Вадим Денисов - Генетический взрыв
Что же, времена меняются, теперь мы в откате, глядишь, опять начнём делать самшитовые подшипники… В общем, там не пройдёшь, а сосны и буки, способные укрыть группу от НЛО, начинаются выше.
Есть опасность встречи с медведем. Не успел я отойти на пару шагов от машин, как наткнулся на совсем свежий след. Специфический, не спутаешь… Куча чёрного с зеленью помета. Я присел и поднёс ладонь поближе — она ещё испускала тепло, легко определяемое кожей на холодном горном воздухе. След в виде примятой травы уходил за ограду, к недострою зверь не пошёл. Здоровый, взрослый, судя по размеру кучи. Если пройти к реке, к водопою, то наверняка можно будет увидеть отпечатки огромных когтистых лап. Медведь определенно вёл себя как хозяин.
На рассвете они начинают свои охотничьи маршруты восхождением от Мзымты, движутся по ущельям и распадкам, а потом, уходя с сочных лугов, поднимаются ещё выше. Кого выслеживают? Главный приз — молодой турёнок, взрослого тура медведь на крутизне не догонит. Чаще же на границе альпийского пояса и ниже задирают диких свиней. А ведь у кавказских медведей была устойчивая репутация вегетарианцев… Но это в былом. Куда он выберет путь после водопоя, где у него берлога? Не вздумает ли косолапый возвращаться по тому же пути, по которому поднялся? Тогда возможна встреча на узенькой дорожке, в горах никакие разъезды не предусмотрены.
Грузовик пришельцы спалили, вместе с зенитной артустановкой. Пешком по автодороге не двинешься, тем более с двумя ранеными. В группе Залётина всего один боец на ногах, как он их потащит? Хорошо, что они ещё отстреливаются иногда.
Чёрт, пока что могу только ждать. Иначе дурь получается: ладно, если сам помру без пользы, так ещё ребят своих положу, а застрявшую группу не вытащу. Открытое пространство, перед пулемётом не побегаешь.
— Юлий Павлович, наколдуй уже что-нибудь, а? — вздохнув, попросил я.
— Ставьте оружие, заряжу, как заслуженный экстрасенс России, — буркнул тот. — Да отвалит она, отвалит, им окрестности контролировать надо.
— Твоими бы устами…
— Я эту публику знаю, — самоуверенно заявил уфолог.
— Кто бы сомневался, — серьёзно подтвердил его слова Данька.
Этот недостроенный двухэтажный дом, на втором этаже которого расположилась группа — отличная позиция. Ульяновский пикап, прокачанный по максимуму тяжёлый внедорожный монстр, на котором мы приехали, стоит внизу, чуть поодаль, укрытый кустами и деревьями. Сбегать бы к нему, да не получается, корабль гугонцев в любой момент может выскочить снизу, он всё ещё болтается где-то там, у Мзымты.
По другую сторону автострады стоит дом абхазского типа на сваях с длинной дощатой террасой по кругу. Двери и окна в этом мрачном доме крест-накрест заколочены кривоватым тёсом, а вокруг разрослись настолько бурные дебри лавра и терновника, что подойти к нему почти невозможно.
Позади недостроя узкий асфальтовый подъезд окружают заросли азалии. За этими зарослями, за их редкой трепещущей листвой, в размытой дымке и в стрелах солнечного света, падающих сквозь тучи в бездонные пропасти, бежит к морю Мзымта. А вокруг неё под надзором белых громад Главного Кавказского хребта лежит загадочная горная страна, всё такая же закрытая и неизведанная, как и сотни лет назад. Здесь наши бились с фашистами, останавливая их полчища, среди этих гор под зеленым знаменем пророка погибали последние отряды Шамиля, в этих местах закончилась Великая Кавказская война. Здесь в районе ближе к Старому Адлеру пошёл в свою последнюю атаку Бестужев-Марлинский. Теперь трехпогибельный Кавказ угрюмо смотрит на последнюю, может быть, войну человечества.
— Уйдёт она, я чувствую, — услышал я голос уфолога.
Ну-ну.
Я посмотрел на часы. Есть ещё девять минут. Если ничего не случится в нашу пользу, то придётся воевать в этих условиях.
Древность лежала вокруг…
Вид отсюда сумасшедший. Залётин порой называет такие панорамы давно забытым словом бельведеры, что и переводится, как «прекрасный вид».
В этом слиянии двух ущелий, чуть выше которого была природная площадка, годная для строительства, издревле жили, как мне казалось, очень патриархальные, но по-своему счастливые люди, даже если это были неудачливые монахи. Но не они мне представились, а простые деревенские жители, настоящие труженики. Прохладными вечерами они сидели у распахнутых дверей своих нехитрых домов, покуривая вырезанные из кукурузного початка трубки, и почти не разговаривали — всё давно высказано, ничего нового не происходит. Загорелые босоногие детишки в глиняных кувшинах несли свежую воду из реки, морщинистые женщины готовили возле открытого очага с огромным подвесным котлом нехитрый ужин, в котором нет шашлыка, как и мяса вообще, выпечка, мамалага да сыры… Старики безмолвствовали, положив руки на кинжал, и их седые брови прикрывали боевой ещё блеск глаз.
Да, ровно так всё оно и было.
Ближе к горе высится небольшой лесок. Это знаменитые лермонтовские чинары, то есть платаны. А есть ещё чинарь, так в просторечье именуют буковое дерево. Буковые орешки — «чинарики» — содержат много масла, которым раньше заменяли так называемое прованское, то есть оливковое. Их очень любят полудикие свиньи местной породы. Рядом с крошечным поселением раскинулись виноградники, небольшие поля кукурузы и табака.
В картине не хватало только арбы, медленно ползущей по дороге, старой повозки с лёгким грузом, которая нагружена более чем доверху. Пусть это будет кукуруза, здесь всегда любили кукурузу. Что бы делали горцы, не завези европейцы из Америки эту выгодную культуру… Нет, нужны ещё и кувшины с вином сорта изабелла, тогда старая арба будет приятно скрипеть и чуть слышно погромыхивать, съезжая на обочину к абхазскому или греческому дому. И пусть недавно пройдёт дождь. От этого мне будет казаться, что снопы блестят серебром.
Если бы у меня хватило воображения и остроты восприятия, я бы, пожалуй, написал литературный этюд, посвященный этому мистическому месту.
Неподалёку отсюда расположена видовая площадка, прямо над обрывом. Когда-то там в любую погоду останавливались большие экскурсионные автобусы, идущие из санаториев на Поляну. Из открывшихся дверей выплёскивались легко одетые люди с фотоаппаратами, спешащие нащёлкать как можно больше кадров горной теснины Ахцу, перед этим успевшие заснять красивейшие известняковые пропасти Ахштырского ущелья, это был обязательный элемент программы. Все отдыхающие, приезжающие на Красную Поляну, обязательно имели в семейном архиве такие снимки. Жизнь кипела.
Теперь же мы имеем одичавшую поляну с постепенно рассыпающимися зданиями.