Михаил Ахманов - Путь на Юг
Он медленно брел по палубе, едва замечая странную неуверенность своих движений; шаг словно бы стал размашистей, ноги — длиннее, плечи — шире. Его покачивало, но не от слабости, а скорее от излишка неконтролируемой энергии и силы. Что-то с координацией, мелькнула вялая мысль.
Сзади раздалось покашливание. Одинцов поднял голову. К нему важной поступью шествовал Арток бар Занкор, целитель. Лысый череп сверкает на солнце, подбородок выставлен вперед, длинная черная тога полощется на свежем ветру, на шее — серебряная цепь. Подошел, ткнул сухим кулачком в бок:
— Ну как, октарх, лечение помогло?
Одинцов усмехнулся, склонил голову:
— Можно было бы повторить, почтенный бар Занкор.
— Это уж твое дело, я тебе не поставщик девок. — Одновременно он пощупал ссадину на скуле, синяк на ребрах, потом, стиснув пальцами острый подбородок, уставился в затуманенные глаза пациента. — Нет, Рахи, что-то с тобой не в порядке. Старый Арток знает, что женщина — лучшее лекарство для солдата, но, видно, на этот раз простыми средствами не обойдешься. Мне кажется, что Рат вышиб тебе половину мозгов, а их и так было не слишком-то много. — Он задумчиво покачал головой. — Ладно, погуляй, а после заката приходи ко мне.
— Куда? Где тут твой лазарет? — спросил Одинцов.
Кустистые брови целителя взлетели вверх.
— Ты даже этого не помнишь, Аррах Эльс бар Ригон? Придешь на корму стагарта, первая дверь слева. Ты левое от правого еще отличаешь, мой благородный господин?
Он резко повернулся и зашагал прочь.
Одинцов потер виски. Значит, не просто Аррах, еще и Эльс… И даже благородный господин… Ничем не хуже Георгия Одинцова, полковника в отставке…
Прислонившись к перилам фальшборта, он окинул взглядом палубу. Стагарт, морской плот, был огромен — двести метров в длину, пятьдесят в ширину. Пять прочных длинных мачт возносили вверх серые квадраты парусов; устойчивый бриз тянул с юга, превращая полотнища в гигантские, выпуклые и упругие подобия женской груди. Алый кружок в центре каждого паруса довершал сходство.
На носу и корме высились двухэтажные надстройки с галереями и ведущими к ним лестницами. Носовая была казармой и матросским кубриком, и, кроме мореходов, в ней сейчас вольготно разместились шестьдесят четыре бойца алы Рата. Но из подслушанных разговоров Одинцов знал, что на обратном пути туда набьется сотня хайритских наемников, а славные солдаты Береговой Охраны будут ночевать на палубе, вместе с матросами и рабами.
Кормовая надстройка, с резными столбами и выступающей широкой галереей, служила складом; здесь же обитали те, кто властвовал над судном и вел его в море по картам, звездам и светилам, — капитан-сардар, его помощник и офицеры-навигаторы, а вместе с ними — судовой казначей и целитель бар Занкор, глаза и уши Ведающих Истину.
Обширное пространство между второй и третьей мачтами занимал огороженный загон. Там сгрудились какие-то животные, похожие на крупных овец; вокруг изгороди лежали плотно увязанные кипы сена. Палуба перед загоном была покрыта плотно утоптанной глиной. На этой площадке торчали трубы десятка очагов с вмазанными в них большими котлами и широкими топками; рядом суетились женщины — Одинцов заметил, как одна из них весело махнула ему рукой. Зия?..
Середину палубы заваливали тюки и бочки — огромные, в рост человека; по ее краям, у фальшборта, торчали рукояти рулевых весел и угрожающе тянулись к небу рычаги катапульт. На веслах стояли матросы, обожженные солнцем крепкие молодцы со светлыми выгоревшими волосами. Вдоль ряда камнеметных машин прохаживался часовой в полном вооружении, с дротиком в руках. Видимо, из окты, что размещалась рядом с солдатами Рахи; Одинцов заметил, что соседи исчезли еще до обеда.
Он перегнулся через перила. Прозрачная вода плескалась в двух метрах внизу, омывая торцы неохватных смоленых бревен, на которых, подпираемый лесом толстых брусьев, держался палубный настил. Кое-где сверкающую морскую гладь прорезали острые плавники саху — вертких, похожих на торпеды тварей с тройным рядом зубов в пасти. В километре слева и справа, вздымаясь будто бы прямо из воды, виднелись одетые парусами мачты. Одинцов смог разглядеть их и позади, на юге; казалось, стагарт тянется за стагартом до самого горизонта. Но он знал — откуда?.. почему?.. — что в поход к северным берегам вышло только два десятка гигантских плотов, малая часть великого флота Айдена.
