешательство в ее сферу, то, что она оказалась неспособна помочь.
Я не удержалась от быстрого, моментального взгляда. Лейтенант Тайзэрвэт спит, но не глубоко. Не безмятежно. По-прежнему напряжена, все тот же приглушенный фон обеспокоенности.
— Доктор, — сказала я, возвращая свое внимание туда, где находилась сама, — ты совершенно права, что на меня злишься. Я ожидала, что ты рассердишься, и предполагала, что ты будешь протестовать. Я была бы разочарована, если бы ты этого не сделала. — Озадаченная, она сощурилась, по-прежнему держа на коленях руки, стиснутые в кулаки. — Доверься мне. — Большего я пока сказать не могла. — Я — неизвестная величина, я… не из тех, кому обычно дают командные должности. — На лице врача промелькнуло понимание, потом — тень отвращения и тут же — смущение оттого, что она это почувствовала, ведь она понимает, что я способна это видеть, что я почти наверняка наблюдаю за ее реакцией. Врач отремонтировала мои имплантаты, которые я деактивировала и повредила, чтобы их скрыть. Врач знает, кто я такая, как больше никто на борту, кроме Сеиварден. — Но доверься мне.
— У меня нет выбора, не так ли, сэр? Мы отрезаны от всех, пока не достигнем Атхоека, и мне некому пожаловаться. — Она раздражена.
— Пожалуйся на Атхоеке, когда мы туда доберемся. Если у тебя еще останется такое желание. — Если там будет кому пожаловаться, чтобы из этого вышел хоть какой-то толк.
— Сэр. — Она поднялась, удержавшись от того, чтобы не выпалить еще что-то. Неуклюже поклонилась. — Можно идти?
— Конечно, доктор.
С лейтенантом Тайзэрвэт все было непросто. Ее официальная биография — сухое перечисление фактов — сообщала, что она родилась и выросла на планете, третий ребенок одного из родителей и второй — другого. Она получила образование, как у любого обеспеченного радчааи из знатной семьи средней руки. Ей хорошо давалась математика, имелся энтузиазм по отношению к поэзии, но не хватало одаренности, и совсем не было успехов в истории. Ей поступало денежное содержание от родителей, но не было никаких видов на наследство. Она впервые попала в космос, когда отправилась на обучение.
Таким образом, читая между строк, можно понять, что ей не светило ни занять заметное место в своем клане, ни унаследовать чье-либо богатство и положение, ни оправдать особые ожидания, и, несомненно, родители ее любили и баловали до самого дня отъезда на военную службу. Их переписка это подтверждала. Братья и сестры, все — старшие, казалось, не возмущались ее положением любимицы, но относились к этому спокойно и лелеяли ее почти так же, как родители.
Взбалмошная — так отозвалась о ней Скаайат Оэр. Легкомысленная, подумала я, увидев приобретенный, безусловно, цвет ее глаз, и данные тестов на способности наводили на ту же мысль. Они не предполагали в ней самообладания. Не предполагали и раздраженного недовольства, в которое она впала вскоре после того, как поднялась на борт «Милосердия Калра».
Ее инструкторы встречали таких раньше и потому относились к ней сурово, но не жестоко. Некоторые из них, несомненно, имели своих малышек-сестер, и в конце концов ей был предназначен административный пост. Едва ли имело какое-то значение, если в условиях сильно пониженной гравитации ей не удастся удержать свой ужин, — с той же проблемой сталкивались многие другие новички-лейтенанты, особенно если им недоставало опыта пребывания в космосе.
Два дня назад Тайзэрвэт проходила обследование в медсанчасти. Корабль подключался, чтобы воспринимать ее во всей полноте данных, как и остальных членов экипажа, — а значит, теперь и я могла это делать. Тем временем солдаты подразделения Бо просмотрели весь багаж лейтенанта до последнего миллиметра и пришли к довольно точным заключениям о ее истории. К невежеству они были вполне готовы: салага, только что завершившая обучение, — объект для насмешек и причина раздражения. Но они также готовы были проявить сочувствие и некоторую — авансом — гордость. Любые будущие достижения Тайзэрвэт станут их заслугой, ведь, в конце концов, это они ее вырастят. Научат всему действительно важному. Они готовы были стать ее солдатами. Искренне желали увидеть ее таким лейтенантом, под началом которого можно было бы с гордостью нести службу.
Мне так хотелось, чтобы мои подозрения оказались неверны.
Вахта прошла, конечно, без всяких событий. Врач после нашей встречи отправилась в командную рубку, злиться она не перестала. Солдаты подразделения Амаат лейтенанта Селиварден тренировались и мылись, вскоре они заберутся в свои койки, устраиваясь на привычных местах, пихая друг друга и обмениваясь время от времени репликами негодующим шепотом, — места, чтобы вытянуться как следует, там немного. Солдаты Этрепа лейтенанта Экалу отмывали дочиста и так уже почти безукоризненные каюты и коридоры, за которые ответственны. Лейтенант Тайзэрвэт будет спать еще почти четыре часа.
Я пошла в маленький корабельный спортзал, несколько последних солдат подразделения Амаат стремглав исчезли с моей дороги. Попахала там часок. По-прежнему взбешенная, взмокшая после тренировки, отправилась в тир.
Все это имитация. Никому не нужно, чтобы по такому суденышку летали пули, особенно когда за бортом абсолютный вакуум. Целями были картинки, которые корабль проецировал на дальнюю стену. Оружие громыхало и давало отдачу, будто стреляло настоящими пулями, но из него исходил только свет. С ним я не столь разрушительна, как мне сейчас хотелось, ну да ладно, сойдет.
Корабль понимал мое настроение. Он выставил целый ряд мишеней, одну за другой, очень быстро, и я поразила их все, почти не думая. Перезарядила оружие — на самом деле, никакой необходимости в этом не было, но, будь оно настоящим, его следовало бы перезарядить, и потому процедура тренировки тоже того требовала. Я палила снова и снова, опять перезаряжала и продолжала стрелять. Этого оказалось недостаточно. Видя происходящее, корабль выставил движущиеся мишени, дюжину одновременно. Я вошла в знакомый ритм: веду огонь, перезаряжаю, веду огонь, перезаряжаю. В памяти всплыла песня — меня всегда сопровождала какая-нибудь песня. Эта — длинная эпическая, повествование о последнем споре между Анаандер Мианнаи и ее бывшей подругой Наскаайа Эскур. Поэтесса была казнена полторы тысячи лет назад — ее версия этого события представляла Анаандер злодейкой и заканчивалась обещанием, что мертвая Наскаайа вернется, чтобы отомстить за себя. В пространстве Радча эта песнь почти забыта, потому что ее исполнение, а возможно, даже знание о ее существовании легко могли стоить гражданину полного перевоспитания. В некоторых местах за пределами влияния Радча ее еще можно услышать.