* * *Ужинали тут засветло. Прожевав сухари с острым соленым сыром, Одинцов выпил кружку кислого вина и направился в свою каморку. Во время еды скуластый хитроглазый Чос неоднократно бросал на него вопросительные взгляды — то ли хотел что-то сказать, то ли ему были нужны какие-то дополнительные распоряжения. Одинцов остановился на пороге, коротко бросил:
— Всем спать.
Других указаний не потребовалось — парни начали разбредаться по лежакам. Вероятно, Рахи пользовался у воинов своей окты непререкаемым авторитетом.
Одинцов вошел к себе, предусмотрительно наклонив голову, высунулся в окошко и поглядел на оранжевое светило. Пожалуй, до заката оставалось часа два. Он подождал, пока гул голосов и шарканье ног в соседней каюте сменится ровным похрапыванием, снова вытащил «зажигалку» и уставился на нее. Не исключалось, что эта странная вещица, продукт высокой технологии, попала сюда вместе с ним. Но если так, то в чем же ее назначение?
Он покопался в памяти. По-прежнему пусто. Ничего! Он не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь раньше такой прибор. На гладком корпусе цвета слоновой кости не было никаких надписей — ни маркировки, ни названия фирмы-изготовителя. Впрочем, это ничего не означало; многие устройства, которыми он пользовался в прежней жизни, были анонимными.
Может быть, он участвует в каком-то эксперименте? Предположим, этот приборчик, похожий на зажигалку, надо проверить в полевых условиях… Возможно ли это? Да, разумеется… Такая проверка вполне могла являться порученным ему заданием. Правда, оставалось несколько маленьких неувязок — скажем, какое отношение полковник Одинцов имеет к этой непонятной штуке. Что он должен проверить? И почему именно он? Наконец, каким образом эта вещица попала в мешок октарха Рахи? И не просто попала, а оказалась тщательно запрятанной…
Одинцов повертел блестящий параллелепипед в руках, еще раз попробовал осторожно стянуть прозрачный колпачок, но тот не поддавался. Вдруг у него мелькнула новая мысль; он прижал кнопку на торце и опять дернул колпачок. Раздался чуть слышный треск, и хрустальная чечевица, похожая на крохотную лупу с загнутыми краями, соскочила с корпуса. За ней тянулся жгутик тончайших проводов, веером разбегавшихся на конце и присоединенных к диску диаметром в три-четыре миллиметра. От диска в глубь устройства шел единственный провод, и Одинцов не сомневался, что он присоединен к контактной кнопке.
Прибор выглядел чрезвычайно простым — немалый опыт Одинцова подсказывал, что это, скорее всего, какое-то сигнальное устройство. Он придвинулся к окну, пытаясь в свете закатного солнца рассмотреть маленький диск. Полупрозрачная масса, а в ней — паутинная вязь блестящих жилок с утолщениями, похожими на бусинки… Несомненно, чип, микросхема. Однако раньше ему не доводилось видеть таких микросхем. В этом он был уверен, несмотря на провалы в памяти.
Аккуратно собрав прибор, он сунул «зажигалку» в тайник и потер кулаками уставшие глаза. Конечно, он не был специалистом по микроэлектронике, но в силу прежних своих занятий немного разбирался в подобных вещах. И сейчас преисполнился уверенности, что эту штуку сделали не на Земле.
Земля! Впервые подумав о ней, он замер, ожидая, что слово потянет цепочку ассоциаций. Но память по-прежнему молчала.
Солнце садилось. Огромная оранжевая тарелка, висевшая над морем, меняла цвет, отливая сначала ярко-алым, красным, потом — темно-вишневым. Внезапно по сторонам солнечного диска развернулись пылающие огненные крылья, потекли, заструились, охватывая горизонт. Море вдали сверкало багрянцем; постепенно его гладкая поверхность темнела, становилась лиловой, поглощая окрыленное светило. Вдруг серебристые дорожки рассекли лиловую мглу, сверкнув в полумраке, будто клинки невероятно длинных рапир. Одинцов, потрясенный этой феерией красок, вздохнул и, высунувшись в окно, повернулся к востоку — там, одна за другой, стремительно всходили две луны.
Он вышел на палубу. На огромном плоту царили тишина и безлюдье, только у рулевых весел маячили неясные фигуры, да часовой, покачивая дротиком, прохаживался вдоль борта. В топках очагов еще рдели угли, рядом с их теплыми боками скорчились женские фигурки. В загоне тоже было тихо; овцеподобные животные, сбившись в плотную кучу, мерно пережевывали жвачку, их кроткие глаза поблескивали в свете лун, серебристой и бледно-золотой.